Жажда крови (ЛП) - Диан Кэтрин

Дрожа и едва разбирая клавиши, она набрала «Да». Слёзы закапали на экран.

Она ждала.

И ждала.

Она всё ещё ждала полчаса спустя, когда входная дверь дома Джодари открылась и закрылась, и в прихожей послышались его шаги.

Кухню залил свет. Мира поморщилась, прикрыв глаза рукой.

— Господи, — проворчал Джодари.

Он подошёл к холодильнику. Мира услышала звон стекла, затем кто-то выдвинул ящик. Когда её глаза привыкли к изменению освещения, она посмотрела на остров и увидела Джодари, измученного, с синяком под глазом, который наблюдал за ней, открывая две бутылки пива.

Он подошёл к столу, покосился на спортивную сумку у ног Миры и поставил перед ней бутылку Allagash Tripel. Он сел на один из стульев, болезненно застонав. На нём всё ещё были светло-коричневые брюки от костюма и жилет в тон, но пиджак отсутствовал. Воротник его рубашки был расстёгнут, синий галстук развязан. Поднеся к губам свою бутылку, он слегка запрокинул голову, и его кадык двигался, когда он глотал пиво, как воду.

— Тааак, — сказал Джодари, со стуком ставя своё пиво на стол.

— Ты уверен, что с ним всё в порядке?

— Когда я видел его в последний раз, он ходил, разговаривал, и все его конечности были на месте, — Джодари оценивающе смотрел на неё. Она до сих пор была в пальто. Вероятно, у неё потекла тушь.

— А женщины?

— Мы вернули Ану.

— Слава Богу.

Джодари сделал ещё один глоток пива.

— Я не уверен, что Бог имеет к этому какое-то отношение.

Мира теребила этикетку на своей бутылке с пивом. По её щекам снова потекли слёзы.

Джодари поставил бутылку пива себе на бедро.

— Мира… что случилось?

Она сглотнула комок в горле. Голос его звучал раздражённо. Может, ей не стоило приходить сюда.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Нет. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что, чёрт возьми, произошло.

— Ты злишься на меня.

— Я волнуюсь, а не злюсь. Воспользуйся своим чутьём мозгоправа.

— Ты же знаешь, я ненавижу это слово.

— Да, — сухо ответил он. — Я думаю, мы обсуждали это миллион раз или около того.

В ней закипал гнев.

— Почему ты мне ничего не сказал? Почему никто из вас не сказал мне, из-за чего вы ненавидите друг друга?

Брови Джодари поползли вверх, наморщив лоб.

— Так вот почему ты здесь? Потому что если так…

— Ответь на мой вопрос, Джодари!

— Во-первых, он королевский придурок, и это не каламбур, но я не испытываю к нему ненависти. Он может думать, что я его ненавижу, учитывая, что он убил моего отца, но правда в том, что…

— Что? Что значит «он убил твоего отца»?

Джодари устало вздохнул.

— Это было давно, и это долгая история. Тебе нужно выпить это пиво, а мне нужна ещё одна бутылка.

Поморщившись, Джодари поднялся со стула и направился к холодильнику.

Эта кухня была так же хорошо знакома Мире, как и та, что была в доме её родителей. Она жила с Джодари в период адаптации и после окончания школы. Они сидели за этим столом и ели китайскую еду навынос, когда она сказала ему, что хочет уехать из Портеджа. Он не выразил ни удивления, ни разочарования. Он только сказал: «Офису в Новом Орлеане нужен сотрудник».

Вот вам и типичный Джодари.

Поэтому когда он вернулся к столу с ещё двумя бутылками пива, он рассказал эту историю без эмоций. Не деревянным тоном, но определённо так, как будто это его не беспокоило. Может, и правда не беспокоило.

История Джодари раскрыла многое, но одно из открытий заключалось в том, как мало Мира понимала о мире, в котором она пробудилась двенадцать лет назад.

После того, как отец Джодари, Аватас, был арестован за убийство Марокордаса, королева Амарада даровала Аватасу привилегию серентери, боя чести. (Мира не была уверена, была ли какая-то честь в том, что Джодари описывал дальше). В серентери двое бойцов сражались не на жизнь, а на смерть.

