Осколки тени и света (СИ) - Вересень Мара

– Глядь! – сказал страшный некромансер восставая в дверном проеме насупленной тенью.

– Вчера надо было смотреть, – ляпнула я и, как в детстве, подтянула под задравшееся покрывало вылезшие босые ступни, будто темный собирался меня за них кусать.

– А сейчас что?

– А сейчас лавочка закрыта.

– Ну-ну, – хмыкнул каланча, совершенно точно зная, в каком виде и состоянии меня вчера оставил. – Две минуты на сборы или до обеда будешь светлыми воспоминаниями питаться, и-и-искорка.

Я полыхнула, туфля, попавшаяся под руку очень кстати, летела быстро и метко, но темная морда закрывала двери еще быстрее. Прижатый дверью хвостик шнурка пошуршал-подергался и исчез.

– Придурок! – поорала я вслед им обоим и пошла добывать из ванной штаны.

* * *

Темный внезапно решил, что он не лось и не подряжался таскать снарягу и харч на двоих исключительно на своих лосиных плечах. Так что сразу после скоростного завтрака вручил мне младшего брата своего рюкзака. И то ли я внезапно поправилась размера на полтора, то ли штаны, пострадав от моей стирки, решили мне отомстить и сели так, чтобы я сейчас нормально сидеть не могла, то ли каланча прокрался под покровом ночи и их ушил. Покосилась темного, представила его с иголкой в руках и едва удержала дурной смех внутри. В моем видении Ине, скрючившись на пуфике в ванной, колол пальцы, поминал бездну через слово и воровато косился на закрытую дверь, боясь, что я восстану по нужде и пакость не удастся.

Сидела я на камешке, а некромант развлекался с «душечкой» – упокаивал банку с кровью, поминая бездну не только в моем воображении.

Любители недорогого крепленого, пристававшие к Ине с эксклюзивным коммерческим предложением по поводу моего использования, собрали одни на троих мозги и в подкрепленном нестоянии подгребли к крыльцу гостиницы с извинениями и банкой.

Внутрь троицу, ясное дело, никто не пустил, и они настойчиво поджидали во дворе. Они и их аура, годная не только гуля отогнать, но и свеженького не-мертвого. Живые просто не приближались. А нам с Ине пришлось. Мы хотели выйти – а тут они с мутными взорами.

Мне пояс штанов глубоко дышать не давал, и хорошо, а вот темный, кажется, обладал способностью не дышать вообще или умел говорить не вдыхая. На черном глазу с алым бликом некромант выслушал покаяния, принял банку двумя пальцами за крышку – остальные брезгливо оттопыривались – и очень честно пообещал снять проклятие «исконного страха».

– Потому как если с зеленым змием за плечами еще можно совладать, то с внезапным явлением женки, уже два года как покойной, со сковородником не очень, – каялся один из несчастных, назначенный парламентером. Видимо, у него одного еще сохранилась способность к членораздельной речи.

– Вы, маджен берите, свеженькая! Ещо теплая! Вот-вот тока надои… нацедили! – уверял мужик, отчаянно моргая от бьющих в глаза бликов с отполированного “золотца”. – Во! – И показал неглубокий порез на большом пальце. Товарищи последовательно продемонстрировали ссаженный локоть, уже с коркой запекшейся крови и двухдневной свежести царапину на боку.

Провожали нас поясными поклонами, старательно поддерживая друг дружку и крутили прощальные отвращающие нечисть знаки – у меня и то лучше выходит. Жалко, что на темного не действует. Тут помимо фигуры из трех пальцев, волшебные слова нужны. Или одно. Раз, два, три…

Каланча зыркнул из-под челки и мое “И-и-ине-е-е” застряло поперек горла, но рот я уже открыла, пришлось говорить:

– А как же пространная речь о дефиците натуральной свежей человечьей крови для ритуалов? Старались, дои… цедили. Зачем добро в землю зарывать?

– Когда это кур стали за людей считать? А у меня есть ты.

– Вот радость! Я лучше куры?

– Просто побольше. Штаны не жмут? – Ине упокоил банку, притоптал ногой и, сложив руки на верхушке черенка, чуть вздернув бровь, пялился сбоку на мой туго обтянутый замшей тыл. – Как-то они на тебе иначе смотрелись.

– Не нравится – не смотри.

– Я и не смотрел. Когда не нравилось, – огорошил каланча. – Вставай, а то уже корни пустила итак из-за этих недоумков вышли позже.

