Демоны внутри. Тёмный трон (СИ) - "Umnokisa"

— Ну, во всяком случае, теперь ясно, что у тебя с волосами, — Люц погладил меня по голове. Я вздрогнула от неожиданности и едва удержалась от того, чтобы не отпрянуть от него, настолько не ожидала подобного жеста с его стороны. — Ангел, значит. Свет и Тьма в одном флаконе. Вот так сюрприз, правда. И что нам теперь делать? Нефилимы у нас под запретом, но ты…

— В какой-то степени это кое-что объясняет… Всё же, я думал, что между ангелами, даже между падшими и… Кхм… Обычными, не может быть… Ээээ… — Асмодей аккуратно свернул лист бумаги обратно. Он протянул последний звук и покосился на меня, не зная, какое слово подобрать. — Я всякое слышал, конечно, но такое первый раз вижу своими глазами, — наконец объяснился он, боясь, что мог меня как-то обидеть. На деле же это было самой малой из проблем. Внутри меня всё перевернулось с ног на голову. Я тщетно пыталась переварить полученную только что информацию, но вывод ускользал от меня, словно песок сквозь пальцы.

Баал первым отозвался на мой немой вопрос:

— Я прошу прощения, но что вы предлагаете теперь делать со всем этим, ваше светлейшество? Она, в отличие от сына Набериуса, уже даже не на треть падшая или ангел.

— Нет, ну что за день такой, — Люц всплеснул руками, игнорируя открытый вопрос одного из королей по поводу чистоты моей крови. — Был один полуангел, теперь два. Асмодей, может вам семью сколотить? Будете размножаться. Плевать уже на законы, вы вдвоём их все перечеркнули одним своим существованием.

От этих слов я бы наверняка покраснела, если бы сейчас меня это так волновало. Духовный лидер Геенны имел манеру говорить все, что думает, и пользоваться своей некоторой безнаказанностью. Но на данный момент я его практически не слышала.

— Думаю, если Набериус пожелал передать титул сыну, это же получается вроде как наследство. Сына нет, но есть ты. Хорошо, начнём, — он снова щёлкнул пальцами. — Корону Набериуса принесите, живо!

Один из солдат почётного караула, стоящих на входе, приоткрыл дверь и скрылся снаружи.

— Вы же не собираетесь…? — Асмодей с нескрываемым ужасом посмотрел на Люца. — Вам следует подумать ещё раз! Это очень ответственный шаг, ваше светлейшество. Быть может, позже?

— Зачем тянуть? Набериус пожелал этого сам. Я не в праве осуждать просьбы, тем более, покойного собрата, который имеет столь значимые заслуги перед Тёмным троном, — Люц пожал плечами, всем своим видом показывая, что не намерен прислушиваться к нефилиму, и после посмотрел на меня. — Меч у тебя?

Я перестала понимать что-либо из происходящего. Сама не заметила, как ноги подкосились и меня потянуло вниз, однако Роберт успел аккуратно меня подхватить.

— Всё хорошо, Нозоми, спокойнее… — услышала я его голос. Встревоженный, не приносящий успокоения, и от этого делалось только хуже.

Похоже, что я начала терять сознание, потому что плохо помню, что потом произошло. Люц, не дождавшись, что я передам меч своего предка сама, дотронулся до моей груди и каким-то непостижимым способом материализовал его. Воины тем временем принесли корону Набериуса. Отлитая из чёрного вулканического стекла, она все равно блестела в свете солнца. Я с трудом смогла хоть как-то сфокусировать свой взгляд на ней.

— Я, повелитель Геенны и князь Гайи, созданный Отцом всего и отвернувшийся от него, один из властителей Тёмного трона, Люцифер, — я ощутила прохладу лезвия меча на своём плече. Однако лежало оно как-то неправильно. Люц смотрел на меня с какой-то странной эмоцией. В его взгляде читалось «откажись, и я снесу тебе голову, девочка». — Готов по последней воле благородного маркиза Набериуса, благородного и почтенного, передать тебе его титул, власть и земли. Готова ли ты служить Тёмному трону, служить мне, Люциферу, служить королю Велиалу и отдать жизнь за него и всех его подданных, карать виновных и защищать честь и труды невинных? — в отличие от предыдущей церемонии, которую он извратил на корню, к этой Люц подошёл со всей серьёзностью.

