Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Бросить все и сбежать из дома одной — без Дэвина, без никого, — и попробовать построить свою жизнь самостоятельно — об этом я думала. И всякий раз пасовала, не зная и не понимая, чему хочу посвятить свою жизнь.

Мама все больше пила. Я прогуливала учебу, подрабатывая в магазине неподалеку от дома, в прачечной в соседнем районе, в автомастерской на должности «принеси-подай». Дэвин уже тогда занимался чем-то противозаконным и пытался помогать нам деньгами. Я не брала, предпочитая работать с утра до ночи. Нет, не осуждала его за способ пропитания, но и не могла примерить такой доход на себя.

А потом в нашу школу перевелась Джилл. Ее родители обанкротились и переехали в наш городок.

Она тоже ходила в библиотеку.

Джилл обижали. Издевались словесно, а иногда даже били, не принимая в свой круг ту, кто так сильно отличалась от них и не стеснялась этого. Джилл не умела драться, не могла постоять за себя, но и подстраиваться под окружение не желала. Что ни говори, она была смелее меня.

Я стала ее «телохранителем». Несколько драк — и от моей новой подруги отстали. Посмеивались над моей странной симпатией к этой «заучке», но отстали.

А однажды Джилл вычитала в каком-то журнале о молодежном движении, борющемся за сохранение окружающей среды, и узнала, что ими намечается акция протеста в Ромеро.

Нам было по семнадцать. Мы сорвались с места и поехали в столицу. Подруге денег на дорогу дали родители. Я — потратила на путешествие последние сбережения.

«Голая» акция протеста оказалась веселее, чем я предполагала, поддавшись на уговоры Джилл. Думала, придется скучать в толпе чудиков с транспарантами в руках.

А вышло, как вышло.

Облава, устроенная копами, побег, и… внезапно распахнувшаяся дверь дома в одном из богатейших районов столицы, где простым людям не место.

Так в моей жизни появился Ник Валентайн.

С ним было просто. С ним всегда было просто. С первой встречи — будто мы знакомы тысячу лет.

В тот день в доме Валентайнов меня приняли с распростертыми объятиями. А мать Ника, милейшая и самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видела, лишь улыбалась и не задала ни единого вопроса, когда я заявилась к ужину в одежде ее сына.

А после мы вместе с Ником отправились на поиски моей подруги, и выяснилось, что ее таки арестовали.

Поход в полицейский участок, переговоры с представителями власти, оплата залога — все это мой новый знакомый взял на себя. Я только ходила следом. Обещала вернуть ему потраченные деньги, а он лишь отмахнулся. Сказал, что ему их подарили родители на новый флайер, но его устраивает и старый. И наотрез отказался записывать меня в должницы.

Когда мы с Джилл уезжали домой, Ник попросил у меня номер, по которому он смог бы со мной связаться. А у меня даже не было коммуникатора. Тогда он подарил мне свой.

Я краснела и отказывалась, но новый знакомый был настойчив и так улыбался, что у меня подкашивались ноги. В итоге он убедил меня взять его старый аппарат, уже несколько месяцев пылящийся в ящике, так как Ник приобрел себе новый.

Хорошо помню этот коммуникатор. Небольшой, но очень удобный, со множеством функций; на потертом кожаном ремешке.

Ник заверил, что аппарат уже старый и стоит сущую мелочь, поэтому мне нечему стесняться. Я поверила, дура. Взяла.

А когда приехала домой и вошла, по нему же, в сеть и ввела в каталог название модели, выяснила, что цена этому аппарату — больше, чем нашему домику на окраине. Если бы я продала такой коммуникатор, даже на поношенном, потертом ремешке, то могла бы жить и не работать целый год.

Не продала. Носила ещё лет пять, не снимая и не думая о покупке нового.

Сняла, лишь когда аппарат сломался, а мастер развел руками и сообщил, что ремонт невозможен.

Ник звонил мне, писал, несколько раз приезжал — у него был личный флайер, подарок родителей, и ему не составляло труда преодолеть полпланеты, чтобы просто поболтать. Пара часов в пути — подумаешь.

Мы могли разговаривать часами. Смотреть фильмы, валяясь перед телевизором (если оказывались у него; у меня ТВ по-прежнему не было), биться подушками, гулять.

