Служанка Его Светлости, или Как разорить герцога - Лаврова Мия

Великан потопал через двор к домику охраны, а я еле поспевала следом.

Миновав тёмную прихожую, мы попали на большую кухню. Тьяго усадил меня на лавку и засыпал вопросами о моей жизни. Врать ему смысла не было. Чем больше я рассказывала, тем смурней становился мужчина.

– Так значится, – покачал он головой, стоило мне замолчать, – ладно, от герцога благодарности ждать не приходится, но хозяйка… Лучше бы в монастырь тебя отдали.

Я вздрогнула, такая перспектива меня тоже не устраивала:

– Н-не надо.

– Отчего? – удивился Тьяго, – в тепле, сытости.

– С-страшно.

– Эх, мышка мелкая, боишься всего, – улыбнулся охранник, – на дочку ты мою похожа. Такая же кроха… была. Приходи раз в неделю к нам, я велю для тебя мыльню топить. Не бойся, никто тебя не обидит. И вот ещё…

Тьяго поднялся и вышел, а минут через пять вернулся с отрезом грубой серой ткани.

– Шить умеешь?

– Ага, – кивнула в ответ, – только иголки у меня нет и нитей.

– Держи, – протянул он ткань, – сейчас разберёмся.

Через пару минут я стала обладательницей двух иголок и целого мотка нитей.

– Хозяйство у нас отдельно от замкового, всё своё есть, – усмехнулся Тьяго, – иногда и одёжу латать приходится.

Не скрывая восторга, рассматривала я ткань. Пусть колючую и грубую, но новую и чистую.

– А вдруг, скажут, что я её украла?

Тьяго задумался, а потом усмехнулся:

– Так передник-то старый останется, не заметят, а через день ты опять вся в саже будешь.

– И то верно, – вздохнула я. Фартук у меня был широкий, почти закрывая юбку.

– Не печалься, детка, – великан погладил меня по голове, – вон лучше к Леви присмотрись. Чем не жених? Возраст-то у тебя подходящий. Пусть и без дома он, однако вдвоём все трудности одолеть можно. Хоть так вырвешься из этого логова гадючьего.

– С-спасибо, я подумаю, – смутилась от неожиданного предложения.

– Беги, кроха. Не то хватится Грета, – улыбнулся Тьяго.

Ещё раз поблагодарив его, помчалась в замок, запихав ткань под фартук и придерживая руками.

В приподнятом настроении доделала всю работу, испросила у Бланки немного масла для своего самодельного светильника и приступила к шитью. Вместо ножниц использовала маленький нож, который тоже одолжила у поварихи. Руки порхали над отрезом, пальцы привычно прокладывали стежки. На пару минут я и позабыла, где нахожусь, окунувшись в любимый труд.

Через пару ночей платье было готово. Получилось оно немного кривобоким, но для меня сейчас это был великолепный наряд. Новый!

Утром, надев его и подхватив совок с ящиком, поспешила в спальню Беатрис, к зеркалу.

А мытьё пошло на пользу. В отражении увидела милую девушку, с каштановыми волосами, приятного, тёплого оттенка гречишного мёда. Пусть и субтильную, с хрупкой фигуркой. Мне уж точно не двенадцать. Спросить у Бланки свой возраст я почему-то не решилась, но Тьяго сказал, что уже можно замуж. Со скольки здесь брачный возраст? С четырнадцати? Шестнадцати? Спрошу завтра у Леви.

Впервые я улыбнулась своему отражению. Ну и пусть мне не суждено стать великой колдуньей и спасительницей монархии. Переживу здесь зиму, а там и правда, попробую уговорить Леви сбежать в город. Не в качестве моего мужа, но единственного друга.

Глава 7

Мне ещё ни разу не доводилось видеть свою мать и герцога вблизи, так же как и Одхрана.

Бруно выходил из себя, когда ему на пути попадались слуги. Исключением были лишь Леопольд и Грета. По мнению Его Светлости, мы должны были передвигаться как призраки, растворяясь в воздухе при одном звуке его голоса. Потому наводить порядок в комнатах нам приходилось на рассвете, либо поздней ночью, когда хозяева изволили почивать.

Только Лотта держалась всегда поблизости от Беатрис, будучи её личной горничной, а Фиби была на подхвате, когда первой девушке надо было отлучиться.

Для замка прислуги было маловато, но герцог был прижимист и не считал нужным нанимать больше людей.

