Помещица Бедная Лиза (СИ) - Шах Ольга

-Иван Хрисанфович, вы подготовили нужные документы, как я просила?

-Да-да, Елизавета Ивановна, все сделал, вот, прочитайте!

Он подвинул мне акт о передаче денег в присутствии третьего лица, я прочитала, кивнула, подписала, достала из сумочки чековую книжку и вписала в чек сумму и фамилию получателя. (Автор знает, что фамилия получателя не вписывается в чек, но помним, что мир альтернативный!). Подвинула чек Деркачу, тот сверил все и тоже подписал акт. И теперь я протянула чек Панталону и подвинула акт для подписи. Надо было видеть смену эмоций на лице Торпыгина. Вначале ехидство, потом оно начало уходить, проявляя недоумение, которое, в свою очередь сменилось даже обидой, а потом возмущение и отрицание. Он вскочил и завизжал, брызгая слюной.

-Это как? Это что? Это неправда!! Мне же обещали, что займ ей не дадут! Не может быть, у нее денег нет!! Чек неправильный!

Деркач ещё раз посмотрел чек, повертел, посмотрел на свет, проверяя все знаки, пожал плечами.

-Да все в порядке, чек настоящий, можете получить по нему деньги. А откуда они, деньги, меня, простите, не волнует. Деньги вам переданы, подпишите, пожалуйста!

Панталон ещё немного поплевался на всех слюной, потом неожиданно успокоился и сказал.

-Если мне по нему не выдадут деньги, я засужу вас всех, и будет госпожа княгиня в каталажке сидеть с вшивыми бабами.

Поставив закорючку в акте, он выскочил за дверь. Я пожала плечами, и тоже ушла. Позже я заезжала в банк, и там мне по страшному секрету клерк рассказал, что господин Торпыгин примчался, обналичил свой чек, а потом долго визжал в кабинете управляющего, затем выскочил, шарахнув от души дверью.

Через год он получил вторую сумму выплаты, погасил заемное письмо, выданное Арсентьеву Ивану Андреевичу. Вид у него был мрачный, но не бушевал. Только выходя из кабинета, пробурчал, что это он мне ещё припомнит. Странно, чем человек недоволен? Он хотел свои деньги, да ещё и с процентами? Он их получил, что же не так? Я решительно отбросила эти мысли прочь. Удавка, висевшая на моей шее два года, наконец, развязалась и упала.

Но если кто-то думает, что мне стало легче с выплатой долга - очень ошибается! Как оказалось, любое хозяйство требует денег и больших. То есть, почивать на лаврах, лёжа на печи, у меня никак не получается. Для увеличения выхода продукции пришлось увеличить поголовье скота. Соответственно, пришлось строить новую ферму, свинарник, птичник. Да-да, птичкам тоже нашлось применение, кроме получения яиц. Консервированное мясо бройлеров тоже нашло своих покупателей. Зимой и замороженные тушки кур тоже хорошо доезжали до Москвы, а летом мы коптили курятину. Ценой жёсткой экономии эти здания построили. Но тут новая проблема - Роман уже не успевал за всем один следить. Путем долгих споров с внутренней моей жабой, приняла решение - нанимать ветеринара - зоотехника, ну уж и чохом, до кучи, нанимать агронома! Ветеринар оказался человеком семейным, пришлось устраивать ему жилье. А вот агроном был одиноким и вполне уживался с Романом в соседних комнатах. Вот и статья расходов - строительство, жалованья сотрудникам. Раньше, в поместьях доходы были основаны не на новых технологиях, а на бесплатном труде крепостных, а теперь это уже было невозможно. Прибавлялось работы, прибавлялось и работников. Кстати, из всех окрестных имений именно в моем больше всех осталось прежних крестьян, возвращались даже те, кто уехал в начале в город в поисках лучшей доли.

Наш примитивный консервный цех тоже пришлось расширять, так как увеличивался объем продукции, и ассортимент тоже не стоял на месте, приходилось нанимать новых работников. Как ни упиралась я, но пришлось организовывать и отдельный кондитерский цех. Фасовали произведенные сладости, как и просто весом в большие коробки, так и в фирменные коробочки с цветной печатью, подарочный вариант. Их мне делали все в той же московской типографии из тонкого картона, и где я первый раз заказывала этикетки для банок. Несмотря на доставку их из Москвы, все равно получалось дешевле, чем заказывать в Курске. Почему-то в провинции цены были выше.

