Стальные небеса (СИ) - Котова Ирина Владимировна

В ночь после ухода Четери Вей Ши не смог заснуть, как ни пытался: опять тревожили его картины далеких битв и ощущение, что сам он прячется от настоящих дел. Вставали перед глазами образы из видений юной принцессы Рудлог, которые он разделил с ней — смерть деда и гибель Мастера, падение Пьентана, битвы исполинов, — и все сильнее хотелось прямо сейчас оставить мирную жизнь и уйти туда, где он сможет изменить предначертанное.

Кровь тянула его в путь, а слово, данное деду, удерживало на месте. И никак Вей не мог решить, что правильней.

В конце концов он так измаялся, что вытянулся на циновке, заставляя мышцы расслабиться, и как только напряжение покинуло тело, ушел в одну из любимых ментальных лакун, созданных для отдохновения: туда, где среди скал и зелени шумел высокий водопад, а в озере, образованном его водами, плавала радужная форель.

Там он мог подумать, пока тело отдыхало и набиралось сил, мог и потренироваться: пусть это не развивало мышцы, зато закрепляло пройденное в памяти. Там разум его был спокоен и свободен от порывов горячего сердца.

Хотел он пообщаться с отцом или дедом, но они были закрыты — не ощущал Вей привычного их внимания. А вот девочка Юноти в этот момент спала; теперь он в любой момент мог прийти в ее сон и сделал это, просто назвав ее имя. Спрятавшись за кривой яблоней, понаблюдал, как она сидит в каком-то бедном домике и усердно чистит лук, много лука, и ушел к себе.

Такие сны были пустыми и брались из памяти, никакой опасности или предзнаменования не несли.

Вей Ши мог и пообщаться с ней, и позвать к себе — но не хотел, пусть и был удивлен, что девочка не появилась у него во снах в первый же день после привязки. Но это было к лучшему: ее болтовня могла утомить и в ментальном пространстве.

Неделю он пытался достучаться до отца с дедом, но они лишь закрывались сильнее, и Вей понимал, что это неспроста. Неделя прошла после ухода Мастера из Города-на-реке, и с каждым днем все тяжелее становилось на душе у наследника. Теперь он терпеливо и без отторжения выполнял свои ежедневные обязанности: мысли его все равно были заняты другим, а под работу на грядках размышлялось легче.

"Кто ты прежде всего, Вей Ши, — то и дело вспоминал он слова Мастера. — Воин? Сын, внук? Правитель?"

Вей пока не знал ответа. И поэтому продолжал думать и делать то, что должен.

Как и прежде, вставал он засветло и занимался с шестом, вспоминая наставления Четери. Тренировался метать ножи: виделось ему, как учитель по возвращении будет горд им и, возможно, посчитает достойным получить настоящий клинок. Серьга, подаренная младшей Рудлог, все время мешала ему — Вей никак не мог привыкнуть к ее тяжести и к тому, что она болтается при занятиях. Отвлекался, раздражаясь, и все больше усилий приходилось прикладывать для того, чтобы отстраниться от досады. Девчонки не было рядом, но и без этого она ухитрялась напоминать о себе.

Затем под гул голосов, плач и смех детей, которых матери приводили на благословение, мел двор храма или работал на огороде, до обеда помогал посетителям и драконам-виталистам, а после, в жару — шел к деду Амфату.

Старик радовался ему каждый раз так, будто встречал родного внука после долгого отсутствия, а один раз даже вышел навстречу на своих ногах — и не пришлось в этот день Вею носить его на спине, потому что ноги слушались деда так, будто никогда и не отнимались.

Но на следующий день старик опять не мог ходить. Над Тафией шел дождь, и наследник, промокший насквозь, увидел деда полусидящим у кровати на полу и строгающим из деревяшки дудочку-птичку.

— Хотел утром встать и упал, — объяснил Амфат, когда встревожившийся Вей Ши поднял его обратно на кровать. — Так и ползал потихоньку. Не печалься, эфенби, — подмигнул он, не унывая. — Ноги мои с той поры, как появился ты, оживают все чаще: если так пойдет, я еще спляшу на твоей свадьбе.

И он изобразил двумя пальцами пляску на недвижимой ноге.