Сегодня с утра царило оживление. Супруги и Одхран собирались ехать в Кассель на несколько дней. Во дворе уже стояла карета с гербами на дверцах, запряжённая парой красивых рысаков. Кони копытами били по камням двора, закусывали удила. Из ноздрей клубами вырывался пар. Кучер еле сдерживал стремительных животных.

В холле высились сундуки с одеждой, которые вынесли на рассвете. Лотте и Фиби это стоило бессонной ночи. Отчаянно зевая, девушки в последний раз проверяли поклажу.

Я притаилась в конце коридора, за углом. Мне довелось видеть хозяев лишь мельком, а рассмотреть хотелось. В суматохе на меня не обратят внимания, стоит воспользоваться моментом.

Сверху послышался скрипучий старческий надменный голос:

– Леопольд, и учти, бумаги от управляющего положить мне на стол. Разберусь с ними сразу после приезда.

Вниз спускался герцог, сухопарый мужчина с «лицом» хозяйственного мыла. Невзрачный, блёклый, как снулая рыба. Губы изогнуты в презрительной гримасе. Редкие седые волосы собраны в хвост и стянуты шёлковой лентой. Длинный нос вздёрнут так, что можно рассмотреть содержимое ноздрей. Весь он был точно вымочен в хлорке: бескровные губы, бледная кожа, невыразительные прозрачно-голубые глаза.

На нём была шёлковая рубашка тёмно-синего цвета, сверху бордовый упелянд (прим. автора – верхняя мужская одежда, рукава её расширяются книзу в виде крыльев) длиной до колена, отороченный мехом и перехваченный в талии широким ремнём с богатой вышивкой, на котором кровавыми каплями поблёскивали гранаты. Худосочные ноги затянуты в узкие штаны, отчего герцог был похож на отожравшегося таракана с объёмным брюшком и тростинками-лапками. Впечатление усиливали кожаные полусапоги с длинными носами. В руке он нёс шляпу с конусообразной тульей, украшенную перьями. Пальцы унизаны перстнями, на груди перемигиваясь с ними игрой самоцветов, болтался золотой медальон.

– Беатрис, – желчно бросил Бруно, – скоро ты там?

Зашелестели юбки, и на лестнице показалась моя мать. Роскошная женщина с тёмными, почти чёрными глазами, опушёнными густыми ресницами. Лицо её не знало краски, оставаясь свежим, как в молодости. Фарфоровая, нежная кожа, лёгкий румянец на щеках, чувственные алые губы. Роды не оставили следов на её фигуре. Точёная, с умопомрачительно узкой талией и широкими бёдрами.

На герцогине было бархатное чёрное платье, обтягивающее до пояса, а далее расходящееся широкими клиньями, рукава, отделанные золотым кружевом, расширялись, начиная от локтя, и спускались вниз почти до земли. Поверх платья длинное алое сюрко (прим. автора – верхняя женская туника без рукавов либо с короткими и широкими рукавами) подбитое мехом, на лифе которого мерцали колдовским блеском рубины в нежной оправе из жемчуга. Поверх Беатрис накинула плащ-мантию с меховой отделкой, он был застёгнут золотой фибулой в виде розы с кроваво-красными лепестками. Из-под платья выглядывали носки изящных сапожек.

Отливающие шёлком чёрные волосы герцогини были заплетены в косу, перевитую жемчужной нитью и уложенную короной на голове. В маленьких ушках сверкали массивные серьги-канделябры с жемчугом и рубинами. Пальцы унизаны перстнями и кольцами.

Рядом с супругом она смотрелась слишком блистательной, как вампирша и её жертва.

– Мне теперь ещё Одхрана ждать? – Притопнул герцог недовольно.

– Не сердитесь, дорогой, – мягко произнесла Беатрис грудным певучим голосом.

Да-а-а, внешностью я пошла точно не в мать. Невольно сравнивала нас, выглядывая из-за угла. Куда мне до такой красоты.

Супруги спустились в холл, наблюдая за погрузкой сундуков, которые пристёгивали ремнями к заднику кареты.

На лестнице показался Одхран. На нём был надет короткий, до середины бедра, бархатный синий котарди (прим. автора – узкая верхняя мужская одежда с застёжкой спереди, длиной до середины бёдер, с рукавами различной формы) с богатой вышивкой шёлковой нитью и россыпью драгоценных камней. Широкие плечи юноши подчёркивал присборенный окат рукава, под которым явно были ватные накладки. На талии красовался наборный золотой пояс. Узкие коричневые штаны подчёркивали стройные ноги с развитыми икрами. Сапоги с такими же тонкими длинными носами, как у герцога, усыпаны самоцветами. На пальцах столько колец и перстней, что глаза заболели от блеска.