А он просто ушёл.
Закрыл эту ненормальную связь между нами, оставив меня наедине с самой собой.
И я, упав вниз душевой кабины, заплакала от облегчения.
Неужели на этом всё?
Глава 33
Таис де Валуа, герцогиня Ангулемская
Я хорошо запомнила то утро, когда мы приехали домой.
Мы подъехали туда на рассвете, когда солнце только-только позолотило верхушки Пиренеев, а воздух был наполнен настоящей горной свежестью.
Покинув водительское место, Этьен обошёл машину и помог мне выйти, тут же позаботившись о Жанне – вытащив переноску, в которой спала наша дочка, с заднего сидения.
Несмотря на большой вооруженный картеж, мы втроём ехали в одном автомобиле – и Этьен был всё это время за рулём, чего я раньше за ним особенно не замечала.
Это было… как если бы мы являлись обычной среднестатической семьёй: мама, папа, ребенок…
Но он был Альфой, вожаком стаи – и герцогом в придачу.
Пока я разглядывала свой новый дом, а Этьен напряженно смотрел на меня (я чувствовала его взгляд на себе и потому не могла полностью расслабиться), все приехавшие с нами охранники быстро рассредоточивались по территории, занимая какие-то выгодные позиции, наблюдательные точки, и просто то расположение, на которое им указывал Шарль. Именно его Этьен поставил в качестве начальника моей охраны.
Впрочем, делалось всё это за нашими спинами и через переговорные устройства, которые я слышала лишь по причине своего обострившегося после первого оборота слуха.
А мы же…
Мы смотрели на новый дом.
«Новый» — в прямом смысле этого слова: судя по короткому рассказу Этьена, здесь совсем недавно была какая-то старая гостиница, которую перестроили по его приказу.
Признаюсь честно, за прошедший год я устала от старинных замков – от их кровавой истории, от тяжести, которая невольно опутывала каждого, кто вынужден был называть древние строения своим домом; от груза, который только добавлялся к стенам от каждого нового поколения его жильцов.
Это же была… вилла. Такой, в современном стиле дом – с огромными панорамными окнами, интересным геометрическим дизайном, чем-то напоминавшим скандинавский.
— Тебе нравится? – спросил Этьен, не отрывая взгляда от моего лица. Я кивнула.
— Да.
Мне и правда здесь нравилось – я чувствовала, что впервые могу свободно вздохнуть – и это чувство опьяняло.
— Я рад. – Этьен всё ещё не спуская с меня взгляда, протянул мне переноску с Жанной. – Тогда этот дом твой.
Я взяла переноску, кивнула, а он ….
.... Он пошёл обратно к машине.
Мне надо было радоваться… я должна была радоваться, как иначе, но почему-то, как только он завёл мотор, у меня замерло сердце, а душа тут же начала рваться к нему.
Тогда я ещё не понимала, что такое связь между истинными парами.
Это чувство начало проявляться постепенно, не сразу, день за днём укрепляясь в нужде по своему истинному.
Я не знаю, кто к кому тянулся больше: моя волчица к своей паре или я к Этьену… к тому заботливому мужчине, которым он иногда мог быть.
Он сдержал своё слово: подарил нам с Жанной дом, приставил к нам огромное количество охраны и несколько проверенных оборотней, которые помогали содержать виллу в нормальном состоянии.
У меня теперь имелся даже повар – Этьен не хотел, чтобы я разрывалась между готовкой и заботой о ребенке.
Почему он не мог быть таким с самого начала??? Почему он заставил пройти меня через ад – и только потом превратился в прекрасного принца?
Я видела – я ощущала его мысли: он не играл со мной сейчас, он не планировал сейчас ничего, кроме свободы, о которой я его всегда просила.
И вот ведь странная штука, получив долгожданную, такую необходимую от него свободу, я стала скучать по нему.
Французы, снисходительно относясь к ветрености своих женщин, любят повторять: Une femme commence par résister aux avances d'un homme; ensuite, elle l’empêche de s’enfuir, что значит «Сначала женщина сопротивляется мужчине, затем не дает ему уйти».