— У меня их будет три, — ответил Вей рассеянно: он набирал из мешка проса, чтобы сварить деду каши, и по-прежнему был погружен в свои мысли. — И я был бы рад видеть вас на всех свадьбах, но у нас нет таких плясок, как у вас, феби Амфат, церемония строгая, величественная…

— Так это же твоя свадьба, внучок, — бодро прервал его старик. — Захочешь — и танцы будут.

— Не все бывает, как мы хотим. — Вей, разведя огонь в очаге, поставил на него горшок с кашей, повесил над углями закопченный чайник, достал меда и сухих фруктов. Амфат любил сладкое.

— А ты плясать-то умеешь? — не унимался дед смешливо, и наследник вдруг подумал, что Амфат, даже наполовину парализованный, живее, чем он сам, здоровый и способный ходить.

— Не умею, — буркнул неохотно, нарезая в кашу зеленые плотные сливы.

— Это ты зря, — наставительно проговорил старик и поднял для значимости палец вверх. — Танец в детство возвращает, душу свободной от забот делает. Танец — то смех тела. А тебе полезно посмеяться, эфенби. А то сдается мне, что ты никогда не смеешься.

— Иногда смеюсь, — вежливо ответил Вей Ши, вспомнив нарисованного девочкой Юноти пляшущего тигра и невольно улыбнувшись.

— Не верится, — тоненько захихикал хозяин домика, — а уж последние дни и вообще уныл, как верблюд, страдающий желудком. Думаешь о чем-то, внучок?

— Думаю, — неожиданно для себя признался наследник, невольно подбрасывая в руке нож, которым резал сливы для каши. — Война идет, феби.

— Идет, — сразу став серьезным, согласился Амфат.

— Если б были вы в силе, как раньше, — не глядя на деда, проговорил Вей, — если б могли держать оружие и биться, то сидели бы здесь?

Старик не отвечал, и Вей Ши смотрел в огонь, сидя на корточках перед очагом и помешивая кашу. Слышалось бульканье, шум дождя, шустрое вжиканье ножика, вырезающего птичку-дудочку.

— А ну-ка, — вдруг потребовал дед, — отнеси меня в заднюю комнату, внучок.

Там Амфат откинул крышку большого сундука и, порывшись в каких-то кожаных одеждах, ремнях, свертках, достал наконец один из них.

— Я видел, как ты играл ножом, — он поманил Вея, чтобы тот наклонился, и сунул сверток ему в руки, — бери, это мои. С поясом. Я покрупнее тебя был, — он оценивающе оглядел тонкую талию наследника, — высох сейчас. Дырку на поясе провертишь и пользуйся.

Вей Ши, развернув ткань, долго смотрел на старый, видавший виды кожаный ремень шириной в полторы ладони, с гнездами для ножей, вшитыми наискосок — лезвия не воткнутся в бедро, даже если сядешь или скорчишься. Сами ножи — с короткими рукоятками, на четверть съеденные заточкой — были тяжелыми, но с идеальным балансом. В руке ощущались, словно влитые.

— Спасибо, — сказал он, гладя темную сталь, и поклонился старику, от переживаний утирающему слезы.

— Ты попрощаться-то зайди, — попросил дед Амфат. — А то вижу, как глаза горят.

— Зайду, — пообещал Вей Ши, аккуратно откладывая сверток и поднимая старика на закорки. — А когда вернусь, надо, чтобы вы уже на своих двоих ходили, феби.

После того как каша была съедена, хозяина вновь потянуло на разговоры.

— И что же ты с тремя женами делать будешь? — вопросил он, качая головой. — Да и зачем они тебе? Красивые, что ли?

— Красивые, — согласился Вей Ши, отдирающий котелок.

— И семьи, небось, достойные? — прищурился старик.

— Очень достойные, — нужно было поддержать беседу.

— Сговорены, что ли? — продолжал допытываться дед.

— Сговорены, феби.

— А по сердцу есть какая? — хитро поинтересовался дед.

Вей промолчал.

— Это ты зря, — сказал ему в спину Амфат. — Красивая, из семьи достойной, с приданым большим — это, конечно, славно, внучок. Но тебе с женой всю жизнь жить. Нужно, чтобы она тебе сердце радовала, кровь горячила. — Он вдруг сентиментально вздохнул и всхлипнул. — Как моя Камиля, хорошего ей перерождения. Мне, знаешь, каких невест предлагали? А увидел ее как-то на севере — верблюдов поила, мне воды поднесла, — и больше думать ни о ком не мог.