К нам осень не придёт (СИ) - Шелкова Ксения

— Ну да… Я и сам не понял, как это случилось, — князь пошевелился и осторожно прикоснулся в повязке на боку.

— А вы при этом не видели волка?.. Огромного, тёмно-серого волка, крупнее самой крупой собаки, очень быстрого и сильного? Того самого, которого ранили и преследовали наши охотники? — не утерпела Анна. — Возможно, именно тогда он и уходил от них…

— Нет, но такой зверь, как вы описываете, вряд ли дался бы в лапы жалкой своре борзых, — спокойно ответил Полоцкий. — Наверное, с ним всё хорошо.

— Дай-то Бог! — прошептала она.

Полоцкий внимательно посмотрел на неё.

— Вам так не нравится, когда убивают диких зверей?

— Я никогда раньше не видала охоты, но сегодня поняла, что ненавижу эту забаву! — пылко ответила Анна. — И ни за что больше не стану принимать в этом участия!

Князь улыбнулся и перевёл взгляд на Рихтера.

— Так как же, дорогой доктор, угодно вам выполнить мою просьбу? Полагаю, для хозяев и гостей нет разницы, отчего именно я пролежал в постели весь день — от ранения или какого-то банального недуга. А вот волнений и огорчений будет меньше.

— Ну что ж, — пробурчал доктор. — Если вы уверены, что так лучше…

Таким образом, доктор сообщил госпоже Завадской, что князь Полоцкий, выехав в усадьбу с небольшим опозданием, по дороге почувствовал себя дурно из-за приступа gastritis, так что он, доктор, посоветовал ему оставаться в постели. Это объяснение пришлось весьма кстати ещё и потому, что Полоцкому пришлось отказался от обеда, ужина и вина. К вечеру он появился в гостиной, сопровождаемый доктором и госпожой Рихтер. Хозяйка дома заботливо усадила больного в самое удобное кресло и велела приготовить для него ромашкового отвару.

Все гости, знавшие князя, давно привыкли, что он появляется всегда один, не опасается ездить верхом по ночам, через самые глухие места; что его кони, чистокровные арабские скакуны, всегда выручат и вынесут при любой опасности! А тут вдруг!..

— Это же надо, таинственный опасный князь Полоцкий вдруг пропускает охоту из-за банальной желудочной хвори! — надув губки, прошептала Анне мадемуазель Завадская, хорошенькая и насмешливая девушка. — Ну это просто non comme il faut! Maman была ужасно разочарована: наш романтический герой померк в её глазах!

— Не говорите глупостей, Мари! — с досадой отозвалась Анна. — Что здесь такого? Любой живой человек может занедужить.

— А вы разве не слышали, что князь никогда не берёт с собой слуг, солдат или охранителей и везде ездит один? Папа говорил, что давным-давно, пятьдесят лет назад, а то и больше, князь Полоцкий ходил с войском Долгорукова на Крым, и Сахиб Герай подарил ему заговорённую саблю, что закалилась на крови десяти жертвенных рабов. И ещё он отдал ему пятерых собственных арабских скакунов, которых никто и никогда обогнать не может…

— Какие пятьдесят лет назад? — поморщилась Анна. — Мари, оставьте ваши глупые сказки, давайте послушаем музыку!

— Ну, как хотите, а я бы рассказала вам такие интересные истории про князя.

Машенька Завадская надулась и отошла.

Отчего-то Анне, напротив, была совершенно неинтересна болтовня сплетников о князе — какой-то инстинкт подсказывал ей, что узнать что-то достоверное она сможет лишь от него самого.

К ней приблизился Владимир Левашёв, он выглядел усталым и встревоженным.

— Не прикажете ли проводить вас в вашу комнату, Анет, душенька? Вы, верно, устали после всех треволнений…

— Спасибо, Владимир Андреевич, но я бы ещё побыла здесь. Совсем не хочу спать, а госпожа Завадская так прекрасно играет.

— Ну, как пожелаете. А я пойду — ужасно утомился за сегодняшний день. Покойной ночи, дорогая.

Левашёв приподнял лежащую на подлокотнике руку Анны и прикоснулся к ней губами. Она отметила, что несколько знакомых дам с завистью наблюдали за ними: как же, такой красавец, как Левашёв оказался ещё и нежнейшим супругом! Анна вздохнула. Знали бы они, какова её семейная жизнь на самом деле!