Свои сады у меня ещё не обновились, новые саженцы пока не плодоносили, но я, с маньячным упорством, каждый год выписывала все новые сорта и виды фруктовых деревьев. Понятно, что своих фруктов для полной потребности мне не хватало, поэтому я скупала все излишки фруктов в округе - как в имениях, так и в личных садах крестьян. Что, конечно же, добавляло себестоимости продукции.

Хотя и продавала элитных телят и поросят только своим крестьянам, но и в окрестных деревнях, а то и поместьях стали появляться породистые животные. Ну как же не порадеть куму из соседней деревни, не дать ему поросеночка? А халява у нас появилась не сейчас, а гораздо раньше. Вот и любители дармовщинки у нас никогда не переводятся. Сочли окрестные помещики, что не стоит тратить такие большие деньги на племенной скот, когда они и так его добудут. Да не учли того, что любую породу можно загубить неправильным уходом и кормлением. Вот и не получалось у них достичь нужных результатов. А то, что я выписываю столько журналов, трачу много денег на закуп новых пород, а тут и вовсе коновала невиданного выписала - считали бабской дурью и столичными причудами. Но до вредительства здесь не опускались, считали, что в глуши провинции каждый помещик имеет право на свои чудачества. Но Панталон таки сдержал свое слово - сахар из моей свеклы, которую я по осени сдавала на сахарный заводик, никто не покупал. Впрочем, меня это ничуть не огорчало - с моими задумками было впору увеличивать посадки свеклы или скупать сахар у соседей.

Глава 37

Я вынырнула из размышлений - воспоминаний. День за окном перевалил на вторую половину и уже появились первые признаки придвигающего вечера - предсумерки вроде как. Небо на горизонте понемногу стало приобретать лиловый оттенок, усилился ветер, пробрасывая иногда пригоршни снежной крупы, ещё не снега, но и не дождя уже. Над голыми деревьями парка заполошно метались вороны, каркая что-то своё, воронье.

Валявшийся на оттоманке у теплого бока печи меховым ковриком Фиодор, приподнял голову, прислушиваясь к чему-то. За эти годы он раздобрел, заматерел и обзавелся одним драным ухом. Получил травму в битве с деревенскими котами за сердце местной кошачьей примы. Но привычку совать свой нос во все щели и дела поместья он не оставил, так же как и наши с ним вечерние беседы-совещания. И я тоже ценила это. Фиодор сморщил нос, чихнул и сказал.

-Роман идёт. Опять будет смотреть на тебя щенячьим взглядом. Сказала бы ты ему, что не можешь ответить на его чувства. Глядишь, нашел бы девку себе по душе. А не бегал бы, крадучись по ночам, к Ганке, а потом страдал бы от этого. Ганка баба хорошая, и к Роме всей душой, а он, дурак, не ценит. Все по тебе сохнет.

Не успела я ответить, как следует этому Амуру без лука в кошачьем обличье, как и в самом деле, в дверь постучали, и вошёл управляющий, присел на стул после моего приглашения. Обсудили хозяйственные дела, потом Роман, помолчав, спросил.

-Вы, Елизавета Ивановна, как дороги проходимые станут, в Москву собираетесь?

Я кивнула. - Да, на начало зимнего сезона надо съездить. Но до рождественского поста я обязательно вернусь.

Ещё немного помолчав, Роман неожиданно сказал.

-Батюшка мой писал, что хозяин его, Сергей Николаевич, уж полгода как со службы вернулся... вы к нему едете?

Я удивлённо выдернула брови.

-Какое это имеет значение? Тем более для вас? В делах своей семьи я как-нибудь разберусь сама!

Роман встал и понуро пошел к выходу. Ну вот, обидела хорошего человека! На душе у меня стало как-то нехорошо, и вновь вернулись тщательно прогоняемые мысли.

А если и правда, встретимся с мужем в Москве? Что тогда будет? Делать вид, что не знаем друг друга? А может, пора бы уж мне взять себя в руки и прекратить совать голову в песок, а посмотреть этой проблеме в глаза и как-то попробовать наладить отношения, не теряя самой себя? Да, надо ехать в Москву. С этими мыслями я с удвоенной силой взялась за работу, морозы могут подойти в ближайшие дни, и все дела должны быть устроены на время моего отсутствия.