Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

Это было заманчиво.

И опасно.

— Ты очень её любил, — сказала я, услышав это по его благоговейному тону и видя, как взгляд смягчился, вызывая рябь старой вины в груди. — Как бы больно и горько тебе ни было, я во многом способствовала этому. Мой минимум — признать это. — Я замялась, затем продолжила. — Я должна была сказать это раньше, но… я сожалею о той роли, что сыграла в смерти Харлена, Малир. Глубоко.

Мышца на его челюсти дернулась, как часто бывает, когда он сдерживает гнев — один из немногих признаков эмоций, что он показывал, — но он сгладил это тяжелым глотком и устремил глаза на меня.

— Это не ты его убила. Это сделал я, боясь неконтролируемого хаоса, что приносят мои тени, непослушного разрушения.

Уши насторожились от торжественной строгости в его тоне.

— Неконтролируемого?

Он сжал губы, словно сожалел, что упомянул об этом.

— Мы могли бы выбраться из подземелий… если бы я только отпустил их.

Как же он выбрался?

Вопрос застрял у меня в животе, но я не осмелилась спросить, чтобы не разрушить этот драгоценный момент тихого спокойствия между нами, такой капризный и странный. По дороге сюда он был совсем другим: обаятельным и игривым, тревожно добрым в том, как подталкивал меня к освобождению от невидимых оков, которые держали меня всю жизнь. Почему? Почему он ведёт себя так?

Когда дело касалось Малира, я не могла не ожидать скрытого мотива в каждом его прикосновении, каждом шёпоте, каждом намёке на флирт. Но с другой стороны, флирт Себиана тоже, по-видимому, имел свой коварный скрытый мотив. Только он его скрывал, а Малир всегда был откровенен в своих намерениях. Разве это не делало его честность безопасной? Его доброту — заслуживающей доверия?

А что, если он действительно раздираем между преданностью и теплыми чувствами ко мне, дочери его врага, убийце его брата? С этим нельзя было мириться без боли, и это было далеко не просто. А если я слишком строго судила его на кьяре, опасаясь, что он хочет причинить мне боль, когда на самом деле он сам страдал — раздираемый в двух направлениях до такой степени, что это грозило разорвать его пополам?

О, боги, у меня болела голова от того, как мысли сталкивались друг с другом, пока я пыталась подавить надежду, которая может принести только сердечную боль. Сохранять рассудок было трудно. Большая часть надежд, казалось, рассеялась по ветру, когда я мчалась по тому лугу…

— Иди сюда, — Малир перевернулся на бок, подперев голову рукой, а другой постучал по покрывалу. — Хочу, чтобы моя жена была ближе.

Я опустилась, чтобы оказаться рядом с ним, положив голову на руку всего в нескольких дюймах от него, вдыхая аромат лемонграсса, позволяя теплу его тела проникнуть под кожу.

— Я ещё не твоя жена.

— Ты приняла мой дар, еду, которую я тебе предлагал, наш танец под звёздами, не так ли? — Он поднял руку и коснулся моего лица, позволяя теплу своей ладони ласкать обветренную кожу. — Среди Ворон ты теперь моя пара. Свадьба — лишь символический акт, чтобы угодить твоим людям и их обычаям.

Его слова висели между нами, смягчая часть сомнений, которые я питала, беспокойство, что он может нарушить помолвку, но не полностью.

— Я не Ворона, значит, я не твоя настоящая пара, и ещё не твоя жена. Это делает меня ничем.

Его большой палец ритмично скользил вверх и вниз по моей скуле.

— Сегодня утром, после разговора с леди Сесилией, я приказал перевезти из южных хранилищ в Тайдстоун целые повозки зерна, сушёного мяса, бобовых и несколько сотен фунтов семян для весны. Её отец, лорд Тарадур, и его войска будут следить за транспортировкой, чтобы всё прибыло в Тайдстоун после того, как ты освободишь Марлу с учётом влажности земли, но точно до нашей свадьбы. Если спросишь её, уверен, она подтвердит.

Я с трудом выдохнула, широко раскрыв глаза.

— Ты отправляешь… Но… Почему?

— Уверенность, — его рот двигался, словно обдумывая слова. — Твой страх, что я нарушу нашу помолвку после освобождения Марлы, обоснован. Это совершенно разумно. Солдаты Тайдстоуна, должно быть, были на половинных пайках сколько уже? Два месяца?

Скорее пять, но это сделало бы меня снова плохой сделкой.

