Дракон с отрезанными крыльями (СИ) - Эн Вера

— Я пока что не опоздал, — заметил Дарре, хотя в голове уже знакомо зашумело. Айлин сделала еще один шаг, оказавшись теперь совсем близко.

— Пока что, — пробормотала она и приподняла подбородок. И все на свете слова стали излишни…

* * *

А ведь Айлин всерьез думала, что никогда уже не сможет стать счастливой. Что вина перед Дарре будет преследовать ее всю жизнь, не давая спокойно вздохнуть. Что не достойна она лучшей доли, поступив столь жестоко с тем, к кому судьба и так была чересчур сурова. Подумывала, конечно, о женихах и будущей семье, но была уверена, что ни то, ни другое не сделает ее существование полным и безоблачным. Лишь Дарре способен был снять это проклятие, но надеяться на это могла лишь сумасшедшая. Айлин же считала себя вполне здравомыслящей и практичной девушкой. Ровно до того момента, как губы Дарре коснулись ее губ и она забылась, перестав принадлежать себе и желая только, чтобы это никогда не заканчивалось.

С тех пор прошла неделя, и не было на свете человека, счастливее Айлин. И как же она столько лет не понимала, насколько Дарре замечательный? Даже если забыть про их нежности — а сделать это не представлялось никакой возможности, — он все равно казался второй половинкой Айлин. Он понимал ее с полуслова и смотрел на вещи точно так же, как и она. Он устраивал ей небольшие, но невероятно милые сюрпризы и получал искреннее удовольствие от ее радости. Он… просто хотел ее видеть и уделял Айлин каждую свободную минутку. Их, к сожалению, было не так много, как хотелось бы. Пекарня занимала день Айлин почти до вечера, а госпиталь требовал от Дарре присутствия то в дневную, то в ночную смену, да еще и ежесекундной готовности прибыть в распоряжение главного доктора и помочь ему со сложным пациентом. И все же каждое утро они находили возможность встретиться и окрасить грядущие часы в светлые тона. Айлин для этого надо было лишь посмотреть в глубокие серые глаза, нырнуть в надежные объятия, подставить губы для сладких обжигающих поцелуев…

Почти не верилось, что все было так хорошо. Айлин все время боялась сказать какую-нибудь глупость или дерзость, невольно памятуя о том, как они раньше с Дарре ссорились, но теперь он умудрялся переводить в шутку любую ее бестактность, да так, что Айлин переставала сгорать от стыда, а вместо этого принималась кокетничать и выпрашивать поцелуи. И Дарре никогда не вынуждал ее ждать слишком долго.

А вчера, мрачно поинтересовавшись, почему Айлин всякий раз размыкает объятия, стоит ее рукам спуститься чуть ниже его шеи или подняться чуть выше пояса, и услышав от нее правдивый ответ о том, что она не хочет причинить ему боль, заулыбался освобожденно:

— Не болит, Айлин. Уже неделю как.

Большей радости, чем в момент осознания причины этого, Айлин не испытывала никогда в жизни. Создатели, неужели и ей наконец удалось сделать для Дарре что-то хорошее? Неужели она своим отношением перекрыла те страшные воспоминания, что столько лет его мучили? Папа говорил, что только какое-то сильное потрясение способно залечить раны Дарре. Он, конечно, мог заблуждаться, да только сам Дарре, казалось, думал так же, потому что в последовавших за его признанием ласках было столько благодарности, что Айлин почувствовала себя настоящей целительницей.

Счастливой целительницей…

— Добрый день! — раздался от дверей голос, заставивший Айлин вздрогнуть. За последнюю неделю она совершенно забыла о его обладателе, наивно рассчитывая, что тот внял ее отказу и больше не станет испытывать судьбу. Но ее ожидания не оправдались. Златовласый Кён, выдернув из рук сопровождающего его Эдрика огромный букет полевых ромашек, возложил его на прилавок перед Айлин. — Уверен, это сгладит возникшее между нами непонимание и объяснит серьезность моих намерений.

Айлин непроизвольно отодвинулась от букета подальше, с грустью посмотрев на поникшие головки цветов. Это ж половину поляны надо было оборвать, уничтожив такую красоту. Сколько они в воде простоят? До вечера, а то и меньше. И умрут…

— Вы немного ошиблись дверью, господин Кён, — досадливо ответила Айлин. — Госпиталь двумя кварталами восточнее.

