Кузнец (ЛП) - Вендел С. И.

Они медленно продвигались к своим покоям, но по мере приближения к жилому крылу, гуляк становилось всё меньше. Вот только…

Эйслинн замедлила шаг, прислушавшись. Пение?

Она переглянулась с Хаконом.

Ведя его за собой, они вошли в пустую восточную гостиную. Высокие окна на противоположной стене светились отблесками праздничных огней со двора, маня её к себе. По мере приближения пение становилось громче, и Хакон распахнул стеклянную дверь на балкон.

Она вышла в ночь под звуки тысяч голосов, слившихся в пении.

Двор замка сиял ярче дня — сотни факелов и десятки костров заливали город тёплым золотистым светом. Тысячи людей заполнили пространство, выплеснувшись за стены замка в город. Окна домов были распахнуты, несмотря на холод, а воздух наполняли ароматы горячего сидра и жареного мяса.

Понадобилось мгновение, прежде чем ближайшие к балкону люди заметили её. Раздались ликующие возгласы, толпа начала скандировать её имя.

Эйслинн вышла на балкон дальше, увлекая Хакона за собой. Переполненная восторгом, граничащим с болью, она помахала поющим людям, вызывая новые волны ликования.

Притянув её к себе, Хакон наклонился, чтобы поцеловать её волосы:

— Они любят тебя, леди Дарроу, — прошептал он у её виска, — но и вполовину не так сильно, как я.

Слёзы счастья выступили на её глазах, и она рассмеялась — её тело больше не могло сдерживать всю эту радость и облегчение.

Когда всё больше людей поворачивались к балкону, грохот аплодисментов нарастал, пока не начал казаться, будто весь мир содрогается от этого ликования.

Эйслинн не знала, кто начал петь первым, но сразу узнала первые строки старой баллады Дарроуленда — песни, более древней, чем сам объединённый Эйреан. Их песня. Гимн, принадлежавший только им. О бескрайних равнинах и плодородных лесах, о извилистых реках. О народе, который не склонил колен и не сломался.

Она пела вместе со своим народом — громко, фальшиво, всем существом. Лёгкие горели, а душа ликовала.

Сегодня ночью Дарроуленд объединился в празднике.

Сегодня ночью Эйслинн ощущала счастье более полное и глубокое, чем когда-либо прежде. Рождённое надеждой, целями и мечтами.

Сегодня ночью её народ был в безопасности, её пара — рядом, а она сама — свободна.

39



Четыре месяца спустя

Эйслинн запустила пальцы в волосы Хакона, закусив губу, пока смотрела на него между своих бёдер. Он всегда выглядел здесь так восхитительно — карие глаза пылали голодом на раскрасневшемся зелёном лице, мощные плечи плотно втиснуты между её ног, а её колени удобно расположились поверх них.

Из её губ вырвался стон, когда его язык выписал коварные круги вокруг клитора — игриво и дразняще. В этот особенный день она проснулась от его рук на своём теле и языка, скользящего по коже. Он устроился между её бёдер у изножья кровати, довольный, как кот, готовый провести там всё утро.

В любой другой день она бы позволила ему. Просыпаться так — её любимое начало дня, и он прекрасно это знал. За месяцы, проведённые вместе, Эйслинн научилась наслаждаться поздними утрами. Немногие вещи могли сравниться с шепотом дождя за окном, пока её халфлинг доводил её до сокрушительного оргазма языком.

Однако сегодня — они должны были пожениться.

Будто почувствовав её мысли, по его губам скользнула ухмылка — её уголки она едва могла разглядеть над лобком. Он сильнее прижался лицом к её плоти, безжалостно вылизывая. Одна из его рук скользнула по бедру, раздвигая её шире, в то время как подушечка пальца принялась играть с клитором, а язык проник внутрь.

Приподнявшись на кровати, Эйслинн закинула ногу на его плечо, чтобы притянуть его ближе. Он вознаградил ее глубоким мурлыканьем, прижавшись губами к ее клитору, чтобы она могла почувствовать его удовольствие.

— Поиграй со своей грудью. Дай мне посмотреть на тебя, — пророкотал он, в глазах заплясали огоньки.

Глубоко вздохнув, Эйслинн обхватила ладонями свои груди, сжимая их и проводя большими пальцами по соскам, пока он возвращался к самым тщательным ласкам языком.

