Рассвет Оникса (ЛП) - Голден Кейт

— Ты очень хороша в этом.

— В чем?

— В неизменном позитивности.

Мои губы дрогнули в легкой улыбке.

— Не похоже, что это хорошо.

— Нет ничего более ценного в таком мрачном мире, как наш.

Теперь мы оба лежали на боку и смотрели друг на друга. Между нами было слишком мало пространства и в то же время как-то слишком много. Это было мучительно. Я поискала в мыслях другой вопрос, чтобы снять напряжение.

— В последний раз, когда ты меня так удивил, я все еще думала, что ты в плену. Почему ты пришел ко мне в тот вечер?

— Что ты имеешь в виду?

— В первый раз мы встретились, когда ты был в подземельях, чтобы манипулировать кем-то другим для получения информации. Во второй раз тебе понадобилась медицинская помощь. Я — единственный целитель, и ты подумал, что я не смогу тебе помочь, если ты признаешь себя королем — прекрасно, логично. Но в третий раз ты стоял возле моей камеры и ждал меня. Ты сказал, что проверяешь, не собираюсь ли я все еще бежать. Но я не поверила тебе тогда и точно не поверю сейчас. Так почему?

Он провел рукой по подбородку в раздумье.

— То, что я сказал тебе той ночью, было правдой. Я столкнулся с чем-то неприятным. После этого, я думаю, мне просто хотелось… быть рядом с тобой.

Мой пульс участился, и я ждала большего. Больше, больше, больше.

— Не как король, которого, как я знал, ты ненавидишь. А как человек, который тебе понравился. — Он покачал головой и вздохнул. — И человек, который стал мне нравиться.

Значит, я была права, после того дня, когда мы мчались к пруду.

Этот чудовищный поступок был целенаправленным, чтобы быть для других тем, что он чувствовал внутри. Я тщательно подбирала слова.

— Некоторое время назад ты сказал, что, возможно, я не так уж высокого мнения о себе. — Это признание обожгло мои щеки, но я продолжила. — Я думала, что моя жизнь стоит меньше, чем жизнь моего брата. Вскоре после этого я поняла, как мало я за себя постояла или думала о себе на протяжении стольких лет. Возможно, ты страдаешь от похожего недуга?

Кейн переплел мою руку со своей. Его ладонь была шершавой и теплой и вдвое больше моей.

— Какая проницательная пташка. Боюсь, мое состояние гораздо хуже. Тебя окружали люди, которые говорили тебе подобные вещи. Глупые дураки, все они.

Было видно, что он раздумывает, что сказать дальше. Я терпеливо ждала.

— Я причинил вред многим людям, Арвен. Я приношу боль, куда бы я ни пошел. Я причиняю боль людям. Часто тем, о ком я больше всего забочусь.

Я знала, что это правда, но еще хуже было слышать, как он признает это.

— Всегда будет другой день, Кейн. Шанс все исправить.

— Нет, не будет.

Его серьезные глаза сверкнули в свете свечи, и я медленно вздохнула.

— Разве это не слишком… определенно? Каждый способен на искупление.

— Они мертвы, Арвен. Из-за меня. — Я вздрогнула от резкости его слов. В них переплелись ненависть к себе и боль — неудивительно, что он считал себя чудовищем. — Искупления нет, — продолжал он, отнимая свою руку от моей. — Только месть.

— Звучит как очень одинокий способ жить.

— Да. — Он сказал это так, словно заслуживал такого существования.

Чувство вины и злость, пульсировавшие в его голосе, едва не задушили меня.

— Так вот почему… — Сформулировать вопрос было непросто, но он уже слишком долго горел в моей голове. — Ты никогда не брал королеву?

— Не уверен, что это подходящее наказание для кого-то, — сказал он, и с его губ сорвался горький смешок. — Даже по моим меркам и ‘любви к пыткам’, как ты любишь говорить. Никто не заслуживает вечной участи быть моей женой.

Самокритичный Кейн — это было что-то новенькое.

А может, и нет. Я не слишком хорошо знала его до сегодняшнего вечера, поняла я.

Он слегка приподнялся.

