Дарханы. Академия Четырех богов (СИ) - Александрова Евгения

Но что теперь? Я влюбилась, как кошка, как всегда — наивно и по уши, а он — не человек, он дархан, он наставник, которому просто никогда не разрешат быть со мной. Нам нельзя общаться.

Может, если я пройду все ступени обучения, если стану одной из них, если стану тоже наставницей или кем ещё — то получу возможность любить, но всё это так далеко и безнадежно, что даже смешно.

Мне надо задуматься о том, как обезопасить свою жизнь, как не впутаться в заговор, как вообще выжить, но упрямое буйное сердце гнало кровь и заставляло раз за разом видеть перед собой лицо Бьёрна, ощущать его тепло, прикосновения и запах, слышать его слова и снова падать в пропасть чувств, от которых нет спасения.

— Ты собираешься влюбляться во всех своих учителей? — услышала я мысленный голос Тавиана и увидела его загорелую, весёлую ухмылку. Карие глаза, искрящиеся солнцем, смеялись надо мной. — Ничему тебя жизнь не учит!

— Бьёрн — не мой учитель! — просипела я вслух, скомкав подушку ещё сильнее и подтянув под себя.

Я опустила подбородок на неё и уставилась невидяще в стену, словно могла мысленно связаться с братом и надавать ему тумаков. Нечего было просить Бьёрна за мной присмотреть! Он так “присмотрел”, что теперь я потеряла всякий покой.

— Невелика разница, — фыркал брат, подхватывая мои распущенные волосы и поднимая кверху, делая из меня чучело. — Всё равно он наставник, а ты ученица.

— Я скоро перестану быть просто ученицей и пройду посвящение.

— Пройдешь ли? С твоими-то успехами! — голос брата, который всегда не упускал момент подначить и посмеяться, звучал в моей голове как настоящий. И вдруг смягчился, выдав искреннюю нотку исчезающим в темноте шёпотом: — Будь осторожней, кроха…

На следующие несколько дней я словно ушла в себя. Едва ли не действовала механически — просыпалась, шла на тренировки, училась контролировать пламя, себя и свои границы, быстро бежать и проявлять чудеса ловкости и силы, а душа при этом витала в каком-то сером тумане. Никто из знакомых не догадывался, что во мне бушует… нет, не огонь, а какое-то странное глухое чувство.

Наверное, лишь один Бьёрн всё понимал, но мы и правда больше не пересекались. Дархан словно растворился, то ли избегая лишних поводов к слухам, то ли пытаясь вернуть себе самообладание.

Все шутки команды и учеников моего потока проходили мимо: я умела делать вид, что не слышу того, о чём шепчутся за спиной, зато легко переводила тему и играла роль легкомысленной, веселой ученицы, готовой побороться за звание лучшей команды этого потока.

Даже сблизилась с Арденом во время тренировок по балансу, да и Ильхас с Тьярой после нашей совместной стирки будто потеплели: было ощущение, что день ото дня надуманные склоки отступают, а игра в одной команде заставляет раскрыться и учесть и сильные стороны друг друга.

Пару раз Тьяра принялась подтрунивать над Ильхасом, когда тот, забравшись на низкий помост, с серьёзным видом показывал свою силу: легко и грациозно вставал на руки, будто невесом. Северянин, конечно, не без удовольствия хвастался своими выдающимися мускулами. Иногда мы спорили, как лучше распределять роли: кто будет отвечать за удержание Искры, кто собьёт противников или отвлечёт их магическими уловками.

Сама я всё равно чувствовала, что смотрю на происходящее сквозь мутное стекло, и даже Кьестен де Торн не мог больше вывести меня на эмоции. Откуда-то из глубины чувств шагал неугасающий отзвук того диалога с Бьёрном и моего собственного упрямого сердца. Но, по крайней мере, внутри команды, во время этих совместных тренировок, отвлекалась от самокопания. То ли потому, что конечная цель — выиграть игру — накладывала на всех слишком много обязанностей, и некогда было хандрить, то ли потому, что мы наконец начали действовать как один живой организм.

Пару раз я мельком замечала на тренировках других наставников — они искоса следили за нашими успехами. Но Бьёрна среди них не было. И каждый раз, когда я понимала, что он не появится, во мне будто щёлкало что-то — и становилось одновременно пусто и чуть легче.