Это было как раз про меня.
С детства закованная в броню, не доверяющая никому, кроме себя; привыкшая полагаться только на свои силы, я внезапно почувствовала себя просто женщиной – не беспомощной, не доведённой до отчаяния самкой – полукровкой, а простой обычной женщиной, которая ждала… и неосознанно наслаждалась тем, как заинтересовавший её мужчина «наворачивает круги вокруг».
О да, это было очень волнительно!
Хотя я не могу сказать, чтобы Этьен как-то отстранился от нас. Наоборот, он регулярно навещал Пиренеи, часто, превращая каждое своё появление в небольшой праздник.
Огромные охапки роз и лилий (всё-таки лилия была символом его рода) перемежевались с бриллиантами и изумрудами. Утром посыльный присылал мне подлинник Модильяни, а вечером трясущийся от страха повар презентовал «птичье молоко», о котором я случайно завела разговор с Этьеном за кофе.
Это была забота.
Разумеется, забота в стиле наследника рода де Валуа — с огромным количеством нулей «на чеках» — стоимость его подарков по-прежнему здорово меня пугала.
Но и человек, и оборотень быстро привыкает ко всему, особенно к хорошему… И я привыкла.
Привыкла не только к новым платьям, за каждое из которых мне пришлось бы вкалывать по полгода, но и к собственному, по новому звучащему, имени. Я как-то совсем незаметно перестала называть себя Таисией Кузнецовой, спокойно отзываясь на Таис де Валуа.
В конце концов, моя дочь тоже носила эту фамилию.
Жанна же во многом получилась именно папиной дочкой – она радовалась каждому визиту своего отца, просилась к нему на руки и часто хныкала, когда он уезжал обратно в Ангулем.
Во время его пребывания в горах, мы много разговаривали.
Между нами не было больше всех этих преград, услужливых (и не очень) слуг; на меня не давило его положение герцога и Альфы; на него – нужда сделать всё так, как лучше для стаи и величия его рода.
Мы просто разговаривали. Сначала лишь как два человека, связанных общей историей.
Затем Этьен, удостоверившись, что я снова не превращусь в одичалую, пытался с помощью нашей мысленной связи объяснить то, что произошло во время праздника полнолуния.
Он не стал скрывать от меня какие-то отдельные детали, открыв все воспоминания целиком: там были и те моменты, которыми я восхищалась, и те, которые я хотела бы навсегда забыть. Но он был прав в одном – всё это было в прошлом. И я сделала шаг ему навстречу – открыв свои воспоминания для него.
Мы плохо начали – это правда. Но для меня стало настоящим сюрпризом, что с того самого момента, когда он начал заботиться обо мне в Испании, он ни разу не изменил мне.
Да, не всегда его мысли были чисты и приятны; да, иногда он думал о грязных до одури вещах, но…
… несмотря на всю свою невоздержанность и злобу, он не заменял меня другими. И не причинял мне никакой боли преднамеренно.
Он – этот часто язвительный, злой герцог нуждался во мне – и сам долго не мог себе в этом признаться.
Однажды, провожая взглядом вертолёт, на котором улетел Этьен, я вспоминала о своих родах и том странном разговоре, который у меня случился со странным воображаемым собеседником.
Про чудовище, которое надо полюбить – и лишь тогда оно превратится в прекрасного принца.
Что ж…
Тогда я впервые призналась сама себе, что испытываю к Этьену что-то.
Но прошло ещё много месяцев, прежде чем я поняла, что именно.
Эти месяцы не стали для меня пустыми – я проводила всё своё время с Жанной.
К счастью, теперь мне не было никакой необходимости разрываться между материнскими обязанностями и обязанностями герцогини. А вот французский я всё-таки выучила – и теперь уже не только свободно говорила, но и даже перечитывала хорошо знакомую всем классическую литературу на языке оригинала.