— Если уж на то пошло, Гриффин гораздо больший поклонник тех тактик, которые, как ты утверждаешь, я люблю, чем я когда-либо был. Очень суровые военные родители. Он даже однажды предложил заставить тебя говорить подобным образом. — Глаза Кейна злобно потемнели при одном воспоминании, и у меня заколотилось сердце.

— Заставить меня говорить? Что сказать?

— Много лет назад из моего хранилища был изъят клинок. Гриффин подумал, что ты можешь что-то знать, поскольку наша последняя зацепка на тот момент была в Янтарном. Это то, что искал твой голубиный любовник. — Он произнес это слово с гримасой.

Мне надоело, что Кейн считает, будто мы с Халденом были вместе, хотя это не так. Особенно теперь, когда я знала, на что он способен.

— Он никогда не был моим любовником. Мы не… — Я неловко вздохнула.

— А.

— У меня не было. Ни с кем. — Он был прав, в тот день в тронном зале. И что-то в этом странном часе ночи, словно в нашем собственном кармане, в сочетании с нашей близостью на кровати, вытягивало из меня интимные признания. Может, я все еще была пьяна?

Выражение его лица было нечитаемым, но у него хватило благоразумия пройти мимо моего ненужного признания.

— Но ты что-то чувствовала к нему.

— Я не уверена. Думаю, он был тем, кого от меня ожидали, а я очень старалась быть такой, какой меня хотела видеть семья. Но я ничего не почувствовала, когда мы целовались в подземельях.

— Черт. Определенно все еще пьяна.

Глаза Кейна словно бритвой прошлись по мне. Его челюсть стала напряглась.

Я вздрогнула.

— Что?

— Твою мать, — вздохнул он, проводя рукой по напряженному лицу. — Я хочу уничтожить его за то, что он прикоснулся к тебе, не говоря уже о поцелуе. Меня от этого физически тошнит, — он опустил лицо на ладони. — С каких это пор я стал таким ревнивым школьником?

Мое сердце заколотилось, и я сдержала улыбку. Я становилась зависимой от его признаний.

— Но, насколько я помню, я ‘не совсем в твоем вкусе’?

Его лицо исказилось, темные брови сошлись на переносице.

— Не знаю, что заставило меня сказать это.

— Кажется, я оскорбила тебя.

— Ах, это одна из многих очень сексуальных вещей, которые ты делаешь так хорошо.

Слово сексуальный, сорвавшееся с его губ, запечатлелось в моей голове, как восковая печать, и я покраснела, внезапно пожалев, что в моей комнате еще темнее. Мне некуда было спрятать свое лицо так близко к нему. Его золотистая кожа сияла в мягком свете свечей. Вблизи его красота была почти пугающей.

Он серьезно посмотрел на меня.

— Это было очень грубо с моей стороны, и, скорее всего, я сказал это из… чувства самосохранения. Прости меня, Арвен. Нет ничего настолько далекого от истины.

Возможно, мне следовало бы поделиться с ним своими чувствами. Но для меня это было слишком серьезным, чтобы просто начать разговор. Это было больше, чем я могла вынести, и больше, чем он мог принять.

По правде говоря, это пугало меня.

Все, что я знала наверняка, — это то, что теперь я доверяю ему больше, чем когда-либо ожидала, и что я должна рассказать ему о своих планах достать борроурут завтра вечером, во время затмения. Возможно, он поможет мне благополучно добраться до леса и выйти из него невредимой.

Но у меня не было сил спорить с ним, если он сочтет это небезопасным. После всего, что он рассказал мне о Короле Фейри и лесах за пределами замка, я сомневалась, что он захочет рисковать жизнью своей стражи или тем более своей собственной, чтобы добыть хоть один корень для моей матери — которую я могу больше никогда не увидеть — ради зелья, которое может даже не подействовать.

Мои веки словно налились свинцом, стягивающим ресницы. Голова была тяжелой от вина и наплыва информации, которую я узнала сегодня.

Кейн провел ленивыми пальцами по моим волосам, убаюкивая глаза и замедляя вращение мыслей.

Завтра первым делом я спрошу его о борроуруте.

Глава 20

Стук в моем черепе превратился в запредельную какофонию боли. Словно моя голова была подвалом под бальным залом великанов. Неуклюжих, пьяных великанов.