Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

И туманная фигура растеклась по столу, навек исчезая.

— О, Небо! Праки Шигила! — выдохнул служитель пророчицы, а Кадав, не прощаясь, рванул к выходу.

Он появился с горящим храмовым светильничком на пороге спальни Рэллы Тальконы уже в третьем часу ночи, бледный, мокрый от пота, немигающими глазами вперившись в слабый огонек, мечущийся в его руках.

— Альгида! — Прохрипел он — тазик с водой, живо!

Изумленная служанка, молча, подчинилась. Праки Милреда, замерев, смотрела, как верный телохранитель поставил чашу светильничка возле кровати больной, кистями, почти лишенными кожи, зачерпнул пылающей жидкости и, сомкнув ладони так плотно, что ни капли не просочилось, обнес Священным обережным кругом вокруг постели. Затем резко погрузил руки в поднесенный Альгидой серебряный тазик с водой.

— Напои ее и умой, — на пределе прохрипел он. — Вода, убившая такой огонь, погасит любое пламя.

У него еще хватило сил, шатаясь, выйти за дверь и уже там он сполз по стене на пол.

— Меня только домой, домой… — успел он прошептать Бернету и вырубился.

Ему было уже, наконец-то, НЕ БОЛЬНО! И все равно кто и как обрабатывал страшные ожоги, бинтовал изувеченные руки и отправлял, как он и просил, на Стекольный. Он сделал то, что хотел. И все остальное уже не имело для него никакого значения.

Через три часа Праки Милреда не поверила своим глазам.

Температура у Рэллы Тальконы, впервые за четыре дня, стала НОРМАЛЬНОЙ!

А за окнами разгоралась яркая утренняя заря, которая уже ничем никому не угрожала.

Бернет сидел в прихожей. Заходить в комнату не хотелось. Больно, до спазмов в горле, смотреть на пустую кровать друга и напарника, на подушке которой лежал расстегнутый браслет связи.

Сегодня уже седьмой день пошел, а связаться со Стекольным не удалось ни разу. Инфоком в квартире Граси не отвечал: то ли сломался, то ли, нарочно, был отключен. И не съездишь проверить. Пост не оставить. Может быть, Праки Найс и отпустил бы, но Бернет и сам не очень-то доверял охранникам, пусть даже и внутреннего радиуса. (Невольная школа осторожности того же Найса!) Вот если бы здесь были телохранители Праки Алланта — тогда другое дело.

А пока… хотя Рэлла Надежда еще ни разу не выходила за пределы апартаментов. Видимо, дела не так уж и хороши, как уверяла Альгида. Иначе, какими силами можно было удержать в постели его Праки! Но пусть лучше отдохнет, поправится до прилета Праки Алланта.

И как сглазил: дверь распахнулась. На пороге — Рэлла Надежда в сопровождении Альгиды. Сильно похудевшая, бледная, но вполне живая. Без малейших признаков косметики, и прическа — обычный хвост, стянутый на шее строченой тесьмой.

Бернет, радостно улыбаясь, вскочил с места, вытягиваясь в парадной стойке.

— Давайте поедем, покатаемся на лодке, — .- как-то не совсем уверенно, предложила она., - Для первого раза — на озере.

— Да, Рэлла Надежда! — Бодро отозвался Бернет и распахнул перед своей Праки дверь в коридор. Она вышла и, уже несколько раз шагнув, оглянулась:

— А где Кадав?

— Вот оно! — Целых семь дней Бернет ждал и боялся этого вопроса. Был не один десяток вариантов подходящего ответа, и все они одновременно вылетели из головы. И непослушный язык начал заплетаться.

— Он… он не работает больше… Вам… наверное, придется… выбирать… нового телохранителя… на его место.

— Что?! Ушел и даже не предупредил? Ничего себе, клятва на верность!

За их спинами испуганные глаза Альгиды и приоткрытый рот, загороженный кончиками пальцев.

— Только бы не начала спрашивать, почему его нет! Только бы не спросила, что же случилось! — про себя молилась служанка.

И тут же резкий поворот встревоженного лица Праки:

— Так, что случилось? — словно эхо ее же собственных последних, мысленно произнесенных слов. — Ну! Я жду! — И уже более спокойно, но жестко и требовательно. — Сейчас возвращаемся, и вы оба мне все немедленно рассказываете, конспираторы хреновы! Покатались, называется!