Я издала какой-то ужасный, булькающий звук, в котором смешалось всё, что только возможно: негодование, ужас, отказ, согласие. Со стороны я походила, наверно, на рыбу, которую выбросило на берег: таращила мутные глаза и бессильно хватала воздух ртом. Мне хотелось бежать оттуда, я не хотела занимать чью-либо сторону в этой проклятой войне, я лишь хотела выжить и вернуться к жизни обычного человека, но судьба, видимо, распорядилась иначе.

Тяжёлая корона маркиза опустилась на мою голову.

Мышеловка захлопнулась.

Комментарий к Глава 7. Наследие * – отсылка к фее Динь-Динь из Питер Пена. Им нужна волшебная пыль, чтобы летать.

====== Глава 8. Театр химер ======

«Ни в коем случае не представляй себе, что ты можешь быть

или представляться другим иным, чем как тебе представляется, ты являешься

или можешь являться по их представлению, дабы в ином случае не стать

или не представиться другим таким, каким ты ни в коем случае не желал бы

ни являться, ни представляться».

Льюис Кэрролл «Алиса в Стране чудес»

Моё сердце пропустило несколько ударов, а потом снова начало колотиться, как ненормальное. С такой силой, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Разговор вокруг шёл на повышенных тонах, но едва ли я могла разобрать хоть слово, потому что всё заглушал этот гул в моей голове.

— … Это как минимум оскорбительно для всякого падшего!..

—… Понятия не имею, что вы задумали, но это неприемлемо!..

—… Что мы, по-твоему, скажем подданным?!..

—… Не смей угрожать мне, Оробас.

—… Неслыханная дерзость!..

Взгляд скользил по присутствующим, не в силах задержаться хоть на ком-то из них. Велиал уже опомнился и пытался вместе с Заганом унять остальных разозлившихся правителей земель Геенны. Люц и Роберт стояли рядом со мной, и ото всех нас отгораживал чёрный морок, стелющийся между невесть откуда взявшимися Безликими, которых, я, могу поклясться, до этого в зале не было. Вместе, словно позабыв о разногласиях в прошлом, они готовы дать отпор всякому, кто посмеет к нам приблизиться.

Ноги едва меня слушались, я хотела было сделать шаг, чтобы уйти прочь, забиться в дальний тёмный угол и сидеть там, пока всё утихнет, и пока я сама не успокоюсь, но с трудом получилось просто не упасть. Платье теперь казалось ещё более неудобным и душным, кажется, я зацепилась за собственный шлейф, потому что поняла, что меня поддерживает Роберт.

— …Тише, Нозоми, не бойся…

— Уберите это, — шепчу я, как мне кажется, едва слышно, но мой голос оказывается куда громче, чем мне самой слышится. — Пожалуйста…

Я тяну руку, пытаюсь снять с голову корону, но резкая боль заставляет одёрнуть руку: по пальцам стекает кровь — края оказались неожиданно острыми. Вот оно, воплощение силы маркиза: хрупкий, прекрасный, но опасный. Я должна теперь соответствовать этому титулу. Должна служить Тёмному трону, должна кого-то защищать. Кого я могу защитить, если не в состоянии защитить саму себя от всего этого? Кого я должна карать, если не могу дать отпор всем этим падшим, что играют со мной как им вздумается, едва ли думая о том, каково потом мне?

— Оставьте меня в покое! — я отталкиваюсь от Роберта окровавленной рукой, он едва ли успевает среагировать на это, отчего я падаю на пол и закрываю голову руками.

Исчезнуть. Я хочу снова исчезнуть.

— Нозоми… — Роберт наклоняется ко мне и пытается что-то сказать, успокоить, объяснить, но я снова отталкиваю его, бью по лицу наотмашь, отчего у него на щеке теперь уродливый кровавый развод от моей собственной крови. — Не нужно бояться, пожалуйста. Это не так страшно, как может звучать.

— Оставьте меня! — снова кричу я на него, потом оборачиваюсь на Люца, который, в моих глазах, главный виновник всего случившегося сейчас со мной. На кой-чёрт он вспомнил об этом письме? Зачем он сделал это сейчас, при всех? Зачем он вообще всё это сделал?

Люц смотрел на меня с совершенно спокойным выражением лица, столь свойственным ему, словно ничего сейчас не произошло. Мне мерещилась его безмятежная улыбка и лёгкое ликование от того, что он наделал столько шуму одним лишь письмом, написанным несколько столетий назад. Одним лишь решением, пустив в расход меня, и, вероятно, Велиала, показав тому его место после всех угроз короля в свой адрес. Они считают его сумасшедшим, но даже в своём сумасшествии он опасная личность, которая не потерпит снисходительного с собой обращения и даже в конце всего, что произойдёт, заставит считаться со своим мнением.