Обреченные стать победителями (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

   – Вы все обречены! – пафосно объявила она.

   – Стать победителями? – сыронизировала я.

   – Вас выставят до зимы. Всех, кроме Форстада.

   – Ладно.

   – Ты зря смеешься, – зло вымолвила Марлис, раздражаясь тем, что не выходит меня задеть. – Он предаст вас всех, тебя в первую очередь, не задумываясь ни на секунду.

   – Любишь примерять на других свою рубашечку?

   Я развернулась на пятках и направилась туда, куда шла – за книгами по ботанике, но оказалась в заброшенном отделе некромантии. Ни иначе как подсознание сыграло злую шутку, предлагая нам с ним – с подсознанием – придумать какую-нибудь убийственную гадость для заклятой подружки.

   До нужных полок я все-таки добралась и выбрала учебник, на котором стояло имя магистра Ранора. Если верить его словам, кустик нам с Илаем достался самый обыкновенный, ничем не примечательный, и на побег его толкнула вовсе не придурь и не скрытые магические способности, а древний инстинкт выживания.

   В любой непонятной ситуации, будь то неожиданная засуха, наводнение или тесный цветочный горшок, маграция выкапывалась и шустренько мигрировала на своих двоих в место поприличнее. Природных катаклизмов растению переживать не доводилось, значит, корешки в тесном стаканчике-рассаднике затекли и отчаянно захотелось мигрировать в просторный шкаф, поближе к растирке, густо пахнущей чайным деревом. Не знаю, может, этот сногсшибательный, слезоточивый аромат пробуждал воспоминания о родном мире?

   Еще в книжке упоминалось, что зацветшая маграция начинала напоминать приснопамятную мухоловку из кабинета Армаса…

   – Ладно цвести, ожило бы, – проворчала я и шустренько перелистнула учебник, пытаясь отыскать что-нибудь похожее на наркоманский ритуал по пробуждению свежего трупа мандрагоры.

    Когда я вернулась после занятий в общежитие, то меня ждал сюрприз. Куст ожил без всяких обрядов! Земля оказалась разрыта, а след из черных комочков вел к шкафу. Подкравшись на цыпочках, я открыла створку. Малиновый уродец с любовью обнимал почти опустевший флакон с согревающей растиркой. Из макушки на тоненькой ножке-ниточке торчал цветочек с красными лепестками, похожий на злой глаз.

   Стоило протянуть руку, как в серединке соцветья открылась самая настоящая пасть с острыми иголочками-клыками, и кустик попытался впиться мне в палец! От неожиданности я щелкнула ногтем по «физиономии» обнаглевшего растения. Кустик брыкнулся назад, уселся на зад, как сбитый с ног человек, и тряхнул сжатым бутоном.

   – Кто кусает кормящую руку, глупое создание? – нравоучительно проговорила я, потрясая чудом уцелевшим пальцем. – Если у тебя похмелье, то не надо срываться на хороших людей!

   Вскоре выяснилось, что без согревающей настойки наше «превосходно» по флоре Рейнсвера решительно издыхало. Заявив, что теперь я должна не два, а три сорима, Илай притащил пяток бутылочек из лазарета. В общем, с настойкой, ругательствами и с помощью богов параллельного мира до дня сдачи мы дотянули.

   Отчет пришлось ваять напарнику. Он проиграл спор о том, кто наш кустик: мальчик или девочка. Форстад орал, что только бабы способны сковырнуться без сознания и в обмороке отрастить клыки, а я доказывала, мол, девице никогда не придет в голову поиться тем, чем нормальные люди растираются от ушибов. Рассудил нас учебник магистра Ранора, где черным по белому написали, что в природе цвет мужских растений варьируется от бледно-розового до ярко-малинового.

   – Вообще нелогично, – буркнул Илай, в сердцах захлопывая книгу.

   – Форстад, все к лучшему. У меня ужасный почерк, нам бы снизили баллы за грязь, – ухмыльнулась я. На радостях поцеловала бы учебник, но обложка была слишком замызгана.

   – Эден, давай на камень-ножницы-бумага, кому отчет писать? – попытался вывернуться он.

   – Нет!

   На занятие по флоре Рейнсвера я принесла маграцию в стаканчике. Хотела из вредности заставить Мажора тащить неподъемное ведро, но в последний момент сжалилась.

