Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Фырканье лошади настораживает их, и они отстраняются друг от друга так быстро, словно две девчонки, пойманные за поеданием краденых пирожных.

Я иду к ним, и вина тут же исчезает с лица Нириды, уступая место чему-то иному. — Паладин Гауэко. — Она насмехается. У неё тоже голос охрип от дыма бомб.

— Во плоти, — приветствую я, тоже радуясь встрече. Бросаю взгляд на Еву, которая пристально смотрит на меня. — Вы целы? — Более-менее, — отвечает она. — Была бы цела, если бы дала мне вылечить её, — возражает Ева.

Я понимаю, о чем она, проследив за её взглядом. Нирида прижимает руку к боку. Она издает хриплый смешок, переходящий в кашель. — Я не даю тебе лечить меня, потому что ты тоже ранена и слаба, — говорит она ей терпеливо.

У меня такое чувство, что этот спор у них не первый.

— Пустяки. Почти всё зажило, — ворчит она, и её глаза снова настойчиво сканируют меня. — Ты в порядке? — Она ждет кивка. — А Одетт? Где ты её оставил?

Тяжесть её имени на моих плечах куда ощутимее, чем я ожидал. Я чувствую тупую боль в груди, вспоминая последний поцелуй и пронзительную боль, которую он принес с собой.

Я провожу рукой по волосам, ища способ рассказать об этом, и Ева, должно быть, что-то читает в моем выражении лица. — Кириан, — настаивает она. — Я не чувствовала её магии. — Одетт не сражалась.

Нирида невольно выпрямляется, но тут же сгибается пополам. Вспышка боли заставляет её снова прижать руку к боку. Ева бросает на неё предостерегающий взгляд.

— Что-то случилось?

Я оглядываюсь. Подумываю попросить их пойти со мной внутрь, но непреклонный взгляд Евы заставляет меня тут же отбросить эту мысль.

— Вы знаете Ворона по имени Леон? — Да, — отвечает она, и я вижу, как она мгновенно напрягается. — Леон. Один из парней Бреннана, товарищ Одетт. Где, черт возьми, она, Кириан?

— В Сирии, — быстро отвечаю я. Потираю грудь, но это не унимает тупую боль, поселившуюся в ней. — Леон забрал её. Он выдавал себя за Эмбера. Я даже не знаю… не знаю, знали ли мы когда-нибудь настоящего Эмбера. Может, это был он с самого начала.

— Что? — шепчет она. — Что значит «забрал её»? — Она сделала вид, что уходит по собственной воле. Я не уверен, зачем она это сделала, у нас не было времени поговорить, но могу предположить…

Такая возможность проникнуть в Орден, уничтожить его…

— По собственной воле? — повторяет Нирида. — Расскажи всё с самого начала.

Я вздыхаю, сжимаю челюсти и киваю. Рассказываю им всё, с того момента, как мы поняли предательство Эльбы, и до удара кинжалом, когда они обе опускают взгляд, чтобы найти на моем доспехе напоминание об атаке Одетт.

Обе молчат, когда я заканчиваю, убеждаясь, что рассказ завершен. Затем Ева ругается. Отходит на шаг, уперев руки в бока, и снова ругается.

— Вот же дура. — Она плюет на землю. На снегу остается немного крови. — Безрассудная, глупая пташка. Хочет сделать всё сама…

— Значит, она отправилась на встречу с тем, кто руководит Орденом, — отмечает Нирида. — И этот человек при дворе Сирии, со Львами… А что с Арланом? Он…

— Он в порядке, — перебиваю я. — Я видел его после битвы. Он не захотел со мной разговаривать.

Может, еще рано, а может, он хочет разрушить эту ложь, которую мы плели почти год, и разоблачить нас всех. Если он это сделает… Нет. Я не могу думать об этом сейчас.

— Мы должны заставить его нас выслушать, — говорит Нирида. — А насчет Одетт… — Нам нужно атаковать сейчас же, — выпаливаю я, не особо раздумывая.

Нирида слегка морщится, заметив мое отчаяние. — Нет. Сначала мы должны выяснить реальное положение дел с Орденом, а до этого… мы должны разобраться с Эгеоном, — отвечает она вместо этого. — Сегодня ночью всё могло измениться.

Её предположение ложится между нами тремя тяжелой плитой, медленно и неумолимо давящей на плечи, пока Ева не говорит: — Мое первоначальное предложение в силе.