Наконец настал день приезда императора и императрицы Иввара, — и самой игры.

Я выбежала из комнаты, надев чистый костюм, который вчера принесли слуги, и в ещё помятом от ночных грёз состоянии столкнулась на улице с Арденом — тот слегка толкнул меня плечом и улыбнулся:

— Эй, не спи на ходу. Мы уже ждём начала.

— Да-да, идём, — пробормотала я, поправляя выбившуюся прядь.

Солнце светило ярко и как-то зловеще, будто обещая непростой день.

Игра должна начаться на большой площади за храмом — пространство очистили от всего лишнего, но там было, где скрываться и соревноваться: по пустынной местности, лишь кое-где покрытой кустарником и невысокими деревьями, были рассыпаны скалы и валуны. Зато нас всех, должно быть, хорошо будет видно с балкона храма Четырёх богов, что возвышался рядом, а также со склонов гор, на которых уже сидели наблюдатели.

Я подходила к площади, где собирались игроки, с вспотевшими ладонями и комом в горле. Казалось, Ойренахта потеряла для меня такую значимость после признания Бьёрна, но нет, я волновалась от того, что сейчас будет — от того, как я проявлю себя, как выступят те, кто в моей команде, не попаду ли я под руки заговорщикам, если они среди нас. Но главное: от того, как буду под взором самого Императора, его жены, настоятеля монастыря и всех высокопоставленных лиц Ивварской империи.

Сердце глухо билось в горле, и ноги я переставляла так, словно они стали мне чужими. Интересно, волновался ли Тавиан, когда был на моём месте?..

Я удивилась, что у храма Четырёх богов слишком много стражи. Гвардейцы в императорской форме с гербами Сиркха на груди старательно оцепляли пространство.

— Что, неужели и помолиться не дадут перед священной игрой? — хмыкнула я Ардену, и тот с усмешкой пожал плечами.

Мы держались вместе с этим здоровяком, так как скоро предстоит быть в отряде Защитников Искры, и с каждым днём я чувствовала всё большую уверенность. Брат бы точно пошутил о том, что мой редкий талант — в том, как я нахожу себе влиятельных покровителей. Обычно я говорила ему: “Не завидуй”, но сейчас притихла.

Вдруг я уже схожу с ума и слышу голос брата, когда его нет рядом? Вот и Кьестен говорил, что те, кто обращаются к стихии, рискуют впасть в безумие.

— Слышали?! Убит король! — шепнул мальчишка лет десяти, подбегая к нам и делая вытаращенные глаза. — Ой, что сейчас будет!

— Какой король?! — удивилась я, спотыкаясь. — Кем убит?

Но мальчишка убежал дальше, а волнение у храма теперь показалось непохожим на то, что просто ждут высоких гостей. Видимо, там и правда что-то случилось. Я застыла, глядя вверх на высокие светлые стены, отражающие солнце, и у меня закружилась голова.

— Сегодня же важная делегация, не слышала? — обернулся Арден к храму и растерянно сощурился.

— Как-то не до того было, — пробормотала я, понимая, что последние дни мои мысли были заняты чем угодно, кроме того, что творилось вокруг.

Раз за разом я вспоминала наше “свидание” в городе, горячие губы Бьёрна на своих и страшный шёпот — сначала про заговорщиков, про Мэй и опасность, что таится незримо где-то рядом, а потом про то, что эта встреча наедине — последняя.

— Кроме императора и императрицы ждали короля Энарии Теорина Ойгарда, еще посла Маркитании для подписания договора и семерых высших князей Ивварской Империи. Что-то мне это не нравится.

Холодок проскользнул под кожу, заставляя сжаться внутри. Неужели и правда король Энарии — и убит?! Тот самый, которого я лично видела на коронации… Но как такое возможно?..

— Ох… — только протянула я, оглядываясь и ежась. — И что теперь будет?

— Явно ничего хорошего, — пожал плечами он, помрачнев. — Вокруг полно всяких разговоров. А сейчас эти гвардейцы… Поймём, когда увидим, кто займет императорскую ложу.

Мы на мгновение замерли, глядя на храм Четырёх богов и проблески яркого солнечного света, отражающегося от белых стен. Впервые это священное здание показалось мне мрачным, каким-то грозно-торжественным, словно пространство вокруг него дышит тревогой.