Кузнец (ЛП) - Вендел С. И.

С каждым часом её страх рос, и акушеркам не раз приходилось успокаивать её — это не будет похоже на беременность её матери. Всё в порядке. Малыш просто не торопится.

Никто не говорил этого вслух, но всех терзал страх: ребёнок, на четверть орк, может оказаться слишком крупным для Эйслинн.

Хакон оставался с ней, несмотря на неодобрительные взгляды акушерок, помогая садиться и вставать. Он поддерживал её, когда она пыталась тужиться стоя, и с каждой неудачной попыткой его паника росла, а внутренний зверь скулил — он никогда ещё не был так напуган.

Наконец, глубокой ночью, маленькая Рози решила явиться на свет. Когда он обнимал свою измученную пару, их дочь оказалась на руках у Эйслинн. В тот миг Хакон держал в объятиях весь свой мир — всё, что имело значение. Это стало его первым идеальным мгновением с Рози.

Судьба, три недели с новорождённой изменили Хакона неожиданным образом. Первую неделю он боялся даже прикоснуться к дочери — его грубые руки казались ему слишком огромными для этого хрупкого создания. Как иначе — она была такой крошечной, такой нежной, такой идеальной.

Её кожа отливала бледной зеленью, словно весенние побеги. Унаследовав льняные волосы матери, она получила тёмные глаза и заострённые уши Хакона. Пухленькие ручки и ножки свидетельствовали о здоровье, а когда она сжимала его палец своей ладошкой, Хакон издавал глухое урчание — настолько чистая и глубокая любовь захлёстывала его, что перехватывало дыхание.

Пока она не походила ни на одного из них, проявляя дерзкий и громкий нрав.

— Сигиль будет её обожать, — шутила Эйслинн.

Создавалось впечатление, что малышка знала о своём высоком положении — если младенец вообще может выглядеть властным, то это Рози определённо удавалось. Но Хакон уже видел: она будет умна, как мать. С его дочерью лучше не спорить.

Прижавшись к нему ближе, Эйслинн спросила — не в первый раз:

— Ты уверен, что одного ребёнка достаточно?

Хакон готов был ждать годами, прежде чем задуматься о втором — если они вообще решатся. Мысль о том, что его пара снова пройдёт через такие муки, была невыносима. Хотя Рози и не оказалась столь крупной, как они опасались, она всё же превосходила размерами человеческого младенца, и организму Эйслинн требовалось долгое восстановление.

— У меня есть больше, чем я смел мечтать, виния. Ты, Рози, наша жизнь… Сердце болит от переполняющего меня счастья.

Она коснулась губами его щеки:

— Ты всегда знаешь, что сказать.

Он повернулся, чтобы поймать следующий поцелуй — теперь в губы:

— Это правда.

Эйслинн довольно заурчала, задерживаясь для новых поцелуев. Он с радостью отвечал, и так они провели долгие минуты — медленные поцелуи под мерное дыхание спящей дочери.

Когда она отстранилась, то прижалась лбом к его лбу:

— Нам правда нужно ехать?

— Да, — прошептал он в ответ. — Мы обещали твоему отцу.

Эйслинн тяжело вздохнула, смирившись. Хакон сдержал улыбку и осторожно приподнялся.

— Ну же, виттара, — обратился он к дочери, когда та заворочалась, — пора познакомиться с твоим народом.

Перед выходом он передал Рози на полуденное кормление и переоделся в парадные одежды. Они с его парой привыкли к простой удобной одежде — ни брак, ни рождение ребёнка этого не изменили. Но особые случаи требовали соответствующего гардероба.

До сих пор ему было непривычно облачаться в изысканные наряды, занимавшие отдельный гардероб. Из тончайших тканей и кожи, с вышивкой серебряными нитями — одежда принца. Или лорда-консорта. Отражение в зеркале долгое время казалось ему чужим, но теперь эти одежды наполняли его гордостью — стоять рядом с своей парой, выглядеть достойно. Как будто он действительно принадлежал этому месту.

Одевание Рози и Эйслинн заняло куда больше времени. Малышка корчилась и смеялась, когда они пытались просунуть её ручки в рукава платьица, и с восторгом сбрасывала крошечные туфельки.

— Эта малышка будет обожать бегать босиком по замку, вот увидишь, — ворчала Эйслинн, пытаясь наконец одеть Рози.