* * *

В саду было совершенно темно: светился лишь уголёк трубки, хозяин которой стоял на крыльце, надёжно скрытый ночным мраком. Сад беспокойно шумел, ветер посвистывал в ветвях, а ярко горевшие звёзды, казалось, делают октябрьскую ночь ещё холоднее.

В саду послышались осторожные шаги — кто-то приблизился к крыльцу.

— Барин…

— Наконец-то! — резко ответил обладатель трубки. — Ну, что он? Не проговорится?

— Я ему денег дал — да и трусоват оказался доезжачий. Как увидел, что собака на барыню напала, думал всё — каюк ему. Ну, я и сказал, что мол, никто на него не подумает, взбесилась сука, бывает. А он домой идти боялся долго… Ну, ничего, всыплют ему горячих на конюшне — всё равно внакладе не останется!

Говоривший захихикал, но собеседник прервал его, резко и нервно:

— Заткнулся бы ты, не ровен час, подслушают. Иди в дом. Хотя… постой! Ты как с ним столковался-то?

— Я, как вы приказать изволили, уже после всего подошёл, когда он в лесок по нужде отлучился. Я и давай соловьём разливаться, мол, какие великолепные собаки у них, расспрашивал то да сё. Малый так и млел — а потом я у него попросил собачку подозвать да меня с ней познакомить. Ну а дальше, слово за слово, а мы уж у того кустарника, где барыня гуляла… Я собаку за ошейник держу, чувствую, та аж вся стрункой натянулась — видно, то самое учуяла. Я, будто шутя: «Ату!» Сука и рванулась, повалила барыню, уже едва в глотку не вцепилась… А Кирьян ещё раньше мне рассказал: Вьюга-то человека, коли захочет, одним махом возьмёт. Вот я и решил, что…

Рассказчик смолк, услышав грубое ругательство, затем укоризненно поцокал языком.

— Тише вы, барин! Ну, не вышло — да кто же знал? Волк этот, он будто из преисподней явился, да как на борзую набросится! Вот как есть секундочки не хватило! Ну, а потом…

— Что было потом, я знаю! — перебил тот. — Ладно, иди… Кирьяну ещё пригрози, если проболтается о тебе — ему хуже будет, это он за сукой хозяйской не углядел!.. Ч-чёрт! Такую возможность упустили!

— Ладно, барин, не гневайтесь, — примирительно ответили из темноты. — Может, ещё что придумаем.

* * *

Когда Анна открыла глаза, за окном еле серел пасмурный рассвет; небо закрывали ровные серые облака, но дождя или снега вроде как не предвиделось. С помощью Любы Анна надела уже отчищенную от грязи вчерашнюю амазонку — та весьма ловко сидела на ней — и закуталась в тёплую пелерину. Ей захотелось пройтись перед завтраком: здесь, в усадьбе, при любой погоде воздух был так свеж и вкусен, что жаль было им не насладиться. К тому же — хотя она очень старалась скрыть это от зорких глаз Любы — Анна заспешила, когда в саду, меж побеленных стволов яблонь, заметила князя Полоцкого.

Вчера они ни разу не смогли остаться наедине и поговорить: вокруг было слишком много народу, чтобы беседовать откровенно. В гостиной они сидели они далеко друг от друга, а около князя ещё и постоянно вился рой девиц во главе с Машей Завадской и её подругами.

Анна выскользнула из дома и направилась в сад. Полоцкий стоял и вглядывался куда-то в сторону леса; она была уверена, что князь её не заметил, однако стоило ей приблизится, как Вацлав Брониславович проговорил, не поворачиваясь:

— Доброго утра, Анна Алексеевна. Рад видеть вас в добром здравии.

— Как вы узнали, что это я? — засмеялась она.

— Услышал ваши шаги. Однако не удивится ли ваш супруг, что вы гуляете в моём обществе в столь неурочный час?

Анне хотелось бы ответить, что для супруга её поведение, как и она сама, значит меньше, чем прошлогодний снег, но она сдержалась и лишь неопределённо пожала плечами.

— А как вы себя чувствуете сегодня?

— Лучше, — прозвучал короткий ответ. — Я всегда поправляюсь быстро. Послушайте, Анна Алексеевна, я хотел бы выяснить кое-что насчёт происшествия с собакой, если вы не против. Расскажите пожалуйста, что именно произошло вчера.

— Но я не знаю, — беспомощно произнесла она. — Я ведь всё уже рассказала. На меня налетела борзая, повалила, и…