— Три.

— Если я собираюсь атаковать Амарретт весной, когда растает снег, мне понадобится армия твоего отца, и ей не пойдет на пользу голодать всю зиму, — сказал он. — Мне нужен этот брак, если я хочу выиграть войну быстро и с минимальными потерями среди моего народа, Галантия. Он нужен нам обоим. И я надеюсь, что это успокоит твой страх и убедит тебя в моей искренности. В моей… преданности.

Уверенность его слов смягчила мои сомнения, принесла облегчение. Оно длилось лишь мгновение: теперь, когда перспектива брака была бесспорной и доказанной, этого уже не хватало, даже если это обеспечивало мне цель — безопасную жизнь. Какова ценность шелкового платья, если оно окутывает увядшее сердце? Какова ценность жизни без любви?

Да, Себиан держал меня ночью, заботился, предлагал убежище. Но признавался ли он мне когда-нибудь в чувствах? Сражался за меня? Целовал?

Нет.

Даже прощального поцелуя… не было.

За спиной раздавалось множество смешков и хохот, и я обернулась через плечо на группу молодых ворон, сидевших вокруг кучи… всякой всячины. Лоскуты ткани. Отполированные ракушки. Гвозди. Вилка. Одна из девочек закрыла глаза и полезла в кучу, перебирая вещи, и вытащила что-то, что, похоже, было кусочком кольчуги с ржавыми пятнами.

Она открыла глаза.

Нос её сморщился.

— Это моё, — молодой ворон, сидевший напротив, наклонился к ней, его улыбка обрамлялась редкой щетиной. — Как и ты сама, и ты это знаешь.

Девочка посмотрела на молодого парня, потом на кольчугу, скривила рот от отвращения и уронила предмет с лязгом, вытирая ржавчину с пальцев о ткань своих хлопковых штанов.

— В твоих мечтах.

— В моих мечтах ты лежишь в гнезде из подушек и одеял, умоляя меня соединиться с тобой с разведёнными ногами, — прошипел он на фоне глубоких смешков остальных юношей. И в один быстрый миг он рванулся вперёд и поцеловал её. Долгий, страстный поцелуй, от которого мне самой пришлось сжать губы, закрутить язык, сглотнуть слюну. — А если бы ты перестала быть такой…

Хлоп.

Его лицо резко дернулось в сторону от её пощёчины, глаза широко раскрылись от шока, что развеселило остальных. Они хихикали и смеясь наблюдали, как девочка обернулась, и ее вороны улетели, толкая его, давая пару воспитательных шлёпков по затылку.

Малир скользнул рукой по моему бедру, перекатывая на другой бок, чтобы я полностью обернулась к группе, и прижался телом к моей спине.

— Должен признать себя счастливым, что ты лишь ушла от меня во время нашего кьяра, вместо того чтобы шлёпнуть меня перед всем собравшимся двором.

Мысль о том, чтобы шлёпнуть его за такое дерзкое поведение, казалась абсурдной, учитывая, как сильно я желала быть поцелованной.

— Думаю, ты прав, — сказала я, — но, с другой стороны, ты меня не поцеловал.

— Ах, но я поцеловал, — прошипел он, скользя ладонью вдоль моей талии, груди, а затем провёл пальцем по нижней губе. — Когда я кормил тебя со своих губ, маленькая голубка. Это поцелуй ворона, но всё же поцелуй, предназначенный только для нашей пары. Именно поэтому мы так бережём их.

Его слова заставили моё сердце сжаться, и я оглянулась через плечо, увидев его лицо в дюймах от своего. Взгляд скользнул к тем губам, которыми, как он утверждал, поцеловал меня, прежде чем снова посмотреть в глаза. Даже плотно находясь на земле, верхняя часть моего тела слегка качнулась. Напоминание о том, что если я слишком глубоко загляну в его тени, то могу потерять равновесие и пасть прямо в их темноту.

Я сглотнула.

— Но ты целовал Лорн.

— Судьба редко очевидна и никогда не проста. Мало кто узнаёт свою пару с первого взгляда, как это сделал мой отец. Много перьев мы можем вычёсывать, пока не найдем ее. Иногда клювы сталкиваются, — его рука обвила мою голову, поддерживая её, удерживая в объятиях и прижимая мой рот ближе к своему. — Маленькая голубка, тех, кого мы поцелуем не так, ещё можно понять, а тех, кого мы и вовсе не поцелуем…? Они навсегда остаются отвергнутыми.