Ее веки опустились, когда она погрузилась в ощущения, ее бедра качнулись навстречу его языку. Он целовал ее влагалище так, словно от этого зависела его жизнь, проникая языком внутрь и выгибая его дугой, чтобы задеть особое место на верхней стенке.

Эйслинн содрогнулась, ощущая, как искры разливаются по венам. Судьба, если он задумал продолжать целый день — она готова перенести свадьбу на сутки.

Оргазм нахлынул неожиданно, волны чистого наслаждения прокатились от подогнутых пальцев ног до запрокинутой головы.

Но куда большей неожиданностью стал резкий стук в дверь спальни. Эйслинн вскрикнула, ощущая, как отголоски удовольствия сотрясают её тело.

— Миледи? Вы проснулись? — голос Фиа донесся из приоткрытой двери гостиной.

Ее подруга быстро научилась их привычкам и теперь всегда стучала, чтобы не увидеть что-то непристойное. Впрочем, Эйслинн не думала, что Фиа это сильно смущало — когда та однажды утром вошла и во всех подробностях увидела округлую задницу Хакона, она сначала многозначительно подмигнула Эйслинн, и лишь затем прикрыла глаза ладонями.

Эйслинн посмотрела вниз на Хакона — её жених лишь беззастенчиво ухмыльнулся, не собираясь останавливаться.

— Мы проснулись, — крикнула она, чувствуя, как бешено стучит сердце, — но…

Она вцепилась пальцами в его волосы, заставляя замедлить движения этого адского языка.

— …неприлично одеты.

Фиа определённо фыркнула от смеха — ей это не почудилось.

— Принести вам завтрак?

— Да, пожалуйста! Спасибо!

Смех Фиа эхом разнёсся по гостиной, когда та удалилась, оставив им ещё немного времени.

Хотя Фиа получила должность сенешаля при Эйслинн, а та обзавелась новой служанкой, Фиа и слышать не хотела, чтобы кто-то другой помогал ей в день свадьбы.

Эйслинн сначала предполагала, что Фиа могла бы заменить Бренну, но та с куда большим энтузиазмом приняла предложение стать сенешалем. По правде говоря, это лучше соответствовало её талантам и острому уму. Помощь Фиа в управлении замком и землями была огромна, и Эйслинн ценила её компетентность и дружбу.

Второй кандидат на замену Бренне недавно занял должность шателена, и вскоре после этого Дундуран попрощался с Бренной. Эйслинн испытывала противоречивые чувства, прощаясь, и солгала бы, если б сказала, что её не задело нежелание Бренны остаться на свадьбу. Оставалось лишь выплатить Бренне годовое содержание и пожелать удачи.

Бренна была не единственной, кто ушёл. Фергас также запросил годовое содержание и покинул замок вскоре после его получения. Со слов Хакона, который по-прежнему проводил часть времени в кузнице, с Эддой и Кейтлин во главе кузнечная мастерская стала куда более гармоничным местом. Ещё несколько слуг уволились, но гораздо меньше, чем опасалась Эйслинн, и их места быстро заняли новые люди.

Она и Фиа добились хорошего прогресса в подборе кандидатов на несколько высоких административных должностей. Новый казначей уже избавил Эйслинн от множества головных болей, связанных с учётом, а управляющий посевами южных земель должен был приступить к обязанностям летом.

Их усилия получили неожиданную поддержку с возвращением её отца.

Меррик Дарроу вернулся в Дундуран в середине зимы, потеряв почти половину отряда и не менее стоуна¹⁰ в весе. Его измождённое лицо потрясло Эйслинн, но это не помешало ей заключить отца в крепкие объятия. Всю зиму он и выжившие рыцари постепенно восстанавливали здоровье, хотя у многих, включая Меррика, в глазах так и осталась мёртвая пустота.

Эйслинн больно было видеть отца в таком состоянии, и бóльшая часть обязанностей сюзерена Дарроу по-прежнему лежала на ней, пока он медленно восстанавливался. Новость о смерти Джеррода он воспринял стоически, хотя Эйслинн не раз заставала его тихо плачущим, уткнувшись лицом в ладони. Она решила не говорить о том, что смертельный удар нанёс Хакон — сам он едва помнил тот момент, да и важности это уже не имело.