Никаких любовных отношений. Дружба в чистом виде.

У него тогда была девушка, у меня — Дэвин. Ник нравился мне как парень, но я не допускала и мысли, что между нами может быть что-то, кроме дружбы.

Я смотрела на свою мать, личная жизнь которой не сложилась, на подруг, то и дело склеивающих алкоголем разбитые сердца. Одна из моих одноклассниц в тот период перерезала себе вены из-за того, что ее бросил парень; девочку не спасли. И в моем сознании прочно поселилось убеждение, что любовь все портит, а расставание неминуемо. А дружба… ее можно постараться сберечь.

Не знаю, в какой момент мечты малознакомого парня, любителя хвойного шампуня, стали и моими. Его мать была светской львицей и меценатом, отец — владельцем крупной промышленной фирмы. Их сыну хотелось добиться чего-то самому, и он выбрал службу в полиции.

Помню, как смеялась и крутила пальцем у виска, когда он поделился со мной своими планами. И глупо моргала, закрывая и открывая рот, когда Ник вдруг спросил, почему бы мне не попробовать поступить вместе с ним, ведь я все равно не определилась с тем, чем займусь после школы.

Сперва бредовая идея стала обретать вполне отчетливые очертания. Мать в очередной раз забрали в реабилитационный центр из-за передозировки. И я решилась. Мы с Ником съездили на первые отборочные испытания, и я загорелась поступлением не меньше, чем он.

Ник был моим якорем, моей поддержкой. С ним я стала увереннее, с ним я поверила в саму себя.

Мы поступили. Переехали в столицу. Джилл тоже. Ее приняли в местный университет, и мы вместе с ней сперва снимали комнату, затем квартиру. Стипендии хватало и на арендную плату, и на помощь уже неспособной работать матери, и на ее лечение.

Ник всегда находился рядом. Я была частой гостьей в его доме. У него появлялись девушки, у меня — парни.

Мы были друзьями.

Командой.

«Ник-Ник» — так нас прозвали еще в Академии. Николс и Николас, не разлей вода, друзья на всю жизнь.

Когда Колетт Валентайн озаботилась нашими отношениями и вынудила меня пообещать ей, что у нас с ее сыном никогда ничего не будет, помимо дружбы, между нами на самом деле ничего, кроме нее, не было.

Или я так считала.

Ник был для меня недосягаемым идеалом. Я возвела друга на пьедестал и тихонько завидовала его часто сменяющимся пассиям, но никогда даже в мыслях не ставила себя на их место.

Однако, как оказалось, миссис Валентайн знала своего сына куда лучше, чем я.

Отношение Ника менялось на глазах. В какой-то момент он начал за мной откровенно ухаживать. А я усиленно делала вид, что ничего не замечаю. И вела себя так, пока Ник однажды не сказал напрямик, что любит меня и далеко не как друга.

В тот день мы серьезно поссорились. Я обозвала его лжецом и лицемером. А на следующий день решила сделать вид, что ничего не произошло.

Тогда мы ещё учились. Я работала как проклятая. Лучший студент года, лучшие результаты потока. Соревнования, конкурсы — я побеждала и упивалась своими победами. Хотела доказать себе, что достойна того, что у меня есть. Что могу.

Ник осаждал меня, как крепость. Ухаживал, оказывал всевозможные знаки внимания, далекие от дружеских. Мне безумно хотелось сдаться, но вместо этого ушла в глухую оборону.

Мой юношеский максимализм отчего-то считал, что черное — это плохо, а белое — хорошо. Дружба — хорошо, роман — плохо.

В итоге по швам затрещала дружба.

Мы вновь серьезно поскандалили, и я в очередной раз его отвергла. Ник снова начал менять партнерш, не скрывая их от меня. Их было столько, что я не запоминала имен. Колетт Валентайн звонила мне со слезами и умоляла образумить ее сына. Она мечтала женить его на одной из дочерей своих влиятельных подруг, а вместо этого лицезрела в своем доме по новой «вертихвостке» каждую неделю.

Я сказала, что ничем не могу ей помочь. А через некоторое время Ник съехал из родительского дома.