Во имя Абартона (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна

Не без сожаления допив кофе, Мэб поднялась с постели, умылась и быстро оделась. На то, чтобы собраться, у нее и в самом деле ушло не больше десяти минут.

* * *

Это была худшая в мире рутина: обреченная. С утра вся тяжелее было подняться с постели, а ночью и Мэб, и Рэджинальд отрубались, едва голова касалась подушки. Даже чары «Грёз» почти пасовали перед усталостью. В то же самое время дни тянулись удивительно медленно, словно все в Абартоне барахтались в патоке. Никогда прежде не бывало такого, и Мэб невольно возвращалась мыслями к — возможно — испорченному ритуалу. В ее памяти от того дня мало что осталось, на что можно было лишь досадовать. Следовало бы, конечно, серьезно поговорить на эту тему с ректором, но один его вид выводил из себя. Мэб боялась сорваться, и потому избегала встреч, а на коротких летучках старалась сесть подальше и опустить взгляд в бумаги.

Ее собственные экзамены были щедро разбросаны по всем этим дням, и постоянно приходилось сверяться с расписанием, чтобы не перепутать «Шестикурсники, монастырские колдуны и ведьмы» с «Первокурсники, общая история магии». К величайшей досаде Мэб историю магии сдавали почти все. Во всеобщей истории и истории отечества делались послабления для большинства курсов, предполагалось, что все это было ими изучено еще в школе. Но всем выпускникам Университета просто непременно нужно было знать подробности: когда признавали и преследовали магию, боролись с могущественными колдунами, изобретали определенные заклинания и вводили в обиход магические вещицы. Мэб любила свою работу, любила историю, но как же люто ненавидела она вытаскивать ответы клещами из тех, кому все это безразлично. Она злилась — сейчас злилась особенно легко, вспыхивала, как спичка, и пыталась списать все на сорванный ритуал, чары, усталость.

Миро она завалила с особым наслаждением, и притом — почти не прилагая к этому усилий. Юнец, должно быть, надеялся, что сработает привычно его имя и страх перед лордом-министром. Сработал бы, пожалуй, если бы в комиссии председательствовал престарелый профессор Юэнн, глава исторической кафедры. Однако он был стар, немощен, ленив, и с радостью передал все свои полномочие «юной Дерован». Мэб же министра Миро не боялась совершенно и с наслаждением поставила юноше неуд.

Миро подкараулил ее тем же вечером после летучки. Мэб была издергана, измотана: последними днями, коротким разговором с ректором, которому пришлось напоминать, что студентов следует проверить, чарами, собственным почти непреодолимым желанием пойти домой, упасть в постель, обняв Реджинальда, и уснуть. Миро, уверенный в своей правоте, был необычайно нахален. Он хотел лучшей отметки. Пять предпочтительнее всего. Мэб пообещала при следующей просьбе превратить его в лягушку и сдать в детский сад в городке — в живой уголок. Миро рассмеялся — это, к слову, не было шуткой — и повторил свою просьбу. Мэб, не желая больше препираться, создала легкую иллюзию и бросила ее в юнца. Миро квакнул.

Нехитрая магия отняла у Мэб последние силы, в глазах потемнело, и падала она уже в полузабытьи, сожалея только, что под ногами утоптанная дорожка кампуса, а не его мягкая трава.

* * *

- Как это понимать? - поинтересовался Реджинальд.

- Она — ква! - тяжелая! - пожаловался Миро, втаскивающий леди Мэб по ступенькам. Волоком.

- Ква? - уточнил Реджинальд, в два шага оказываясь у крыльца. Он бережно поднял Мэб на руки и кивнул на дверь. - Откройте.

- Эта… - Миро отвел глаза и решил не ухудшать свое положение, - профессор наложила на меня какие-то чары.

- А вы, Миро, как знатный двоечник, не можете от них избавиться? - хмыкнул Реджинальд. Осторожно опустив Мэб на памятную кушетку, он развернулся и оглядел юношу, сощурившись. - Простенькая иллюзия. Если не снимете самостоятельно, она спадет через час с небольшим.

- Я — ква! - не хочу — ква! - квакать! - возмутился Миро.

- Вы маг вроде бы, - хмыкнул Реджинальд. - Во всяком случае, так написано в вашем личном деле. У вас даже дар есть. Вот у меня, к примеру, никакого дара и в помине, а чары я снимаю без особого труда.

