Принцесса крови (ЛП) - Хоули Сара

— Быть узнанной тобой?

Он кивнул.

— Я не уверена, что хочу, чтобы меня кто-то знал, — ответила я, и оттого, что это была неправда, стало тревожнее. Во мне жило что-то ненасытно-голодное, бесконечно одинокое — оно просыпалось, как только рядом оказывался Каллен. Я всхлипнула и снова смахнула слёзы. — Ты видел, что творится в борделе?

Скорбь легла на его лицо.

— Я знаю, что там творится, но внутри не был. Осрик запрещал мне входить.

— Зачем?

— Не хотел рисковать тем, что я заведу… связи.

Что он имел в виду? Любовь, секс, дружбу — всё вместе?

— Я бы не пошёл туда за этим, — тихо добавил он. — Но меня могло тянуть спасать их. — Пауза. — Иногда думаю, Осрик подозревал, что во мне осталось что-то, что он так и не сумел развратить.

Скорее уж он хотел полной изоляции. Никаких друзей, союзников, любовников. Оружию не нужно ничего, кроме руки, которая им машет.

— Расскажи, — сказал Каллен, делая шаг ближе. — Что произошло?

Я покачала головой — бесполезно. Рано или поздно я всё равно выплеснула бы ему свои промахи.

— Кенна. Почему ты плакала?

— Оставь это.

— Нет.

Конечно, нет. Если Каллен что-то хочет знать, он идёт до конца.

Я развернулась и врезала по груше ещё раз. Кожа на костяшках лопнула, выступили рубиновые капли.

Он подошел ко мне. Быстро, намеренно. Сердце рванулось в панике, и я отступила. Поняв, как это выглядит, метнулась к стойке с оружием, выхватила копьё — будто так и планировала.

— Скажи, — приказал Каллен. — Скажи, почему ты калечишь себя.

Я стиснула древко в больной руке.

— Я видела, как Торин и Ровена заставили сильфиду танцевать в раскалённых добела башмаках, — признание вырвалось, как рывок ножа. — Я была в катакомбах, я видела, как они её пытали и убили. И я ничего не сделала, чтобы остановить это.

Он шёл дальше, не заботясь, что я с оружием, а он — нет. И правильно — какая из меня угроза.

— Почему ты ничего не сделала?

Ответы посыпались.

— Из-за Аккорда. Потому что все поймут, что это я, если убью их магией. Потому что это развязало бы войну раньше времени, а у меня теперь есть люди, за которых я отвечаю. — Горло стянуло так, что больно дышать. В голове по-прежнему кричала сильфида, кожа которой сгорала до кости. — И ни одно из этого — ни одно — сейчас не кажется мне достаточной причиной.

Он оказался на расстоянии вытянутой руки. Я неумело повела к нему остриё, но он перехватил копьё одной рукой, вырвал и швырнул в сторону. Оно с грохотом покатилось по полу.

— Тебе не надоело со мной? — спросила я, и вина вместе с горем хлынула так, что резануло глаза. — Я слабая.

— Нет. — Его пальцы легли мне на плечи. — Выпусти это.

Слёзы уже катились по щекам. Я выдохнула вопрос, который глодал меня изнутри:

— Какой смысл во всей этой силе, если я всё равно не спасаю?

Я видела, как Осрик мучил Аню — и ничего не сделала. Сегодня это повторилось — только теперь у меня была магия, бессмертие и оружие, и не было никаких защит, что сдерживали бы меня, — а я всё равно ничего не сделала. Я не спасла сильфиду. Я не спасаю Аню. И сколько бы людей ни приходило в Дом Крови, это не перекрывает.

Челюсть у Каллена дёрнулась, пальцы сильнее сжались на моих руках.

— Ты не провалилась. Ты выбрала длинную партию. И спасла жизни, не кинув нас безрассудно в войну.

— Не эту жизнь, — прошептала я.

— Нет, — ответил он. — Не эту.

Сухо, просто. Без суда и без прощения. Я завидовала его ясности — тому, как он может смотреть прямо на такое, понимать мой выбор и взвешивать потерю, не умаляя её.

Это как раз тот расчёт, в котором Каллен силён. Взвешивать жизнь против жизни. Взвешивать преступления. Пытаться — и порой проигрывать — битву с бессилием, от которого холодеет Мистей. История пожирает себя, как змея, кусающая собственный хвост, а фейри продолжают бесконечно бороться за власть… но это не значит, что нам надо опустить руки.

