По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С.

— Спасибо. — Слова получаются неуверенными, однако они искренни; надеюсь, что он почувствует это.

В ответ получаю лишь отрывистый кивок, прежде чем он дважды проверяет, выключены ли конфорки на плите.

Беру вилку, когда он ставит передо мной чашку с кофе. Поднимаю взгляд и вижу, что он застегивает рубашку, успешно лишая прекрасного вида на его грудь.

— Мне нужно уходить. Я должен уладить кое-что.

— Ясно. — Почему я разочарована тем, что он уходит? Наверное, я ожидала, что он останется и будет приставать ко мне, как обычно. По крайней мере, толика надежды теплилась в душе.

Его глаза сужаются так, что кажется, будто он акула, которая только что обнаружила кровь в воде.

— Прозвучало так, словно ты хочешь, чтобы я остался, рыжая. — Низкий, хрипловатый тон доносится до меня, и я едва сдерживаю трепет, который он вызывает.

Отвожу от него взгляд и сосредоточенно запихиваю в рот яичницу. Не успеваю я проглотить, как одна большая рука опускается на стол, рядом с тарелкой. Мужчина наклоняется ко мне сзади и приближает рот к моему уху; его теплое дыхание обдает мою кожу.

— Не строй планы на вечер. После ужина.

Я застываю.

Когда он проводит губами по раковине моего уха, глаза закрываются, а дыхание сбивается.

— Будет сюрприз. — Затем тепло исчезает, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как он направляется к двери.

Чувствуя себя намного лучше, я выдаю:

— А что, если я не люблю сюрпризы?

Он обувается и открывает дверь, бегло взглянув на меня. Края губ подергиваются.

— Я готов рискнуть.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

БРОНСОН

— Клянусь, больше я ничего не знаю!

Хуесос сплевывает кровь на бетон под стулом, к которому он привязан. Его правый глаз уже опух и стал сине-фиолетового цвета, а верхняя и нижняя губы разбиты, оставляя кровавое месиво, стекающее по лицу.

— Мне просто велели занимать ее некоторое время, а потом вывести ее к полуночи.

— Кто велел?

— Не знаю, мужик. — Он срывается, его грудь сотрясется от всхлипов. — Я, блядь, ваще не ебу кто.

— Срань господня. — Бросаю недоверчивый взгляд на Дэниела, который не выглядит ни капли удивленным тем, что этот жопоголовый начал рыдать.

— Что будешь с ним делать? — Дэниел задает нарочито громко, чтобы этот говнюк услышал.

Мой ответ незамедлителен.

— Избавлюсь от него.

— Погодите! — кричит засранец. — Погодите! Я только что кое-что вспомнил.

Мы поворачиваемся к нему лицом и молча ждем, пока он выложит всю имеющуюся у него информацию.

— Номер, по которому мне звонили, отличался от остальных. Остальные звонки были с неизвестного номера, но, видимо, в последний раз они напрочь забыли, и это показалось мне странным.

Мы с Дэниелом обмениваемся скучающими взглядами. Он смотрит на это говно с большим терпением, чем я когда-либо мог набраться.

— Ближе к делу. Живо.

— Помню, мне стало любопытно, и я решил поискать в интернете обратный номер. — В его глазах светится надежда. — Он поступил из участка в центре города.

Клянусь, каждая капля моей крови перестает струиться по венам.

— Где телефон?

— Избавился от него той ночью. Разбил его и выбросил в мусорный бак.

— Значит, нет возможности проверить, правдива ли твоя история.

Пульс на его горле бешено бьется, и он судорожно сглатывает.

— Клянусь, я не вру вам!

— Думаешь? — вскидываю бровь. — Может, расскажешь, как ты не врал в те разы, когда тебя ловили на том, что ты путался с бойскаутами, за которых отвечал? — он бледнеет под своей загорелой кожей. — Может, расскажешь мне, как ты не врал и не платил людям, чтобы получить социальное обеспечение, в то время как двое из детей покончили с собой из-за этого?

Он молчит.

— Теперь тебе нечего сказать, да?

Когда я снимаю пистолет с предохранителя и поднимаю его, целясь ему в лоб, то не чувствую ни угрызений совести. Не тогда, когда он кричит, моля о пощаде.

