Жажда крови (ЛП) - Диан Кэтрин

— Отлично.

Когда официантка ушла, Кир впервые заговорил.

— Я даже не люблю вафли.

Джодари уставился на него.

— Кто вообще не любит вафли?

Кир начал тереть лицо, наткнулся на жуткий синяк с правой стороны и со стуком опустил руку на стол.

— Ух ты, — изумился Джодари. — Ты выглядишь… ужасно. Реально ужасно.

— Она… — Кир замолчал. Джодари никогда не видел его таким. Это было немного тревожно — и определённо заставило его порадоваться, что он сам ни с кем не связался. Увернулся от пули, можно сказать.

Кир попытался ещё раз:

— С ней всё в порядке?

Джодари не знал, что сказать, потому что Мира не в порядке. Если не считать синяков, она выглядела почти так же плохо, как Кир, когда выходила из его дома после наступления темноты.

— Выпей кофе, Кир, ты как проклятый зомби. Это меня пугает.

Дрожащей рукой Кир потянулся за кружкой. Вероятно, это был первый раз, когда мужчина подчинился Джодари. Кир выпил кофе большими глотками, и несомненно, обжёг себе горло.

Когда Кир поставил свою пустую кружку, он заморгал, словно только что проснулся. Иисусе.

— Она пришла к тебе. Прошлой ночью, — Кир сказал это так, словно всё ещё не мог в это поверить.

— Угу.

— Она тебе доверяет.

— Угу, — Джодари отхлебнул кофе, не понимая, к чему клонится разговор.

— Так вот, я должен знать. Засранец, который пробудил её…

А.

— Мёртв. Я убил его.

Из груди мужчины вырвался прерывистый вздох.

— Хорошо.

— Кир, может, мы и не друзья, но мы с тобой знаем друг друга очень давно, так что позволь мне высказать одно наблюдение. Ты, мой не совсем друг, как бронированный танк, мать твою. Это делает из тебя хорошего лидера. Это делает тебя очень полезным для меня — когда ты не лжёшь и не скрываешь дерьмо, которое, кстати, мы скоро обсудим — но ты не можешь быть таким с Мирой.

Кир с трудом сглотнул.

— Она тебе так сказала?

— Не в таких выражениях, но я знаю её даже лучше, чем тебя, и есть несколько вещей, которые её характеризуют. Одна из них — её отчаянное желание близости. Честности. Открытости. Ну вот такая она. Другая её черта — не менее отчаянный страх потерять того, кого она любит, — Джодари сделал паузу, чтобы дать ему переварить детали, прежде чем перейти к сути дела. — Итак. Ты даёшь ей одно, но не даёшь другого. Угадай, что именно.

— Бл*дь, — Кир поставил локти на стол и уронил голову на руки. — Я не знаю, как… чёрт, я не могу говорить об этом с тобой.

— Тебе не обязательно говорить об этом со мной. Намёк, намёк.

— Я не знаю, где она, и она не отвечает на звонки, — выдавил Кир, всё ещё обхватив голову руками.

— Ну что ж…

Джодари откинулся на спинку стула и отодвинул свою кружку в сторону, когда к ним подошла официантка с двумя нагруженными тарелками. Она поставила одну перед Джодари, а другую — у локтя Кира.

— Завтрак на ужин, — поддразнила она. — У нас иногда бывает такое.

— Спи весь день, веселись всю ночь, — ответил Джодари.

— Могу только мечтать о таком. Ещё кофе?

— Для него, да.

— Похоже, ему это не помешает, — она подмигнула. Да, ей могло быть от 20 до 45, а может, и все 60. — Я вернусь со свежим кофе.

— Спасибо.

Джодари подтолкнул тарелку Кира локтем.

— Ешь свои чёртовы вафли. Тогда я скажу тебе, где Мира.

* * *

Кир направился через залитое лунным светом кладбище к одинокой фигуре, сидевшей перед надгробием со скрещенными ногами. Мира повернула голову при его приближении, и лунный свет упал на её лицо, холодное и мрачное. Кружились снежинки.

Когда Кир подошёл на несколько шагов, она обречённо произнесла:

— Джодари сказал тебе.

Он остановился, внезапно почувствовав неуверенность, не желая нарушать её уединение в чём-то столь личном.

— Можно мне побыть здесь?

— Да.

Кир сократил расстояние и сел на холодную колючую траву рядом с ней. Он обхватил себя руками за голени. То, что он не прикасался к ней, вызывало острую боль в груди, но он мог сказать, что она этого не хотела. Её взгляд вернулся к надгробию. На нём было два имени.

Эллисон Дженсен.

Бенджамин Дженсен.

— Мне жаль, что ты потеряла их, Мира, — тихо сказал Кир.

Она не сразу нашла в себе ответ.

— Мне было тяжелее потерять отца, чем маму. Казалось бы, всё должно быть наоборот. Мне было всего четырнадцать, когда умерла моя мама, и я была ближе к ней, чем к отцу. Но с ней ничто не оставалось недосказанным. Это была потеря. Это было больно — Боже, как это было больно — но о ней я в первую очередь помню любовь.

После долгого молчания Кир спросил, страшась ответа, но желая его услышать:

— Твой отец был другим? Ты сказала, что он ушёл в себя.

— Мой отец отгородился от меня. Не из жестокости, но всё равно он это сделал. И когда он умер, это ощущалось… как вопрос, на который никогда не будет получен ответ. Это было похоже на… я не знаю. Неполноту? Как незаконченный разговор. Это было очень болезненно. Ты понимаешь разницу?

У Кира перехватило горло. Было трудно ответить.

— Когда ты так говоришь, то да.

— Одной из первых вещей, которые ты мне сказал — это то, что у тебя опасная работа и рано или поздно тебя убьют.

У него внутри всё щемило при воспоминании об этом. Он никогда бы не сказал ей этого, если бы знал, что они будут вот так сидеть здесь вместе. Но как он мог взять свои слова обратно?

— Мира…

Её взгляд был прикован к надгробию.

— Если мне когда-нибудь придётся потерять тебя, я хочу почувствовать боль и утрату. Если мне придётся потерять тебя, я хочу почувствовать, как это разрывает моё сердце на части. Я пойду на этот риск. Ради тебя я пойду на это, — горло Кира так сжалось, что он едва мог дышать, потому что надвигалось нечто большее. Он чувствовал это. Мира продолжала напряжённым голосом: — Но я не собираюсь всю оставшуюся жизнь рисковать ради ещё одного незаконченного разговора. Я не переживу, если потеряю тебя и пойму, что ты никогда по-настоящему не был со мной.

Кир упёрся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Он не знал, сможет ли он быть таким, как она описывала. Он и так был с ней более откровенным, чем с кем-либо в своей жизни… ну, во всяком случае, после своей матери.

Он научился не быть таким. Он понял это в возрасте десяти лет.

Первый инцидент врезался ему в память сильнее всего. Ему приснился кошмар о демонах, об улице, где его мать спасла ему жизнь ценой своей собственной, о крови, которая была повсюду на нём.

Он плакал, когда вошла Амарада. К концу разговора он перестал плакать.

Возможно, в то время он не понимал по-английски, но её презрение он понял достаточно хорошо.

Он научился замыкаться в себе. У него это хорошо получалось. Он гордился этим. Для него это был успех. Это было выживание.

Он не знал, как начать раскрываться. И… он боялся. Позволить себе быть таким уязвимым? Это его чертовски пугало.

Погружённый в эти мысли, он чуть не выпрыгнул из собственной кожи, когда Мира коснулась его руки и испуганно сказала:

— Кир, возле твоей машины кто-то есть.

Он был на ногах через несколько секунд.

— У тебя есть свой пистолет, или тебе нужен мой?

— Он у меня есть, — она уже тянулась под пальто, чтобы вытащить 45-й, который ей дал Кир.

Гордость переполняла его грудь. Вытащив свой пистолет и шиву, он приказал:

— Держись позади меня.

Им было лучше, если она будет держаться у него за спиной, чем если она останется здесь, отдельно от него.

Мира крепче сжала пистолет.

— Готова.

Она была чертовски храброй.

Фигура никак не отреагировала на их приближение. Кто бы это ни был, судя по телосложению, это женщина, и она спокойно ждала, облокотившись на капот Чарджера.

Когда Кир подошёл достаточно близко, чтобы узнать женщину, он остановился как вкопанный, испытав потрясение.

— Всё в порядке, — сказал он Мире, убирая оружие в кобуры, хотя и оставил их свободно висеть. На всякий случай.