Он вскинул свой монструозный рюкзак на плечо и ломанулся вперед, как застоявшийся ящерок. Я уныло поволоклась следом со своей частью дорожной ноши.

Глава 5

Мы довольно быстро покинули вполне милый, если судить по окраине, городок и углубились в ясеневое царство, направляясь к границе леса, оставив взгрустнувшую Ведьму на исторической родине. Бессердечный темный не снизошел до мольбы в раскосых черных глазах и не поддался на льстивые покусывания воротника. Довел и бросил. Со мной будет так же. У нас ведь просто соглашение. Вернее – у него. Это он согласился вести меня в королевство ирлингов. Некромант сумел совладать с моим поводком, вот я и предложила. Как верно заметил Альвине – совершенно не от мира, нормальный бы не стал связываться при таких исходных данных. Уже ли гранатовая бусина так в душу запала? А я? Что со мной происходит? Это – он? Он отозвался мне из бездны над алтарным камнем в Холин-мар горячим железом и голосом? Словом, которым выдернул меня из небытия порога и продолжает называть? Элле’наар, сполох… И так бесит иногда, что мне хочется его… хочется его…

Не смотри…

Я запнулась. Едва не упав, пробежала несколько шагов вперед и повисла на спине темного, как второй рюкзак. На вцепившихся в куртку руках таяли, будто тонули под кожей, тонкие нити узора. “Душечка” недовольно скрипнула о камешек, воткнувшись в тропу, чуть придушенный воротником Ине пытался гневно посмотреть за спину, но я была слишком близко и легко пряталась за его же плечом, а если голову пригнуть – вообще словно за стеной.

И к этой стене хотелось прижаться, а еще лучше – обнять, стиснуть изо всех сил, как когда ехали верхом. Он был так близко. Вчера, в зеркальном отражении – еще ближе, и совсем близко той же ночью. Не сидя на краю постели и нагло глазея на меня после завершения ритуала, а стоя у двери и произнося свое «лит’маре». Разве можно? Стоять так, что не дотянешься рукой, и быть рядом, почти что под кожей, стучать в сердце ритмом имени и таять инеем под ладонью? Инне’Кайт Тен-Морн, осколок прошлого. А я – эхо. Тоже вроде как осколок.

Тянет. Нитью, на которой висела бусина-сокровище, цепляется за волоски на затылке и забыть не дает. Да и как забудешь, когда вот оно перед глазами, и в глазах по такой же бусине. Не смотри… А сам?

Эти его замечания о штанах…

– Я думала, мы тут на пару дней, – сказала я, чтобы хоть что-то сказать, слишком уж долгим вышло молчание, да и за стеной вечно прятаться не станешь.

Вышла, уставилась в переносицу. Смолчал и пошел дальше. А я принялась петь про гномов с самого начала, про себя. В голову вдруг пришло… А чем он занимался, пока я по эльфам бегала? Тоже с кем-то где-то как-то был? Мысль оказалась до неприятного… неприятной, так что лучше про гномов.

После краткого привала продолжила в том же духе. Молчала на радость некроманту. Он даже стал поглядывать подозрительно и идти медленнее, так что я не плелась у него за спиной, а рядом шла.

– Ну и? – вдруг спросил каланча, удивив меня тем, что первым заговорил просто так.

– Что «ну и»?

– Про гномов. Ты опять остановилась на том же месте, что и раньше.

Оказалось я, забывшись, напевала вполголоса. Призналась, что дальше не помню.

– Жаль, – сказал Ине. – Хотел послушать, как ты будешь петь ту часть, где последний из братьев прибыл на свадьбу со всеми подарками, а после пиршества и проводов молодоженов в спальню, на правах старшего входил и советовал, как лучше уложить невесту и как ее… кхм. За всех пропавших братьев по очереди.

– Нет там такого, – сказала я и…

Дурацкие волосы.

– Ты же не помнишь, – поддел Ине.

Света прибавилось. А он вдруг остановился.

Светлый лес закончился так же внезапно, как появился, когда мы в него вошли, только пока мы из него не вышли. Не очень понятно. Потому что понятно и не было. Шаг назад – лес, шаг вперед – мельтешение и унылая холмистая равнина, отороченная по краю льдистыми верхушками, выглядывающими поверх облачных юбок. Еще шаг – и до леса будто несколько часов хода.