Эфириус 4. Битва за рай (СИ) - Княжева Анастасия

Эдем живой невозможно. Но пилюли забвения... Я послушал твою версию событий. Очень трогательно. Но неубедительно. - Он бросил окурок на пол и затушил его каблуком. -Фредерик не купился, детка, и направил меня сюда решить твой вопрос. Он хочет знать, кто ещё в курсе того, что происходит на рудниках?

- Никто, - прошептала я, глядя с испугом на Шона.

- Правду, Карина, правду! - Он неожиданно подскочил ко мне и обхватил мою голову руками. Чёрные кожаные перчатки эмпатии немного нагрелись. - Ну же, скажи то, что я хочу узнать, и возможно, Фредерик над тобою сжалится!

Я стиснула зубы крепче.

- Кому ты сообщила о рудниках? Этому мальчику, который вечно крутится подле тебя? Как его там, Даниэль?

Я промолчала. Напрягла мышцы лица, чтобы не выдать ответ. Наночип блокировал действие перчаток! Я это поняла по пристальному взгляду Шона: он не мог меня прочесть.

- Нет? - Он отпустил мою голову, отошёл на шаг. - Может, тогда тем братьям-юмористам? Тоже нет? А как насчёт твоих лучших подружек, а Карина? Мария, Майя. Она ведь ждёт ребёнка.

- Чудовище! - выплюнула я. - Оставь их в покое! Они ничего не знают, мерзавец!

- Продолжай, моя девочка, продолжай. Ты столько раз всаживала в меня слова, словно клинок, что они больше не ранят.

Я резко дёрнулась вперёд. Цепи зазвенели.

- Ложь! Я ничего для тебя не значила, Шон! Никогда! Иначе бы ты так со мной не поступил!

- Ошибаешься, моя дорогая, - резко прервал меня он. - Ты была для меня целым миром, настоящей ожившей фантазией. Такой восторженной, правильной, чистой, что заставляла вспоминать о человеке, которым я был когда-то давно и от которого уже почти ничего не осталось. В тебе был свет, моя милая Мандариновая девочка, и его хотелось оберегать.

Я смотрела на Шона широко распахнутыми глазами, жадно ловя каждое слово. Неужели он наконец сбросил все свои маски? Но то, что под ними скрывалось, вызывало отвращение, ужас.

- Кстати, об этом. Ты столько раз у меня спрашивала, почему я украл твой прототип. Видишь ли, раньше я не мог откровенно ответить на этот вопрос, но сейчас могу. Я его не крал, моя дорогая. Я хотел сделать его для тебя.

- Нет. Это неправда!

- Разве, Карина, разве?.. Подумай. Помнишь ту ночь, когда ты поделилась со мной идеей конвёртера? Ты была тогда такой нежной, такой уязвимой и смотрела на меня с такой любовью, что на меня что-то нашло. Рассудок временно помутился, и я позабыл о всех своих правилах. Как ты там назвала нашу работу? Дикой бешеной гонкой на выживание? Так вот я захотел тебя аккуратно из неё вывести. Я не мог выкупить себе свободу, что бы ни сотворил: Эдем слишком сильно во мне нуждался. Но ты была никем, тёмной лошадкой. Одарённой, не спорю, но сколько таких же, как ты, видели стены Пантеона? Пока твоя звезда не засияла, я бы мог вызволить тебя из храма творцов в обмен на твою дополненную фантазию - устройство, которое поставило бы всех творцов под удар. Многие бы погибли раньше отмеренного им срока, но мне было на это плевать. Твоя жизнь была для меня дороже их. Но ты всё испортила. Бросила меня именно тогда, когда я к тебе привязался. Дурман рассеялся, и теперь мы имеем то, что имеем. Я вынужден тебя допрашивать, Карина. Если понадобится, даже пытать, и единственный способ это остановить - сказать мне правду.

Я промолчала. Шон подошёл ближе, почти вплотную. Навис надо мной.

- Что ж... чего-то подобного я от тебя и ожидал. Но учти: своим упрямством ты подписала приговор всем друзьям.

Я резко дёрнулась, с мольбой в голосе вскрикнула:

- Пожалуйста, Шон! Не трогай их! Они ни в чём не виноваты!

- Пожалуйста, Шон. Мне нравится, как ты это произносишь. - Он медленно провёл пальцами по моей скуле, огладил контуры губ, а затем жадно накрыл их своими. Я замерла, дрожа, изнывая от ужаса. Шон отстранился. - Но мои предпочтения не играют роли. Я проведу тебя через все стадии отчаяния, дорогая. Страдания очищают душу. Можешь этим утешиться. И кстати, - хрипло прошептал он мне на ухо, - тебя сдал не я.

