какое-то внутреннее чутье будило ее, чувствуя малейшую опасность.
Свежий воздух живительным глотком прорывался в открытые двери сакарона, заполняя тесное пространство кареты запахами леса и ночи.
Он стоял в проеме, заслоняя своей огромной фигурой лунный свет, струящийся серебряной пылью, и лишь звуки поющих цикад нарушали безмолвие ночи, заставляя не сомневаться в том, что это не сон и он ей не привиделся.
Во рту мгновенно пересохло и сердце в истерике забилось где-то в горле, не давая возможности толком вздохнуть. Оливия вцепилась ладонями в сидение и, помогая себе ногами, отползла к противоположной стене, с ужасом взирая на наклоняющегося к ней мужчину.
- Возьми мальчишку, - неожиданно послышался его хриплый тягучий голос.
Ли вздрогнула и вдруг поняла, что у нее развязаны руки. Когда он успел? Почему она не почувствовала? Корявые щупальца страха внезапно сковали все мышцы и больно сдавили грудь.
- Ты что, не слышишь? - сердитый шепот окатил ее своими резкими интонациями, как ведром воды из колодца. - Держи мальчика.
Ли моргнула и только сейчас заметила, что герцог прижимает к груди бездыханного Лэйна. Протянув к парнишке руки, она дрожащим голосом спросила:
- Что ты с ним сделал, чудовище?
Касс замер в полусогнутой позе, словно у него свело спину, потом вдруг тихо выругался:
- Дура, это сделал не я.
- А кто? - теряясь в страшных догадках, судорожно сглотнула Оливия.
- Старый добрый Ханнэш, - сыронизировал Касс. - Он спит.
Ли прислонилась щекой к губам мальчика и почувствовала кожей их теплоту и ровное дыхание, щекотно шевелящее волоски у ее виска. Вздох облегчения вырвался из ее груди. Перехватив тело ребенка поудобнее, она осторожно переложила его к себе на колени. Ладонь дель Орэна внезапно потянулась к ней, осторожно коснувшись плеча, и Ли, вжавшись в угол, как загнанный зверек, прошептала:
- Не прикасайся ко мне.
Касс снова выругался, и его рука, резко взлетев, вытянула из-за пояса мальчика плоскую бортху.
- Здесь вода, - сердито буркнул он, бросая флягу рядом с Оливией. Потом положил рядом какой-то сверток и, сделав шаг назад, закрыл дверь, вновь погружая сакарон в тишину и темноту. Трясущейся рукой девушка вытянула из кармана мешочек со спорами и, растянув шнурок, сыпанула на пол светящуюся пыль.
Без усиления ларэнты свет был тусклый и едва уловимый, но он был. Оливии просто необходим был сейчас свет, потому что в темноте воспоминания выползали, словно дикие звери, из всех углов и рвали душу девушки, вгрызаясь в нее зубами и полосуя острыми когтями.
Откинув назад голову, она глубоко и рвано вдохнула, унимая бешеный ритм сердца. Память не хотела забывать. Все повторилось, как в тот день, когда она увидела его впервые. Точно так же, заслонив собой свет, он появился перед ней в Храме Ветров. Свирепый, мрачный, пугающий. Ли лихорадочно коснулась ладонью плеча, ощущая метку, и поняла, что она начала светиться в темноте сквозь ткань, почувствовав прикосновение своего хозяина.
Нащупав ладошкой флягу, Оливия вытащила пробку и залпом хлебнула воды. Она была приятно прохладной, словно ее только зачерпнули из горного источника. Ли поздно спохватилась, что бортха, очевидно, была зачарована и, возможно, ее пытаются усыпить. Только спустя несколько минут осознав, что ничего странного с ней не происходит, охотница наконец смогла успокоиться и вздохнуть свободно.
Мальчишка, прижавшись щекой к ее плечу, спокойно спал у нее на руках. Ли подумала, что все же дети - удивительные существа. Терзающие взрослого человека волнения, потрясения и страхи порой не дают не то что сомкнуть глаз, но зачастую не хочется ни пить, ни есть, а иногда и жить. Взрослые бросаются в крайности, глуша отчаяние стаканом вина, чужой лаской или безрассудной похотью, а дети умеют очистить свой разум от наносного и спокойно спать, позволяя своему маленькому телу отдохнуть и набраться сил. Ласково убрав со лба мальчика русую челку, Оливия поцеловала Лэйна в вихрастую макушку.
- Прости, что втянула тебя в это дерьмо, малыш, - одними губами проговорила она.
Мальчик зашевелился и во сне забросил ей на шею руку. Ли сглотнула, сдерживая подступивший к горлу жесткий комок. Горькая ирония: когда-то она мечтала, что станет женой и матерью, и представляла, что вот так будет держать на руках их с Роаном спящего сына. Она представляла себя хозяйкой земель Роана, - шейной, всеми уважаемой и любимой. Мечтала, что обучит женщин дакта Райверен всему, чему научили ее сестры в обители Всевидящего, мечтала, что превратит замок Доу Драххар в уютный дом, такой, каким он был до смерти ее родителей. Все ее мечты сгорели в огне, поглотившем Райверенвель, и на пепелище ее жизни остались лишь воспоминания, исполненные боли, скорби и потерь. В один проклятый Эребом день она лишилась всего, а теперь не было даже надежды, что когда-нибудь она сможет все забыть и жить дальше, возродившись из пепла и слез. Как избавиться от того, кого не можешь убить, но ненавидишь так, что порою кажется, отдала бы последнюю каплю крови за то, чтобы увидеть страдание и страх в его глазах? Как освободиться от его власти над тобой - ненавистной, въевшейся глубоко под кожу? Как выжечь, вытравить из себя все то, что мешает спать, дышать, связно думать, то, что связывает тебя с твоим палачом навечно?
Сакарон тряхнуло на ухабе, поэтому Оливия одной рукой ухватилась за сиденье, чтобы не упасть, а другой крепче прижала к себе Лэйна. Карета выровнялась, и сверток, который оставил дель Орэн, мягко ткнулся ей в ладонь. Развернув холстину, девушка обнаружила в ней несколько кусков хлеба, вяленой оленины и плодов нэббу. Первым желанием было бросить еду на пол и раздавить ее подошвой сапога, но потом взгляд упал на спящего мальчика, и Оливия подумала, что, проснувшись, ребенок захочет есть, а она, как последняя эгоистка, о нем совсем не подумала. Хорошо, что магия гасила запахи, потому что от одного вида еды желудок Ли скрутило болезненным спазмом, а рот заполнился слюной. Она не ела больше суток, и организм, измученный погоней и борьбой, требовал подпитки для восстановления потраченной энергии. В конце концов плюнув на принципы, охотница схватила хлеб и кусок мяса - силы ей еще понадобятся, а если дель Орэн идиот и не понимает, что сытая она будет сопротивляться еще упорнее, то ему же хуже. Наевшись, девушка развернулась, уложив на сиденье ноги, а посапывающего Лэйна примостила себе под бок.
- Сон тебе тоже не помешает, Оливия, - прошептала она сама себе и, обняв мальчишку, закрыла глаза.
Она проснулась ранним утром, и хотя порошок грибов давно истаял и в сакароне