Не тогда, когда его мозги разлетаются по бетону. И не тогда, когда его тело обмякает на стуле.

Он — ёбанная мразота, и он не только разрушил жизни невинных детей, но и пытался причинить вред рыжей.

Я готов обрушить ад на любого, кто попытается причинить ей вред.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Как я могу примириться с мужчиной, который пришел сюда прошлой ночью, чтобы убедиться, что я в безопасности? Мужчиной, который держал меня за волосы, пока меня рвало?

Он помог мне раздеться и отвернулся, когда я попросила об этом. Он ни разу не лапал меня. С ним я ни разу не чувствовала себя уязвимой или в опасности.

То, что он тот самый мужчина, который признался в убийстве людей, запутывает все разумные мысли.

А вот теперь, я — отбитая на всю голову женщина, которая смотрит на свое отражение в зеркале в полный рост в спальне, гадая о том, стоит ли мне переодеть сарафан или нет. В порядке ли мои волосы и макияж либо…

— Ты прекрасно выглядишь.

Я подпрыгиваю, и мои изумленные глаза встречаются со знакомыми темными глазами в зеркале. Приоткрываю губы, чтобы высказать ему все, что я думаю о проникновении в мой дом без приглашения, но он подается вперед, его взгляд наполнен жаром. Остановившись позади меня, он нежно откидывает волосы в сторону, обнажая одно плечо.

Не сводя взгляда, он наклоняет голову и нежно целует оголенную кожу.

— Ты прекрасна, рыжая.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.

— Спасибо. — Приняв строгий вид, — ведь знаю же, что, если дать этому мужчине повод, он сядет на шею, — тычу пальцем ему в грудь. — Но это не оправдывает того факта, что ты просто вальяжно ввалился сюда, словно…

Он молниеносно обхватывает мой затылок и прижимается своим ртом к моему, действенно прервав тираду. Его язык встречается с моим, и я не могу удержаться, чтобы не сжать в кулаках переднюю часть его рубашки. Тихий стон так и норовит вырваться из уст, но он отступает назад, прежде чем он это происходит.

Бронсон заботливо поправляет мои волосы, прежде чем отступить на шаг.

— Я подготовил для тебя кое-что. — В его глазах мелькает намек на мальчишеское волнение.

Когда он протягивает свою раскрытую ладонь, нерешительность сковывает его движения.

Неужели он колеблется по той же причине, что и я, а то не решаюсь принять его ладонь? Это похоже на нечто большее. Мысль о том, чтобы вложить свою руку в его, заставляет зловещее предчувствие затаиться в глубине сознания, нашептывая, что это все изменит.

Выражение его лица искажается, отчего в животе болезненно трепещет. Прежде чем он успевает опустить руку, хватаю ее. Крепко. Возможно, слишком крепко, но что бы это ни было, я желаю этого. Даже если я знаю, чем все закончится. Все закончится тем, что он поймет, кто я на самом деле, и бросит меня.

Чудила. Демоница. Ведьма. Чудовище.

Подхожу ближе и пытаюсь передать то, что не могу выразить словами: что я хочу этого — хочу его, — пока есть возможность. Как бы недолго это ни было. Меня влечет к нему, и сопротивляться больше нельзя.

Как-то ночью я заявила себе, что нужно жить, пытаться обрести хоть какое-то подобие нормальной жизни. Ну… вот она, часть этого заявления: принятие мужчины, которого тянет ко мне, и поддаться этому ощутимому притяжению между нами.

Надменно вздергиваю подбородок, вызывающим и немного игривым тоном произнеся:

— Лучше этому сюрпризу быть приятным. — Пренебрежительно машу рукой. — В конце концов, у меня большие ожидания от бандюгана такого калибра.

Темные глаза загораются. Этот мужчина обожает, когда я его подкалываю. Не потому ли, что никто больше не осмеливается это делать?

— Вот как?

— Ага.

Он скользит рукой к моему затылку, его пальцы перебирают мои мягкие волосы. Приподняв мое лицо, он приближает свой рот к моему. При каждом слове наши губы соприкасаются, отчего дыхание перехватывает.