Цепи - Седова Александра

Все за спиной обсуждают утренний инцидент и ржут.

Выстроенная годами репутация брутального красавчика канула в лету. И всё из-за чьей-то тупой шутки.

Основательно слежу за поведением людей, пытаюсь проследить по их реакции и разговорам, кто виновен в моих мучениях.

Марат торопит на площадку, с бодуна злой и психованный. Орет так, что без рупора люди глохнут.

По сценарию сцена с первым поцелуем следователя и его помощницы.

– Камера. Мотор. Начали!

В миг перевоплощаюсь в своего героя, проживаю его эмоции, его жизнь. Смотрю на девчонку влюблённым взглядом. Медленно, как того требует режиссёр, наклоняюсь к её лицу…

– Ты зубы чистил? – отскакивает в сторону Чукчука. Лицо кривит, словно сейчас обрыгается.

Неприятно. Слишком неприятно, когда так смотрят. Начинаю сомневаться в своём совершенстве.

– Конечно, чистил! – выпаливаю, разрезав воздух руками на волне эмоций.

Это самый ужасный день в моей жизни. Не считая дня, когда умер отец.

Камера. Мотор.

Приближаюсь к партнёрше, отыгрываю весь спектр чувств и эмоций, а она… застыла, как памятник, с выражением великого отвращения, дыхание затаила, зажмурилась. Как будто не секс-символ перед ней, а красная жопа макаки.

Рот двумя руками зажала, головой мотает.

– Я не могу, – сдавленно стонет и сбегает из кадра.

Да что не так???

Марат и так не в себе, а сейчас и вовсе на трёхглавого змея похож. Одна голова норовит сожрать, вторая – испепелить, а третья поливает отборным матом, как помоями из шланга.

Я уже миллион раз пожалел, что согласился на съёмки.

Терпение лопнуло.

– Знаешь что? Поищи другого идиота на эту роль! – толкаю режиссёра плечом и спешу в трейлер.

Ускорив шаг, разгоняю кислород по венам, потею. Мысленно уже собираю вещи в чемодан.

Как вдруг взгляд цепляею из общей обстановки довольно сияющее лицо Игната.

Дождался. Наверняка это он всё подстроил, чтобы изгнать меня и заполучить эту роль.

Савченко всегда играл не по правилам. Низко и подло.

– Удачи в Болливуде, – ехидно стреляет словами. – Серьёзные роли не твоё, Роб. Тебе в пору только одинаковые, пресные герои любовных романов.

– Посмотрим, что скажут зрители, когда сериал выйдет, – отбиваю.

– Ты разве не уходишь? – в миг теряет плохо скрываемое ликование.

– Только после тебя, – профессионально улыбаюсь.

Выпустив пар во время быстрой ходьбы до трейлера, возвращаюсь на площадку.

Марат тут же уводит в сторону, намекая на личный разговор.

– Что это было? – спрашивает серьёзно.

– Я отыграл великолепно, какие претензии?

– Так никто не спорит с твоим талантом, Роб. Ты помнишь, о чём я тебя просил? Сделай так, чтобы девчонка влюбилась. Чтобы не кривила морду при поцелуях. Роб, старина, для тебя влюбить в себя девушку – раз плюнуть.

Вспоминаю выражение её перекошенного от отвращения лица, и меня самого передёргивает. ТАК на меня ещё не смотрели.

Похоже, Марат прав, и это единственный выход.

Глава 9

Клара

Настроение на нуле. Из‑за меня сорвались съёмки, потому что я не смогла поцеловать Павлина. Причин на это много.

Во‑первых – это мой первый поцелуй.

Во‑вторых – если Ворон увидит по телеку, что я с кем‑то целовалась, то мне не жить.

В‑третьих – Роберт чистил зубы унитазной щёткой.

В добавок к угнетающему чувству вины за сорванные съёмки добавляется настойчивое внимание Ворона, который обрывает телефон.

Не беру трубку, не отвечаю на сообщения. Даже не читаю их, чтобы он не увидел. Тупо не знаю, что ему сказать! Что я ему ничем не обязана, что я – свободная девушка, что вправе выбирать свою жизнь? Ха‑ха‑ха!

Ворон не поймёт. Если человек ему интересен, человек теряет всякую возможность принимать решения и быть независимым.