Сели сразу же, в прихожей. Поневоле пришлось рассказывать, заранее готовясь к очередной вспышке гнева.

— И вы все это время молчали?! Бессовестные! Где моя аптечка?

Альгида немедленно сбегала, принесла, и подала, извиняясь:

— Но она почти пустая, Рэлла Надежда.

— Так это же не моя! Это аптечка Алланта.

— Но, Рэлла Надежда, мы все время, пока Вы болели, пользовались лишь этой…

— Все правильно! Она одна и была во дворце. Моя, скорее всего, так и осталась лежать в каюте «Бриза». Бернет, съезди, привези ее мне. Срочно!

Бернет вернулся, на удивление, скоро.

— Ну вот, — удовлетворенно произнесла Надежда, заглядывая в аптечку. — Здесь еще кое-что осталось. Сейчас все в одну переложим и полетим в Стекольный!

— Сейчас? — ужаснулась Альгида — Но скоро стемнеет! И Вам же врачи еще не разрешали выезжать за пределы дворца.

— А я кого-то собираюсь спрашивать?

Дежурный механик в ангаре пришел в ужас:

— Рэлла Надежда, но люфтеры не прошли предполетную проверку! Вам нельзя лететь! Тем более сейчас, вечером!

— Вы хотите сказать, что обслуживающий персонал, которому и так, в основном, нечего делать, допускает, что люфтеры могут стоять в неисправном виде?!

— Нет! Нет, конечно же! — всерьез испугался механик впервые увиденной вспышки с трудом контролируемого гнева Рэллы Тальконы. — Просто Праки Найс не предупредил, как обычно, заранее, что Вы соизволите куда-то лететь. По правилам, машина всегда должна проходить предполетную проверку.

— Плевать я хотела на все проверки и предупреждения! Если мне нужно лететь — я полечу! Бернет! Заводи!

Полет прошел в глубоком молчании. Бернет лихо посадил люфтер, вопреки правилам, прямо на пустырь перед домом Кадава. И сразу же, еще не выходя наружу, с браслета по ноль второму коду вызвал охрану. На сей раз, с ним не пререкались и подчинились беспрекословно.

Надежда сама постучала в облупившуюся дверь. Открыла мать Кадава, но вместо того, чтобы пропустить нежданных гостей в дом, неожиданно спросила с порога, весьма агрессивно и недружелюбно:

— Что Вам еще нужно от моего мальчика? Разве он еще что-то Вам должен?

За такой тон в обращении к Рэлле Тальконы по правилам безопасности следовало бы сразу стрелять. Бернет, смущенный и растерянный, топтался сзади, не зная, что же ему делать.

— Кадав настолько плохо себя чувствует? — забеспокоилась Надежда.

— Он не сможет больше работать! Это Вы, Вы!.. Он бы не лежал сейчас в таком виде, если бы Вы не приказали ему бросить Школу!

— Но я не знала! Праки Граси, я, честно, ничего не знала до сегодняшнего вечера. Я тогда была не в том состоянии, чтобы хоть что-то помнить. — Надежда торопливо оправдывалась, словно школьница перед строгой учительницей. Обескураженная враждебным приемом, она плохо соображала, как продолжить трудный разговор.

— Он отказался от операции, наотрез. И врач сказал, что он… он… у него уже заражение крови началось… — женщина захлебнулась в рыданиях и, запоздало сообразив, КАК она разговаривала с Рэллой Тальконы, рухнула ей в ноги прямо в дверях.

— Праки Граси, — Альгида попыталась поднять женщину — может быть, Вы все-таки пропустите нас в квартиру?

Кадав лежал на единственной в доме кровати до подмышек укрытый лоскутным одеялом. Руки поверх одеяла вытянутые вдоль туловища — два бесформенных желто-зеленых свертка, положенные на пленку. А от повязки вверх, уже далеко за локти, расплывалась сизо-багровая опухоль. И запах стоял в комнате, сладковатый, тяжелый, резкий, заставляющий поначалу невольно задерживать дыхание.

Похоже, что он спал или был без сознания: глубоко запавшие глаза закрыты, губы запекшиеся, в кровяных трещинках.

Надежда подтянула табурет и села возле кровати, грустно смотря в лицо своего телохранителя. Видимо, почувствовав взгляд, он открыл мутные глаза, медленно обвел всех присутствующих и прошептал: