Злая зима (СИ) - Ярошинская Ольга

— Ладно, иди сюда, — вздохнул Микаэль. — Я прекращу твои мучения.

Брун поднялся, пошел к нему, пошатываясь, как вдруг шторки раздвинулись и в комнату вбежала гиена. Она разогнула спину, выпрямляясь, клочья шерсти растаяли на веснушчатой коже.

— Как жестока бывает природа, — заметил альфа, меняясь в лице, и отступая назад. — Какое уродство…

Клиф выхватил кол из руки Бруна, бросился к Микаэлю, и тот брезгливо поднял руки вверх, стараясь не коснуться гиены. Колышек вошел в его грудь, скрежетнул по твердой оболочке сердца.

— Отойди от меня! Прочь! — выкрикнул Микаэль, но Клиф лишь оскалил кривые зубы, глядя на вампира левым глазом, и кося правым на рассыпанные по черному полу бусины. Тяжелая ладонь Бруна легла поверх руки Клифа, меняясь в медвежью лапу, и надавила на древко.

Раздался громкий треск, словно лед сломался на реке. Микаэль схватил медведя за горло, стиснул. Когти впились в кожу, и кровь заструилась ручьями.

Очутившись возле них, Джонни разжал пальцы альфы и оттолкнул его. Микаэль осел у стены, кожа его посерела, растрескалась, как старая штукатурка. Зубы осыпались из рта, он протянул к Джонни руку — и та истлела на глазах.

— Спасибо, — пробормотал Брун, зажимая порезы на шее.

— Не за что, — ответил Джонни и, схватив его за шкирку, подтащил к гробу, нагнул над скалящимся черепом. Кровь из ран потекла прямо в рот Бальтазара. Клиф подлетел к ним, но Джонни с размаху вписал его лицом в каменный угол гроба. Опрокинувшись на пол, Клиф так и остался лежать.

— Повезло, что я не такой брезгливый, как Микаэль, — заметил Джонни, сгребая второй рукой волосы на затылке Бруна и подтягивая его выше, — хотя внешность твоего приятеля проняла даже меня… Смотри, медведь, он оживает!

Пленка крови обтянула черный череп, в глазницах набухли бордовые сгустки.

— Когда-то твой далекий предок убил Бальтазара, а теперь твоя кровь призовет его к жизни — как иронично. Бальтазар установит новые правила. Вампиры больше не будут сидеть в башнях, словно в курятниках. Люди — наша еда. Мы на вершине пищевой цепочки.

Брун скосил глаза на альфу, но увидел лишь пепел, оседающий у гладкой черной стены.

— Тебя ведь обратил Микаэль, — прохрипел он.

— Да, — подтвердил Джонни.

— И ты все еще жив.

— Разумеется, — недоуменно пожал плечами тот. — Я понял! Ты хотел убить альфу, чтобы исцелить девушку? Жаль тебя разочаровывать, медведь, но это не так работает…

— Зачем же вы стирали память ученым?

— Ты разбил не то сердце, — пояснил Джонни. — Наверное, сейчас ты испытываешь страшную досаду. Сердце Бальтазара — исток всего — пылилось в твоей коробке, ты мог стереть всех вампиров с лица земли в любой момент…

Брун выпростал руку, вцепился в густой мех, прикрывающий Бальтазара, и вздрогнул.

— Откуда у тебя эта шкура?!

— Подарок голошеего, — ответил Джонни, заламывая его руку за спину до хруста, и Брун взвыл от боли. — Чего только люди не несут в башню, надеясь получить милость альфы. Не дергайся, медведь, мы ведь уже выяснили, что я сильнее.

Глава 53

— У вас есть ордер на обыск? — спросил вампир, остановивший полицейских БОРа у дверей башни. Солнце уже почти село, расплескав напоследок бордовые, как кровоподтеки, кляксы по небу. Можно было бы пропустить полицейских в холл, и пусть с ними разбирается Барри, но альфа наверняка сейчас любуется на закат, пусть заодно увидит, что и другие вампиры оберегают его покой, не только Джонни…

— Внутри наш сотрудник, — сказал Кшистоф, нервно дергая усами.

— Он прошел по приглашению? — вампир поправил и без того идеальную прическу.

— Да черт его знает, как он прошел! — заорал рысь. — Отдайте его — и я уйду!

— Его привели в башню насильно? — Вампир снял солнечные очки, вперился непроницаемо-черными глазами в Мари, выглядывающую из-за плеча начальника.

— Если вы будете добровольно сотрудничать с полицией, — промурлыкала она, — это избавит вас от многих проблем.

— У меня нет проблем, — отрезал вампир. — Предъявите ордер.

— Да чтоб тебя, — пробормотал Кшистоф. — Без него я не уйду!

— Я никуда не спешу, — ответил вампир. — У меня впереди целая вечность.

Эльза полистала нотные страницы, покачала ногой, сердито глядя на запертые двери. Желудок бурлил и подвывал как голодный волк, язык прилип к пересохшему небу. Она сидит в черной башне и ждет непонятно чего. Если вампиры не дают ей кровь, она возьмет ее сама. Ее наверняка тут хоть залейся. В глазах потемнело, и Эльза переждала приступ, глубоко дыша.

— Репетируй, Элли, — передразнила она альфу и встала. — Меня зовут Эльза!

Выйдя из зала, она пошла вниз по лестнице, спустившись на несколько витков, прислушалась к отдаленным звукам, глаза ее расширились.

— Брун, — прошептала Эльза и помчалась вниз, перепрыгивая ступеньки.

Шкура в гробу приподнялась с жутким скрежетом, точно колесо ржавого механизма сдвинулось с места. Нижняя челюсть Бальтазара подтянулась, захлопнулась, как шкатулка. Черные позвонки, обрастающие плотью, сдвинулись ближе, связываясь канатиками вен.

— Смотри внимательно, медведь, — прошептал Джонни. — О, как я тебе завидую! Ты сейчас, наверное, преисполнен восторга!

Брун вдруг дернулся, так что в руке Джонни остался клок его волос, согнулся, опускаясь на три лапы, но одна, сломанная вампиром, безвольно болталась, не давая завершить оборот.

— Поздно, — сказал Джонни, отходя от гроба, в котором поднималось чудовище.

Черный скелет, закутанный в шкуру, вцепился пальцами в каменный край и сел. Поднеся к глазам — кровавым шарикам в темных провалах глазниц — обрубок второй руки, повернул голову к Джонни.

— Сделал все, что мог, — ответил тот.

Скелет свесил ноги из гроба, выбрался на пол. Наступив на поверженного Клифа, с хрустом склонился над ним, поднял его за волосы и, высунув длинный черный язык, облизал окровавленное лицо, заурчав, как довольный кот.

— Пусти его! — заорал Брун.

Он ринулся к чудовищу, но Джонни перехватил его, обнял, прижав к себе спиной, почти нежно прошептал на ухо:

— Бальтазару все равно, чью кровь пить. Он уникален. Он велик. Он изменит этот мир…

Выронив Клифа, Бальтазар снова наклонился, но наступил на рассыпанные бусины и грохнулся на пол, поскользнувшись.

— Не сразу, конечно, — добавил Джонни, ослабляя объятия. Брун кинулся к останкам альфы, выхватил кол и, прыгнув на Бальтазара, вонзил его в грудь, пробивая шкуру.

Сердце, покрытое красной слизью, выскользнуло через горло, покатилось по полу.

— Ты почти рассердил меня, медведь, — сказал Джонни, хватая застывшего Бальтазара за ноги и волоча его назад к гробу. Шкура съехала и осталась лежать на полу ковриком. — На твое счастье, сердце нельзя разбить. Нет такого вещества или предмета в нашем мире!

Брун задумчиво посмотрел на Джонни, складывающего скелет в гроб, и вытащил из кармана штанов черную руку. Крепко схватив склизкое сердце, он стукнул по нему рукой Бальтазара. Он колотил что есть силы, отбивая себе пальцы, калеча сломанное плечо, и тонкая трещинка побежала по оболочке, расширилась, черная жидкость брызнула из нее во все стороны, прожигая руку Бруна до костей.

— Нет! — закричал Джонни, обернувшись.

— Да, — сказал Брун и ударил в последний раз.

Сердце раскололось, выпуская наружу густую черную слизь, которая свернулась, а потом шустро поползла, как червяк. И Брун пронзил ее когтем Бальтазара, пригвоздив к полу.

Джонни дернулся, но ноги его подкосились, он рухнул на пол, прополз несколько шагов и застыл, каменея. Оболочка сердца превратилась в пыль, черная слизь растеклась лужицей, засыхая, нога Бальтазара, свешивающаяся из гроба, осыпалась прахом. Брун повернулся на спину, перекатившись на медвежью шкуру, выдохнул.

— Брун! — Эльза влетела в комнату, кинулась к нему, обняла за плечи. — Брун, как же ты… что произошло? — Она заплакала, прикоснулась к ранам на его лице. Он протянул сбитую в кровь руку, вытер слезинку на ее щеке.