   Мы оказались единственными, у кого растение не только взошло, но и выжило. Жизнерадостный кустик вытаскивал зубастый цветок и с любопытством осматривал сородичей, которые спокойно сидели в земле и не пытались делать ноги, если им что-то не нравилось или очень хотелось приложиться к бутылочке с настойкой.

   Магистр пришел в восторг, вцепился в аккуратно завязанную папку с отчетом, словно ему в руки попали секретные документы.

   – Это поразительно, друзья! – воскликнул он, удивив тем, что мы из «вандалов» неожиданно превратились в «друзей», очевидно, дикой природы Рейнсвера и магистра лично. – Цветущая маграция! Как вы сумели добиться удивительного результата всего за несколько дней?

   Я наступила Илаю на ногу, чтобы не вздумал брякнуть что-нибудь о растирке. Он кашлянул в кулак, стараясь сдержать смешок, и серьезным тоном ответил:

   – Мы очень старались.

   – Превосходно! – восхитился Ранор.

   – Вы нам поставите «превосходно»? – обрадовалась я.

   – За работу ставлю «хорошо». – Он зажал папку под мышкой и потянул руки к стаканчику с кустиком. Кустику страсть как не понравилось, что его пытается сцапать чужая человеческая особь, и он щелкнул пастью.

   – Почему? – осторожно отвела я стакан от подрагивающих от нетерпения узловатых пальцев магистра.

   Со стороны Илая раздалось издевательское фырканье. Пришлось подавить веселье в зачатке, снова незаметно наступив насмешнику на ногу.

   – Вы травили арауст, – напомнил Ранор и снова захотел забрать стаканчик.

   – Он на нас напал. – Я не позволила дотянуться до вожделенной маграции.

   Магистр одарил нас с напарником раздраженным взглядом, пожевал губами и буркнул:

   – Пожалуй, вы заслужили «превосходно».

   – За зачет, – подсказала я.

   – Перебор, – душевно улыбнулся он, – но за маграцию непременно поставлю.

   Магистра, что-то объяснявшего о болотистых растениях, я слушала вполуха. Взгляд то и дело останавливался на кустике, стоящем на полке среди остальных растений. Зубастый цветок, похожий на злобный глаз, высовывался над краем стакана, медленно ходил туда-сюда, как маятник, а потом, сомкнувшись в плотный бутон, спрятался. Стыдно сказать, но меня страшно заботила судьба собственноручно выпестованного создания.

   Занятие закончилось, народ потянулся из учебного класса в оранжерею, а я подошла к магистру, собирающему папки с отчетами. За его спиной тряпка сама собой стирала с грифельной доски рисунок какого-то уродливого корешка. Впрочем, сомневаюсь, что существовали растения, уродливее, чем маграция, похожая на человечка с растущим из макушки цветочком.

   – Что вы хотели, адептка… – Ранор примолк и напряг память, чтобы вспомнить мою фамилию.

   – Эден, – не стала я мучить старика. – Магистр, те растения, которые мы сегодня принесли, их высадят в оранжерее?

   – Нет, – мягко улыбнулся он. – Откровенно говоря, они не представляют собой особой ценности.

   Страшно обрадовавшись, я уже открыла рот, чтобы попросить мой кустик-зубастик назад, в конце концов в комнате его дожидалось неподъемное ведро земли, полтора флакона согревающей растирки и естественное освещение из окна без штор, но Ранор добавил:

   – Все, кроме маграции.

   – Вот как… – пробормотала я и вдруг поймала себя на том, что по-детски расковыриваю на пальце заусенец. – Значит, его высадят.

   – Что вы! Зацветшая мандрагора является ценнейшим компонентом для лечебных снадобий.

   У меня вытянулось лицо.

   – Подождите, магистр, – изменившимся голосом вымолвила я, – хотите сказать, что мой кустик порежут на кусочки, высушат и отправят на алхимические вытяжки? Он же живой!

   На лице Ранора появилась добрая, вкрадчивая улыбка серийного маньяка.

   – Маграция или рейнсверская мандрагора – это просто корень. Она не обладает сознанием и нервной системой, не испытывает боли. Понимаете, адептка…

   – Эден, – невольно напомнила я.