Пораженные (ЛП) - Бейкер Р. Д.

Облака, клубящиеся над нами, густые и темные, почти зеленые. Воздух липкий от влажности, и ветер треплет верхушки высоких деревьев. Я оглядываюсь на него, и он принимается упаковывать генераторы.

— Нам нужно двигаться.

— Хорошо, но достаточно ли ты взял денег, чтобы доставить нас в Роанок?

Он поднимает один генератор и заталкивает его в кузов грузовика.

— Я не знаю, мы попробуем.

— Но что, если мы не…

— Все в порядке, ангел. — Он прерывает меня широкой улыбкой, поднимая второй генератор и укладывая его обратно в грузовик. — Тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь о твоей безопасности, что бы ни случилось.

Мы отъезжаем от разрушающегося дома как раз в тот момент, когда вдалеке раздаются первые раскаты грома.

— Может быть, мы уезжаем от этого, — говорю я, глядя в окно на облака, которые становятся все темнее и темнее.

— Да, может быть. — Голос Сайласа звучит так же неуверенно, как и у меня.

Я пытаюсь игнорировать надвигающуюся бурю, играя пальцами, пытаясь придумать, о чем поговорить, кроме неопределенности нашей ситуации, но Сайлас опережает меня.

— Расскажи мне о своем брате, — просит он, когда мы выезжаем обратно на шоссе.

— Кейден? — Я тяжело вздыхаю. — Эм, ну, он был высоким, и, эм, он был в команде по борьбе в старшей школе. Он был очень сильным и ел как сумасшедший. Мама обычно шутила, что ей нужна вторая ипотека, чтобы прокормить его.

Сайлас смеется, его рука сжимает руль, когда он тянется другой ко мне, чтобы переплести свои пальцы с моими.

— Он хотел стать профессиональным борцом?

— Нет, он хотел быть полицейским, как отец, но тот пытался отговорить его от этого.

Взгляд Сайласа скользит по мне.

— О?

— Мой отец ненавидел быть полицейским. Он говорил, что стал полицейским, чтобы творить добро, а все, что он увидел — это коррупцию.

— Почему он не ушел?

Я пожимаю плечами.

— Наверное.… Думаю, он беспокоился о том, что не сможет содержать нас, и хотел, чтобы мы были в безопасности и уехали из дома, прежде чем они с мамой… — Я замолкаю.

— Извини, нам не обязательно говорить об этом.

— Все в порядке. Я думаю… иногда меня все еще поражает, что тогда мы думали, что у нас так много времени. Вся жизнь впереди, а теперь… — Я смотрю в окно. Тучи становятся гуще, и вдалеке сверкает молния. — Теперь я даже не знаю, каким было бы мое будущее.

— Что ты достала из своего шкафчика?

Я тереблю оторвавшуюся нитку на штанах.

— У меня есть медальон, в нем моя фотография с Кейденом. Моя мама подарила его мне, когда я ушла из дома, чтобы поступить в колледж, потому что знала, что я буду скучать по нему. Она носила его с тех пор, как мы были детьми. Это единственная вещь, которая была у меня с собой, когда вампиры окружили нас. Мне не разрешили оставить цепочку, но, по крайней мере, она у меня есть. — Я смотрю на него. — А ты? Что ты взял с собой?

— Кассету и полароидный снимок. — Его рот кривится. — Ты вообще знаешь, что такое кассета?

— Ха-ха-ха, — саркастически протягиваю я. — Да, знаю. Что на ней?

Сайлас тяжело вздыхает.

— Это запись «обратного отсчета 40 лучших» по радио. Но на заднем плане можно слышать мой смех.… как мы с подругой смеемся. Это последняя запись о ней, которая у меня есть.

— Это та самая девушка на фотографии?

Он кивает, сжимая руками руль.

— Да.

— Что с ней случилось? — спрашиваю я.

Я чувствую, что лезу не в свое дело, как будто он не хочет говорить об этом, но он тяжело вздыхает, откидывая голову назад и не сводя глаз с дороги.

— Она покончила с собой после того, как… После того, как на нее напали какие-то мальчики из школы.

У меня сводит желудок, и я чувствую холод во всем теле.

— О Господи, мне так жаль.

Его рука протягивается, чтобы схватить мою.

— Я не должен был ничего говорить. Я не должен был говорить тебе.

