На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия

Он замолк, и стало слышно, как тикают на стене ходики.

— Яровед собирается устроить у твоего крыльца представление, — едва слышно проговорила Марта и подняла на Пелагею влажные глаза. — Хочет подбросить тебе убитую арнию, чтобы ему поверили.

Майя в течение рассказа не проронила ни слова. Ее переполнял стыд. Признайся она, что Яровед — ее родной дедушка, как на нее смотреть станут? Наверняка ведь от прежнего добродушия и крохи не останется. Кто она? Внучка мошенника. Стало быть, и сама мошенница. Яблочко от яблоньки…

Теора участливо наклонилась к ней, жемчужный водопад волос заструился до самого пола.

— Загрустила наша Майя. Случилось что?

Девочка беззвучно помотала головой и сглотнула комок в горле. Ее выдали навернувшиеся на глаза предательские слёзы. В носу защипало. Майя зажмурилась и сжала зубы. Но это не помогло.

— Ы-ы-ы-ы! — заревела она.

— Что еще за «ы-ы-ы»? — передразнила Юлиана. — Выкладывай! Бить не будем.

— А не вы-ы-ыгоните? — всхлипывая, спросила та.

— Даже если ты какой кавардак учинила, не выгоним, — пообещала Пелагея. Тогда Майя честно созналась в том, кто она, откуда и с какими престарелыми родственниками имела несчастье скитаться по свету.

— Стало быть, внучка отпетого негодяя? — съехидничала Юлиана и тотчас рассмеялась. — А я-то думала, в кого она такая неряха и вещи постоянно разбрасывает!

Пелагея прониклась сочувствием, выудила из ящика комода теплые шерстяные носки и протянула девочке. Та засмущалась, отсела в сторону.

— Бери! — сказала Юлиана. — Она вяжет их по любому поводу!

— А вот и неправда, — притворно обиделась Пелагея. — Скоро, между прочим, праздник в честь окончания листопада. Вот я и связала заранее. Кстати, я ведь еще арнию связала! — вспомнила она. — Один к одному, от живой не отличить! Правда, она не двигается… Но это пустяки. Знаете, сколько я времени потратила, чтобы собрать в лесу перья и покрасить их в медный цвет?!

— А что ты будешь делать с этой фальшивой птичкой? — поинтересовался Пересвет.

— Подвешу ее к потолку на канате. Для праздника лучшего украшения и не придумаешь.

— Нет, — резко поднявшись, сказал Киприан. — Мы найдем ей более подходящее применение. Говорите, Яровед собирается устроить спектакль с арнией в главной роли? Ну так мы ему покажем.

Он промчался по комнатам пёстрым вихрем, проверил, не следит ли кто из окон, и подозвал друзей. Они сгрудились над столом в гостиной, точно заговорщики. Кекс с Пирогом навострили ушки и высунули языки. Только кот Обормот восседал на своем излюбленном «троне» с царственным равнодушием.

Они долго совещались, спорили — по большей части шёпотом. Юлиана, как обычно, была против, но Киприан ввернул пару убедительных доводов, и она сдалась. От Марты слышались лишь восхищенные охи да вздохи. Теора не преминула заметить, насколько хороши план с его составителем, чем заслужила безмолвный упрёк со стороны Незримого. Пересвет выглядел подавленным: Рина за всё время совещания ни разу на него не взглянула.

— Теора, Марта, приведите птицу в порядок. Если где какие изъяны — исправьте. Пелагея, растолчёшь ягод рябины. А уж я прослежу, чтобы настоящих арний охотники не тронули, — закончил Киприан и отправился в гамак, набираться сил перед ночной вылазкой.

— Погодите, погодите! А я? Что делать мне? — воскликнул Пересвет, когда «заговорщики» начали расходиться.

— Как что? — издевательски бросила Марта. — Книгу свою пиши. Вдруг настанет день и ты прославишься?

— А ведь она дело говорит, — заметила Пелагея без доли сарказма. — Мне довелось прочесть главу-другую. У тебя талант. «Книга правды» должна увидеть свет. Тогда люди перестанут ходить на концерты Грандиоза, и он откажется от охоты на арний.

Юлиана мрачно рассмеялась.

— Ой, святая простота! Так уж они перестанут! Да знаешь ли ты, что после одного раза хочется еще и еще?! Я на себе испытала. И Киприан может подтвердить. Если бы не его древесные чары, я бы до сих пор ходила как убитая и целыми днями хандрила.