Кён непонимающе наклонил голову.

— К чему мне госпиталь? — старательно вежливо поинтересовался он. — Я само здоровье и сила, как видишь.

Но Айлин его сила и здоровье заботили в последнюю очередь.

— Вы же ромашку лекарственную для кладовой принесли, — объяснила она. — Очень любезно с вашей стороны, у папы она как раз заканчивалась. Только, боюсь, у меня не будет возможности в ближайшее время посетить госпиталь. Может быть, вы сами доставите цветы туда? Уверена, папа будет вам признателен.

Красивое лицо Кёна скривилось раздражением. Эдрик предусмотрительно юркнул за дверь, опасаясь гнева начальника. Что же задумал дядя Тила, приставив сыновей к этому ходячему высокомерию? Попытаться разузнать у Кёна или не стоит? А вдруг решит еще, что Айлин им увлеклась, потом не отвяжется. И так-то слов не понимает. А, не приведи Ивон, еще Дарре узнает… Нет, отношениями с ним Айлин не была готова рискнуть ни за какие коврижки.

— Ты, кажется, не разумеешь, душечка, о чем я говорю, — отставив в сторону напускную любезность, заявил Кён. — Тогда скажу прямо: ты меня заинтересовала, и я был бы не против оценить тебя в качестве будущей жены. Но, если ты продолжишь упражняться в остроумии, я могу и передумать.

Айлин сузила глаза. Ох, как ругала она собственную подростковую несдержанность на язык и как теперь пригодится тот опыт! Воистину нет худа без добра!

— Тогда я, пожалуй, ближайший вечер потрачу на тренировку, чтобы уже наверняка отбить у вас интерес к моей скромной персоне, — отрезала она. — Поверьте, господин Кён, вам не понравится такая жена, как я. Как мне не нравится мужчина, способный ударить беззащитного!

У Кёна заходили желваки, но Айлин даже не думала испугаться. Во-первых, она отлично видела, как сжались кулаки подпиравшего косяк Хедина, готового в любую секунду броситься на помощь кузине, и тогда уж никакой кнут Кёна не спасет. Во-вторых, бояться этого напыщенного индюка было как-то нелепо и стыдно. Подумать только, он ее оценить решил! Не про вашу честь, господин Кён! Никогда Айлин так низко не опустится!

Однако Кён вдруг взял себя в руки, жестко усмехнулся и смерил Айлин с ног до головы недобрым взглядом.

— Развлекайся, пока я добрый, — заявил он. — Посмотрим, что ты запоешь, когда придет время.

С этими словами он сгреб в охапку ромашки и вышел из пекарни, ногой захлопнув дверь. Айлин фыркнула и принялась протирать засыпанный белыми лепестками прилавок.

— Ты бы поосторожничала злить этого типа, — неожиданно раздался довольно мрачный голос Беаты, и она, без спросу стянув баранку, тут же пообгрызла ее со всех сторон, совершенно в разрез обозначенной серьезности. — От такого любой пакости ожидать можно. И удара тогда, когда меньше всего об этом думаешь.

Айлин ошеломленно посмотрела на сестру: слышать подобные вещи от Беаты было для нее в новинку.

— Одно бахвальство и ничего за пазухой, — возразила она, уверенная, что защищена со всех сторон. Беата хмыкнула.

— Как была дурой, так и помрешь! — выдала она и, ухватив еще одну баранку, выскочила на улицу.

Глава двадцать пятая: Ритуальный хоровод

— Кайя, я должна научиться танцевать! — заявила Айлин, влетая в свою бывшую спальню. Названая сестра в одиночестве трудилась над вышивкой и подняла глаза с читаемым удивлением. — Понимаю, что недели для этого мало, но…

— Ты же не хотела участвовать, Айлин, — напомнила Кайя, догадавшись, о чем речь. Ежегодно в день летнего солнцестояния в Армелоне отмечали большой праздник. Всю ночь во славу Божественной Триады жгли костры, устраивали гуляния, пели песни и просили о милостях. Самым запоминающимся действом обычно были девичьи пляски, после которых лучшие из лучших выбирали себе в пару парня и, став в один хоровод вокруг главного городского костра, исполняли ритуальный танец. Считалось, что попавших в этот хоровод Энда одаривал удачей до будущего солнцестояния. И Кайя догадывалась, о ком Айлин задумалась.