Это было, право слово, не совсем верно: Реджинальд до сих пор готовил антидот, тратя на это по два-три часа в день, отчего постоянно хотелось спать.

Миро демонстративно замер в дверях, скрестив руки: никуда не пойду, пока меня не избавят от чар. Рот открывать он очевидно боялся, но губы все равно шевелились, и слышалось едва различимое кваканье. Реджинальд посмотрел на Мэб, бледную, изможденную, измотанную событиями последних недель, и в конце концов сжалился над Миро, но больше над самим собой и своей компаньонкой.

Чары Мэб сгоряча наложила довольно простые, но, если можно так сказать, едкие. Они держались стойко и сошли только с третьей попытки. Пожалуй, до утра бы продержались, о чем Реджинальд, конечно, промолчал. Отряхнув ноющие после колдовства — а сегодня еще пришлось ставить щиты на трех экзаменах у магов-второкурсников — руки, Реджинальд указал на дверь.

- Свободны, Миро.

Юноша кивнул.

Уже в дверях он развернулся, открыл рот, словно собирался сказать что-то, но в итоге промолчал и спустя минуту скрылся в наступающих сумерках. Реджинальд запер дверь, вернулся в гостиную и посмотрел на Мэб. Простейшие чары показали: она в порядке, просто потеряла сознание от усталости, а еще из-за невольной борьбы с чарами. Оба они слишком уставали к вечеру, чтобы идти на поводу у колдовства «Грёз», и теперь оно потихоньку тянуло силы. Самым разумным было бы сейчас разбудить Мэб и заняться с ней сексом. Или не будить и заняться сексом, как подсказало воображение, подстегиваемое чарами. Взять ее безвольную, неспособную сопротивляться. Взять так, как только придет в голову. Перед глазами мелькали картинки одна другой соблазнительнее. Мэб, неподвижная, покорная, и в то же время — жаркая, выгибающаяся во сне, стонущая сквозь приоткрытые губы. А потом пробуждающаяся в момент, когда экстаз проникает в каждую клеточку тела и его начинает сотрясать судорога.

- А потом, - укротил Реджинальд разыгравшееся воображение, - Мэб Дерован оторвет мне голову. Или превратит в лягушку, на самом деле.

Подхватив женщину на руки, Реджинальд осторожно поднялся наверх, опустил ее на постель, укрыв покрывалом, а сам отправился в свою комнату. Назавтра у него было запланировано нечто непростое, по правде — практически невыполнимое. Реджинальд собирался надавить на вон Грева и добиться наконец расследования истории с Лили.

Глава тридцать четвертая, в которой все становится значительно хуже

К досаде Мэб об обмороке прознал глава кафедры. Добрейший старичок Юэнн умел быть очень страшным в гневе, сказывалось военное прошлое и участие в двух заокеанских компаниях. Спорить с ним было бессмысленно, и поэтому следующие два дня Мэб, отстраненная от работы «для ее же блага», провела в постели. Приходилось пить горькие укрепляющие составы и выслушивать причитания одной из медицинских сестер, которая их приносила и все норовила прибраться в комнатах по извечной своей привычке. «Совсем вы не бережете себя», - бормотала милейшая и назойливейшея женщина, имея в виду всех профессоров Абартона в целом.

Когда наконец доктор Льюис решил, что Мэб окрепла и может приступать к работе, начались короткие насыщенные выходные.

И начались они сразу же с катастрофы.

В этот день Мэб встала рано. За два дня она умаялась бездельем, укрепляющие настои начали действовать, и ее теперь переполняла жажда действия. Выскользнув из постели, которую уже привычно делила с Реджинальдом, укрыв спящего вторым одеялом — утро выдалось холодное, с севера налетел, как это часто бывало в конце мая, сырой холодный ветер — Мэб спустилась на кухню, сунула нос в холодильник и обнаружила там пустоту. В морозилке наверняка еще лежали смерзшиеся пельмени — Реджинальд, как настоящий мужчина, мог ими питаться неделями — но Мэб так завтракать не собиралась. Она надела пальто, шляпку, прихватила корзинку и вышла из дома, ежась от пронизывающего ветра, пахнущего тиной. И замерла у первого же фонарного столба, сразу за калиткой.