— Нет, нет, все в порядке, я имею в виду, я хотела знать. Прости. Я просто…

Это так грустно. Теперь я понимаю, что вызвала бы моя попытка, с какими болезненными воспоминаниями Сайласу пришлось бы столкнуться.

— Прости, если я заставила тебя заново все пережить.

Он смотрит на меня, сильно нахмурившись.

— Что? Нет. Это не… Джульетта, я был в отчаянии из-за того, что случилось с тобой. Конечно, это пробудило плохие воспоминания, но это не то, о чем тебе следует беспокоиться. Я смог помочь тебе и спасти тебя. Я… — Он умолкает, оглядываясь на дорогу с опущенными плечами. — Я имею в виду, я надеюсь, что помог тебе.

— Ты это сделал. Правда, ты это сделал. — Я сжимаю его руку, отчаянно желая сменить тему. — Я до сих пор помню, как впервые увидела тебя в кафетерии. Помню, я подумала, что ты был бы привлекательным, если бы был живым.

Плечи Сайласа приподнимаются, когда он усмехается.

— Это правда?

— В свою защиту скажу, что ты действительно смотрел на меня довольно жутко.

— Да, я часто это делал в те первые несколько месяцев. — Его губы растягиваются в усмешке. — Даже когда ты спала.

Я ахаю и шлепаю его по руке.

— Ты извращенец!

Он хватает меня за запястье и притягивает к себе, обнимая одной рукой и продолжая вести машину.

— Даже не притворяйся, что это тебя не возбуждает. — Он смеется, когда я смотрю на него снизу вверх. — Тебе нужно смириться с тем, что ты маленькая извращенка.

— Думаю, мне просто нужно было, чтобы ты помог это выяснить.

— Думаю, да.

Громко гремит гром, так громко, что мы отчетливо слышим его сквозь шум двигателя. Деревья вдоль шоссе тяжело раскачиваются взад-вперед начинающим завывать ветром. Я смотрю в заднее стекло и вижу, что облака на горизонте темно-зеленого цвета, пронизанные вспышками молний.

— Этот шторм становится все сильнее.

Сайлас выдыхает сквозь стиснутые зубы.

— Черт возьми.

— Где мы находимся? — спрашиваю я.

Я оглядываюсь вокруг, но мы находимся на участке шоссе без каких-либо заметных указателей, без заброшенных зданий. Здесь ничего, кроме деревьев, насколько я могу видеть.

— Мы в Южной Каролине, — говорит Сайлас, перегибаясь через руль, чтобы посмотреть на шторм через лобовое стекло. — Но мы не можем продолжать ехать.

Крошечные градины начинают барабанить по кузову грузовика, перемежаясь с крупными каплями дождя, которые стекают по стеклам.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю я.

Мне не нравится паника, звучащая в моем голосе, но по какой-то причине мысль о том, что я застряла на шоссе в сельской местности Южной Каролины, пока бушует торнадо, не поднимает мне настроение.

Прежде чем Сайлас успевает ответить, вдоль края дороги появляется забор, идущий вдоль линии деревьев, пока не приводит к огромным воротам из дерева и железа. Одна сторона держится только за нижнюю петлю, другая лежит плашмя на дороге. Над головой из черного кованого железа выгравировано название «Вид на часовню».

— Это, наверное, старое поместье, — говорю я, указывая на ворота. — Если нам повезет, она все еще стоит, и у них может быть укрытие от дождя.

Сайлас поворачивает руль, и мы едем по тому, что когда-то было хорошей асфальтированной дорогой, но теперь покрыто ямами, брусчатка торчит как попало или вообще исчезла. Пространство, оставленное отсутствующими воротами, достаточно широкое, чтобы грузовик мог легко проехать.

Вдоль дороги растут живые дубы, длинные замшелые побеги дико раскачиваются на ветру. Это почти немного жутковато, их цвет резко выделяется на фоне синеватого неба над нами.

Затем впереди появляется вид на дом, высокий и величественный, с высокими белыми колоннами. Виноградные лозы завладели большей частью фасада, но он по-прежнему впечатляет, хотя и выглядит немного готично и импозантно при таком освещении. Я наклоняюсь вперед, упираясь руками в приборную панель, когда мы приближаемся.

Там есть кольцевая аллея, увитая плющом, а посередине стоит старый фонтан. Наверху стоит статуя женщины, задрапированной в тогу, с кувшином в руках, из которого когда-то лили воду в большой таз внизу.