Все задрали головы к гамаку, где спал богатырским сном Киприан. А Юлиана по привычке потянулась к пульту управления от летучей кровати. Но потом отдернула руку, словно бы тот кусался. Она вспомнила, во что превратилось ее чудо техники после удара шаровой молнией, и криво усмехнулась. Всё-таки прогресс и Пелагея вещи несовместимые. Пришлось брать руки в ноги и отправляться на «лечебную площадку», которая сейчас пустовала. И к Киприану поближе, и от зверинца с толпой подальше.

Рина поглядела на сваленные в углу «останки» летучей кровати, на искореженные винты и обуглившуюся платформу. В особняке Грандиоза она навидалась изобретений на любой вкус и цвет. Начиная от телефонных аппаратов первого поколения и заканчивая дивно расцвеченными механическими стрекозами размером с паромобиль. У Великого имелся целый зал никому не нужных новшеств. Иногда ей хотелось прийти в этот зал и выпустить накопившийся гнев. Порубить новомодные приборы каким-нибудь ржавым, затупившимся топором. Свалить их в кучу и поджечь, чтобы пламя до потолка. Тогда она еще не знала, что с помощью одного из этих приборов у арний забирают голоса.

— Пусть пишет, — решительно сказала Рина. — Не такие уж люди дураки. Иногда им, может, и нравится, когда их обманывают. Но с Грандиозом номер не пройдет. Мы обязаны открыть им глаза.

Марта не стала возражать, когда Рину разместили с нею на кухонной печи. Не рвалась она и на чердак, чтобы помочь Пелагее разгребать завалы в поисках подходящей подушки с одеялом. После того как Пересвет трижды заскочил на кухню, предлагая Рине поочередно то тёплые гольфы, то тёплый свитер, то тёплую дружескую беседу (и всё это — с невыносимой, приторной улыбочкой), у Марты на душе сделалось до того кисло и горько, что захотелось немедленно сбежать. Но она терпела, отчужденно усевшись на краешке скамьи и заливая горечь отваром душицы. А всем, кто интересовался, отчего это она не в духе, врала, что объелась калины из погреба.

Пересвет носился с Риной, как с писаной торбой. После заката он постучал в дверной косяк, отодвинул бисерную занавеску и, не зажигая свечи, отвратительным шепотом осведомился, «не нужно ли чего прекрасной гостье».

— Не нужно, — ответила за «прекрасную гостью» Марта.

— Пижама подошла? Не жмёт?

Тут терпение истощилось. Марта слезла с печи, босиком подбежала к Пересвету и с трудом удержалась, чтобы не вздернуть его за шиворот.

— Слушай, а тебе нигде не жмёт роль хозяюшки? — зашипела она.

— Завидно, да? — окрысился тот. — Завидуешь, что о Рине беспокоятся, а о тебе нет! Ты злая, склочная пустышка! И любишь только себя.

Марта отшатнулась, точно ей влепили пощёчину. Пока она соображала, как бы побольнее уколоть в ответ, Пересвет растворился во тьме дома. Заскрипела веревочная лестница. А потом перекладины, постукивая друг о дружку, втянулись в библиотечный отсек.

Марта понуро вернулась на кухню и с ногами забралась на скамейку возле окна, прикрыв щиколотки подолом платья. Снаружи, на промозглом ветру, стучалась в ставни ветка березы. Но Марте казалось, что стучится леший, которого выгнала из дебрей черная тоска. В лесу что-то стонало. На душе медленно оседал пепел.

— Ну всё, — сказала она себе. — Хватит тянуть резину. Надо найти блуждающие огни и убираться отсюда, от греха подальше.

В последнее время ее так и подмывало запустить в Пересвета чем-нибудь колюще-режущим. Да желательно, чтобы это что-нибудь угодило ему прямиком в наглую физиономию.

В третьем часу ночи Киприан обнаружил Юлиану на крыльце. Она стояла, притулившись к брусу и склонив голову набок, а вокруг завывал сорвавшийся с цепей ветер. Вершины елей, берез и сосен мотались из стороны в сторону, как будто накануне основательно перебрали со спиртным. В черном небе дрожали скудные огоньки звезд.

— Простудишься, — сказал Киприан и набросил ей на плечи покрывало из овечьей шерсти. Юлиана вздрогнула, но не обернулась.