Будь то интерес к содержимому кошелька очередного бедолаги или интерес к красивой девушке. Только Ворон решает судьбу на своём районе.

А я хоть и физически в Москве, но душой и мыслями в Приморске, рядом с Печенькой. Всю сознательную жизнь жила по законам района, теперь уже поздно что‑то менять. Эти законы, понятия и правила впитываются с молоком матери с первых дней жизни на районе. Как и страх перед Вороном. Сначала отец Бори установил на районе свои правила ещё в восьмидесятых. А после того, как его посадили, Боря занял место на правах наследника.

Наследство, правда, не очень.

Вместо золота – жёсткие правила, вместо недвижимости – облезлые гаражи и подъезды малосёмеек. Зато власть. Требующая жестокости. Иначе боятся перестанут.

Ни одно ограбление, ни одна драка на районе не проходят без разрешения Воронова Бориса. Ни одна псина не пометит забор без его ведома.

Не хочу его злить – мне ещё возвращаться назад. Но и сидеть у него на поводке не желаю.

А может… что если пустить корни в столице, забрать Печеньку, забыть о прошлой жизни как о плохом сне?

Это предательство?

Или наоборот – верность себе?

Зарывшись пальцами в корни волос, глухо вздыхаю. Всю жизнь знала, какое будущее меня ждёт, а тут вдруг захотела лучшего. Тупица.

По звуку понимаю, что дверь моего трейлера открылась. Без стука и предупреждения в моё личное пространство вторгается Роберт.

Моментально ловит мой взгляд, цепляет как на крючок, приближается.

Офигела от того, что он зашёл – ещё и так нагло. И от того, каким взглядом он смотрит.

Я видела подобное в программе о животных, когда гепард охотился.

Только я не лань.

Пристально слежу за каждым его движением – за шагами, за взмахами ресниц и даже за движением век.

Роберт стремительно пересекает крохотное расстояние трейлера: от двери до кровати, на которой я сижу.

Успеваю только вскочить на ноги, убиваю инстинкт самосохранения, подавляю желание незамедлительно врезать Павлину за наглость вторжения.

Жень Женевна не зря вбивала в мою голову правила и дисциплину. Я знаю, что драться можно только на ринге. Но чёрт возьми, как же хочется ударить.

Роберт налетает смерчем. Взрывной волной сносит на своём пути все мыслимые преграды и запреты.

Не касаясь руками, резко наклоняется вперёд и прижимается губами к моему рту, открывшемуся от удивления.

Выпучив глаза, рвано втягиваю воздух носом. В ушах стук собственного сердца, вперемешку с его дыханием.

В носу – его запах: слишком яркий парфюм, нотки железной уверенности, аромат дурманящей страсти.

Этот запах затрагивает все нервные окончания. Ловлю реальное наслаждение от аромата его тела, который хочется вдыхать и вдыхать.

В какой‑то момент его становится слишком много. Пропитываются волосы, кожа, лёгкие. И чем его больше, тем сильнее теряю связь с реальностью.

Глаза дуреют, в кучку собираются. Веки опускаются.

Приятные прикосновения нежных губ к моим приносят удовольствие и действуют усыпляюще.

Я теряю бдительность.

Но как только его язык, мягкий, тёплый, скользкий, рывком толкается в мой рот, мгновенно прихожу в себя.

Отстраняюсь, в следующую секунду пробиваю пресс правой.

– Ты что, черт возьми, творишь? – ору, осипнув от шока.

Пугает то, что мне понравилось.

Несмотря на то что противник повержен, наклонившись вперёд, резко и много дышит от боли и больше не выражает желания перейти границы, я, от испуга, бью локтём по его темноволосой макушке.

Отпрыгнув назад, наблюдаю, как знаменитый актёр валится на пол без сознания.

Спустя пару секунд в пустую голову врывается мысль, что я перестаралась; её догоняет осознание того, что я только что избила звезду. Добивает предположение, чем мне это всё грозит.

Растерялась. Не знаю, что делать.

Пробую поднять тело Роберта за руки, но безуспешно. За ноги – ещё тяжелее!

Сколько же он весит?

Тяжёлый, твёрдый, как будто из железа.

– Кабан! – рычу и пинаю ногой распластавшегося на полу актёра.

– Мммм, – мычит тот в ответ.