Цепи загремели.

- НЕТ! ЭТО НЕПРАВДА! ТЫ ВРЁШЬ! - прокричала я, но Шон вытащил из кармана прямоугольную полоску изоленты и заклеил мне рот. Оставалось только отчаянно биться, мычать. По щекам потекли слёзы.

А Шон развернулся на каблуках и направился к выходу из камеры. У самой двери остановился и бросил, не оборачиваясь:

- Думай, Карина, думай.

Глава 19. Пять материализованных телевизоров

За 5, 5 ПМ до «Сейчас»

Шон ушёл, и камера снова погрузилась во тьму. Я безвольно повисла на цепях, захлёбываясь слезами, всхлипывая, шмыгая носом. Холод, физическая боль, тошнотворные запахи - всё отошло на задний план, уступив место страху.

«Кто же меня сдал?» - эта мысль неустанно крутилась в голове, заставляя мозг лихорадочно вспоминать события прошедших дней, анализировать ситуацию.

Если Шон не соврал, то первым на очереди в кандидатуры доносчика был Торнтон. Он меня ненавидел, желал избавиться и вполне мог установить за мной слежку. Игры со временем должны были быть его заслугой. А поджидавшие меня карлёты стражей говорили о спланированной операции. Но почему тогда Шона не арестовали?

Нет. Торнтон, скорее, участник, чем организатор. Что, если инициатор засады Лана? Возможно, её тени подслушали наш разговор с Даниэлем, правильно его истолковали и донесли Штольцбергу. Взамен на свободу для дорогого ей человека. Но тогда почему она не пришла сюда позлорадствовать?

Так, надо подумать.Кто вообще был в курсе происходящего?

Друзья бы меня не сдали, Йен тоже. Бунтовщики? Их бы выдали подписи на хрустальной бумаге, и Дориан бы меня остановила. А что, если госпожа Мариам всё это и организовала? Почувствовала, что наша миссия провалится, и решила спасти себя?

Нет, Дориан пойдёт до конца, не испугается. К тому же, Штольцберг, узнай о её двуличии, никогда бы не оставил в живых.

Ирена не подходит, Берд тоже.

Значит, оставалось только два варианта. Либо всё-таки Шон меня обманул и сдал Штольцбергу. Либо это сделала Лана. Но Шону незачем было врать.

Тогда остаётся Лана.

Вероятнее всего.

Подобные мысли отвлекали. Было легче пытаться вычислить предателя, чем думать о том, что станет с моими друзьями.

Вскорости мне завязали глаза и перевели в другую камеру. Наверное, опасались, что я запомню дорогу. Новая тюрьма была меньше старой, дальше от света и гораздо противней. Я сидела на цепи, как собака, изнывая от страха. Ошейник созидать не давал, иначе давно бы сбежала.

Сутки меня не кормили. Только под вечер принесли полстакана воды. На следующее утро выдали ломоть хлеба, на обед какую-то склизкую кашу. К еде я не притронулась.

Несколько дней пронеслись в душевных терзаниях. Галлюцинации усилились. Иногда я проваливалась в них, разговаривала с мамой, отцом, и в нескольких мгновениях забытья находила своё облегчение. Моё сознание медленно угасало, но я была только за. Сумрак сгущался...

Внезапно дверь камеры приоткрылась, впуская вместе с собой яркий свет и двух охранников, которые брыкавшуюся меня опять приковали к стене.

Мужчины ушли. Я смежила веки, как услышала негромкие размеренные шаги.

- Небольшая предосторожность. Учитывая твой темперамент, Карина, вполне оправданная, -тихо произнёс Шон, заходя внутрь. - Говорят, ты отказываешься есть. Если продолжишь в том же духе, тебе в горло введут трубку и будут кормить насильно через неё. Ты этого добиваешься?

- Что с моими друзьями, Шон? - глухо спросила я.

- Ты всё ещё о них беспокоишься? Что ж, я расскажу тебе про их судьбу, даже покажу. Если ты пообедаешь. - Я окинула его презрительным взглядом, плотней сжала губы. - Понимаю. В меню не те деликатесы, к которым ты, моя дорогая, привыкла. Всего лишь перловка. Но она поможет поддержать твои силы. Ты ведь не хочешь из-за слабости и головокружения пропустить часть той информации, которую я планирую тебе сообщить?

Желание услышать, что стало с друзьями, отчаянно боролось с ненавистью к Шону.