— Прямо как её мать? — поддразнил он, зашнуровывая её корсет сзади.

В ответ получил сердитый взгляд через плечо:

— Только не вставай на её сторону.

Хакон лишь рассмеялся.

Когда Рози наконец оказалась одета, насколько это было возможно, а Эйслинн — в удобном для кормления платье, с золотистыми волнами сияющих волос, Хакон на мгновение замер, любуясь своей маленькой семьёй. Что-то глубокое и первобытное в нём ликовало при виде их в одинаковых синих тонах Дарроу. Они были единым целым.

Эйслинн протянула ему Рози, но он тут же вернул ребёнка обратно:

— Ты неси её, а я понесу тебя.

Пригнувшись, он поднял свою пару на руки, её длинная юбка ниспадала на его предплечья, а Рози крепко лежала у неё в руках.

— Я могу ходить. Почти, — покраснела Эйслинн.

— Ты уже ходила сегодня утром, — напомнил он.

Она героически добралась до столовой на завтрак. Персонал встал, аплодируя, а ликующие крики не стихали так долго, что Хью пришлось выйти из кухни и прикрикнуть на всех, чтобы ели, пока не остыло.

— Это правда, — Эйслинн прижалась головой к его плечу, пока они шли. — И я считаю, что на твоих руках лучший способ передвижения.

Хакон рассмеялся:

— Самая почётная из моих обязанностей, миледи.

— Пожалуй, я заставлю тебя носить меня вечно.

— Осторожнее, а то я восприму это всерьёз.

Эйслинн рассмеялась, уткнувшись в его шею, и Рози тут же подхватила смех.

К тому моменту, как они достигли Большого зала, все трое смеялись. Стражи у задних дверей ухмыльнулись при виде этой картины прежде чем распахнуть створки:

— Миледи, милорд, — приветствовали они, улыбаясь, когда Рози уставилась на них.

При их входе церемониймейстер трижды ударил жезлом с металлическим наконечником о пол, прежде чем возвестить:

— Их светлости леди Эйслинн, лорд-консорт Хакон и леди Рослинн.

Зал взорвался возбуждённым гулом. Хакон окинул взглядом собравшиеся любопытные лица — народу было куда больше, чем предрекал Меррик. Но чего ещё ожидать, когда все жаждали увидеть наследницу Дарроу?

Хакон твёрдо настоял, что представление Рози народу состоится только когда Эйслинн полностью восстановится — ни минутой раньше. Он пришёл в ужас, узнав, что знатных матерей и младенцев обычно выставляют на всеобщее обозрение через день после родов, и предельно ясно дал понять Меррику: с его женой и дочерью такого не случится.

Его тесть без возражений согласился и, к счастью, сдерживал напор вассалов, жаждавших поздравить и увидеть новую наследницу.

Хакон почувствовал, как Эйслинн напряглась от неожиданности при виде такого скопления людей. Рози тоже уловила перемену и издала неуверенный звук.

— Они все рады тебя видеть, — прошептал Хакон.

— Вот бы это было взаимно, — ответила шёпотом Эйслинн.

Он быстро поцеловал её в висок, поднимаясь на помост.

Меррик уже стоял у своего трона, тепло улыбаясь. За последние годы он сильно постарел — тяжёлая болезнь украла его жизненные силы. Эйслинн силой воли выходила его, и хотя он стал слабее, смирился с уменьшением своих обязанностей. Появление внучки, казалось, вдохнуло в него новую жизнь — он постоянно искал повод унести Рози на пару часов.

Меррик протянул руки, и Хакон осторожно усадил Эйслинн на отцовский трон. Она взглянула на него широкими тревожными глазами — её беспокойство отдавалось в их связи.

— Они пришли ради тебя и Рози, — успокоил он её.

Поднявшись, он занял своё обычное место рядом с троном.

Меррик наклонился, чтобы поцеловать дочь и внучку. Рози рассмеялась, ухватившись за его бороду — свою любимую игрушку.

Собравшиеся затаили дыхание, когда Меррик и Хакон встали по обе стороны от Эйслинн с малышкой. Хакон узнавал лица: мэр Догерти и городские старейшины; все гильдейские мастера; Морро, Старли, Бургонь, Холт и другие вассалы; Алларион с молодой женой; мантикоры, полуорки, гарпии с человеческими супругами. В первом ряду стояли Орек и Сорча с семейством — их новорождённый сын Финн мирно спал на руках у матери.