Нирида встает без посторонней помощи, и мы оба делаем шаг к ней. Ева поднимает руку в мою сторону и бросает на меня сообщнический взгляд. Она собирается её лечить. Хватает её за руку, кладет ладонь на спину, и Нирида либо слишком слаба, либо ей слишком хорошо, чтобы жаловаться.

— Мы не можем убить короля, — шипит она, чуть тише. — И невиновного человека тоже, — добавляю я, напоминая ей.

Ева фыркает. — Где ты его оставил? — спрашивает мой командор. И я показываю ей.

***

Эгеон устроился поудобнее в одной из своих личных комнат. Он снял одежду, в которой был вчера вечером, и облачился в черный шелковый халат с вышивкой в багровых тонах. Хвост Урсуге выглядывает на ткани сзади всякий раз, когда он поворачивается к нам спиной.

Мои собственные солдаты оставались снаружи, когда мы пришли, даже несмотря на то, что прибыла стража Эгеона. Я поблагодарил их, и теперь снаружи слоняются только солдаты короля Илуна, пока он ищет и разливает ликер лазурного цвета в бокалы из переливчатого стекла.

— Не рановато ли, ваше величество? — замечает Ева.

Эгеон вскидывает бровь и делает глоток так, что становится ясно: это далеко не первая его порция.

— Она тоже так умеет? — спрашивает он затем, обращаясь к командору. — Конечно, умеет, верно? — Он цокает языком. — Я видел Одетт и Королеву Королей в одной комнате, значит, это должна быть она.

Он дарит Еве снисходительную улыбку, и та, не меняя серьезного выражения лица, меняется прямо перед ним. Мгновение спустя на него, скрестив руки на груди, смотрит Эгеон, куда более щуплый и низкорослый.

Выражение его лица, с бокалом в нескольких сантиметрах от рта, не скрывает ужаса, который, должно быть, овладел им.

— Дружеское напоминание: вам выгоднее вести этот разговор с командором. — Она указывает на Нириду подбородком, и челюсть Эгеона напрягается.

Он делает нам знак занять места перед столом, на котором оставил ликер и бокалы.

— Если уж мы выкладываем карты на стол, — начинает он, — я хочу искренности. Нирида кивает.

— Лира из Эреи когда-нибудь была коронована? Я молчу. Позволяю ей принимать решения. — Нет, — отвечает мой командор. — Королева Королей — это символ.

— Что стало с настоящей королевой Эреи? Поскольку она молчит, полагаю, этот вопрос адресован мне. — Она тоже символ.

Эгеон разражается хохотом, который становится всё громче и резче. Если стражники снаружи услышат его, то подумают, что это просто король празднует победу с союзниками. Он наливает себе еще бокал.

— Кому же тогда принадлежит корона? Мальчишке? Арлану?

Арлан. Ох. Дерьмо… Мы не смогли найти его перед тем, как прийти сюда, а это значит, что, возможно, то, о чем мы договоримся сегодня с Эгеоном, не будет иметь большого значения. Если он решит поднять восстание самостоятельно…

— Она принадлежит Лире, — вмешивается Ева с улыбкой и возвращает себе королевский облик.

Эгеон внимательно смотрит на неё. — Ага. Лире. — Он делает еще глоток. — Мои шпионы говорили, что нет никакой вероятности, будто Лира организует восстание против Львов. Они считали её преданной их делу, непримиримой к язычникам… Когда голова Эрис покатилась по полу, я их уволил.

Он смотрит прямо на меня. — Наймите их обратно.

Эгеон фыркает от смеха. — Ну так что? Чего хотят истинные монархи Эреи? — Он оглядывает нас троих, задерживаясь на каждом по очереди. Склоняет голову набок. — Где Дочь Гауэко?

Значит, он не помнит этого. Хорошо. Удар кинжалом было бы труднее объяснить тому, кто мало знаком с её… наклонностями.

— В Сирии, — очень уверенно отвечает Ева. — Внедрилась ко двору Львов, готова вести нас изнутри.

Эгеон хмурится. Снова пьет. — Значит, война. Вот чего вы хотите. — Мы хотим свободы для Волков, — отвечает Нирида. — Это то, чего мы желали всегда. План не изменился.

Эгеон обдумывает это, вращая напиток в бокале. Кажется, он на мгновение теряется в созерцании жидкости.

— А сделки, заключенные от имени Королевы Королей, тоже не изменились? — спрашивает он.

Я собираюсь ответить, но Ева меня опережает. — Не изменились, — отвечает она спокойно. — Ева, — прерывает её Нирида.