Только корона могла отдать приказ о вызове серентери, и отказ от вызова влёк за собой величайшее бесчестие. Победителю даровалось выполнение единственной просьбы. В случае победы Аватас мог попросить о помиловании.

Именно этот серентери выставил Аватаса, закалённого воина, против семнадцатилетнего сына Марокордаса. Кира.

Мира в ужасе перебила его:

— Но Кира почти наверняка убили бы.

— Да, я думаю, в этом и заключалась задумка, — сухо ответил Джодари. — Однако это делалось, чтобы почтить право Кира убить убийцу своего отца, но все знали предполагаемый исход. Кир был силён для своего возраста, но он был не таким, как сейчас. Никто не ожидал, что он победит моего отца, который был вдвое тяжелее его и имел на своей стороне четырёхсотлетний опыт.

Аватас, по-видимому, получил разрешение на серентери из-за своего благородного происхождения. Однако, как прямо выразился Джодари, настоящая причина заключалась в том, что он и Амарада «трахались много лет». И это был удобный, социально приемлемый способ избавиться от бастарда Марокордаса.

Но после долгой кровавой схватки Кир разорвал горло Аватаса своими клыками.

— Ты не держишь на него зла? — спросила Мира.

Джодари отставил вторую пустую бутылку и открыл третью.

— Он был мальчишкой и хорошо дрался. А мой отец, кстати, был настоящим засранцем, который засунул и свой член, и свою шиву туда, куда не надо было.

— Так почему же Кир затаил обиду на тебя?

Джодари пожал плечами.

— Он всё ещё думает, что я имею какое-то отношение к смерти Марокордаса? Или он в принципе не из доверчивых? Или Амарада к тому времени уже задурила ему голову? Кто знает.

Мира нахмурилась.

— Но ты сказал, что Киру было семнадцать в момент серентери. Он говорил мне, что его вырастила мать, которая умерла во Франции, так что он вообще не находился бы в обществе Амарады, пока…

— Когда ему было девять, Мира. Мать Кира была убита демонами у него на глазах, когда ему было девять лет. Марокордас объявил его в розыск и привёл ко двору. До этого никто даже не знал об его существовании. Амарада была в ярости.

Ужасные последствия, вытекающие из этого, ошеломили Миру.

— Боже мой.

— Я даже не рассказал тебе о самом ужасном: о просьбе Кира и о том, как Амарада её извратила.

— Подожди. Почему ничего из этого не было в его личном деле? Он потерял своего единственного известного родителя в результате насилия — он был свидетелем этого. Он был ребёнком. Ты представляешь, насколько травмирующим было бы что-то подобное?

— Это не имеет отношения к его роли в ВОА.

— О, правда? — она позволила сарказму просочиться в её тон.

— Ты хочешь знать, что он попросил или нет?

Мира стиснула зубы, разрываясь между желанием прояснить этот важный момент и необходимостью узнать больше.

— Продолжай, — раздражённо потребовала она.

— Он попросил об эмансипации. По закону Амарада, так сказать, стала его матерью, когда Марокордас умер. Он находился бы под её полной властью, пока не достиг бы совершеннолетия в двадцать лет, то есть ещё три года. Она явно подготовила себя к вероятности его победы, пусть и невеликой. Она знала, что он попросит об этом. Она выразила материнскую гордость за эту просьбу — о, это было выступление мирового уровня — и сказала, что такой воин, каким он себя показал, должен официально вступить в эту роль.

Когда Джодари сделал паузу, чтобы отхлебнуть пива, Мира сказала:

— Ты заставляешь меня нервничать. Заканчивай рассказ.

— Амарада начал посылать его на миссии в Атар.

— Ты шутишь.

— Нет.

Атар, родной мир вампиров, был пустошью, по крайней мере, так говорили. Демоны захватили его много веков назад. Опасное, уродливое место, куда можно попасть только через несколько известных порталов. Связаться с этим миром можно только через гонца. Получить подкрепление или дополнительные припасы — или медицинскую помощь — было бы непросто. Это, по сути, смертельная ловушка.

Джодари добавил:

— Это продолжалось много лет, очень много лет, прежде чем Кир порвал с ней. Почему он продолжал это делать так долго, я не знаю. Гордость? В любом случае, когда он отказался от миссии, назвав это пустой тратой времени, Амарада назвала его трусом перед всем двором. Он назвал её сукой.