Даже если любая победа даётся страшной ценой. Даже если мы проиграем.

Я закрыла глаза, вдохнула его запах. Меня выжало досуха, но признание стало облегчением. Будто яд копился внутри — и я, наконец, дала ему кровь.

— Иногда приходится выбирать наименее ужасное из двух плохих решений, — тихо сказал он.

Я кивнула, давая словам осесть. Это не было отпущением грехов — его не мог дать никто. Но это была перспектива.

Я продолжала дышать, позволяя взбесившимся чувствам утихнуть до тупой, терпимой боли. Каллен не лез в паузу. Держал меня за плечи и просто ждал.

— Как ты это делаешь? — спросила я наконец.

— Что именно?

— Выживаешь в этом.

Он не сразу ответил:

— Иногда, знаешь, поздно ночью бью что-нибудь там, где никто не увидит.

— Ты догадался, что я буду здесь? — Я снова открыла глаза: долго не смотреть на него я всё равно не могла.

— Нет. Я оставил пару теней в коридоре.

Раздражение вспыхнуло снова — и я даже обрадовалась, что чувствую хоть что-то, кроме вины и горя.

— Почему я их не заметила?

Край его губ дрогнул — не улыбка, тень её:

— Я делаю это слишком давно, Кенна. Знаю, как заставить их сливаться с фоном.

Тёмный камень, тени между факелами — да, пара тёмных усиков вполне могла ускользнуть от моего взгляда. Я вывернулась из его хватки и повернулась к стойке с оружием.

— Я хотела побыть одна.

— Ты всё ещё этого хочешь?

Я обхватила ладонью древко копья, взвешивая вопрос. Разговор с ним сделал легче. Стыд за свою слабость и злость, и горе никуда не делись, но… стало легче.

Одна — без всех, кроме него.

Каллен как-то проник внутрь меня — в виде ноющей пустоты в груди и нестерпимой нужды, которую я тщетно пыталась игнорировать. Напряжение между нами стало невыносимым: я одновременно жаждала и боялась того мгновения, когда оно, наконец, лопнет. Потому что куда привело меня это чувство в прошлый раз? Прямиком к тому, кто увидел в моей наивности и пылкости полезный инструмент. Увидел во мне инструмент. Селвин мёртв из-за этого чувства.

Слишком много причин выгнать его прочь, не отдавая больше ни крошки себя. Война на пороге. Весь Мистей его боится. И я…

— Хочу что-нибудь избить, — сказала я. Ответ — и уход от ответа. Слишком опасно было признаться, чего я хочу на самом деле.

— Тогда бей меня.

Дыхание сорвалось. Такая прямота, такая простота. Бей меня. Используй меня. Выплесни злость на меня.

— Как будто я вообще смогу попасть.

— Может, сегодня я позволю.

Этот вызов раздражал не меньше, чем заводил. В теле зашевелилась беспокойная энергия, захотелось движения. Я ухватилась за это чувство, как жаждущий хватается за воду, и позволила ему вытеснить остатки ночного кошмара. Я больше не хотела быть выжатой досуха и пустой. Хотела заполнить пустоту чем-то живым.

Я отпустила копьё и повернулась к нему лицом.

— Оружие?

— Нет. — Он скрестил руки. — Думаешь, справишься со мной, Кенна?

Дразнящая нотка в голосе вспыхнула у меня на коже жаром.

— О да. Я точно справлюсь.

— Тебе нужен бой.

По комнате дрогнула эхом память: Ищешь драку?

Тогда я и правда её искала — и сейчас тоже. Только теперь была готова это признать. Я облизнула губы:

— Да.

— Будет тебе бой. — Он долго держал мой взгляд, потом поднял руки к горлу и расстегнул первую серебряную застёжку на чёрном пальто.

Дыхание сбилось.

Он расстегнул следующую. И ещё одну. Не отводя от меня глаз.

У меня по рукам встали волоски:

— Что ты делаешь?

— Готовлюсь. — Он сбросил пальто, остался в чёрной безрукавной тунике. Под кожей перекатились мышцы, и мои глаза сами уткнулись в открывшуюся линию рук.

Я вдруг поняла, что никогда прежде не видела его оголённых рук. Он почти всегда закрыт от шеи до запястий, укутан в тёмную чопорность, делающую его недоступным и грозным. А теперь я не могла отвести взгляд от новой части себя, которую он мне открыл. На предплечьях вздувались жилы, бицепсы тяжело дышали под бледной кожей.