Иллюзия падения - Аструм Лия

– Ты права, дорогая, – он целует тыльную сторону ее ладони, а я натягиваю улыбку, скрывая за ней истинные эмоции: тошноту с жжением – как при гастрите.

Чувствуя себя лишним, собираюсь свалить наверх, вымыть глаза, руки, а лучше все тело, но вибрация мобильного отца вынуждает меня повременить с желаниями. Он отвечает на звонок, внимательно слушает собеседника, а затем так сильно сжимает вилку, что у меня не остается никаких сомнений: ночка обещает быть веселой.

– Твой брат! – отшвырнув телефон в сторону, отец грозно поднимается из-за стола. – Снова за решеткой!

Реми, блядь!

– Я – губернатор штата! – его трясет, желваки ходят ходуном, белки глаз заволакивает сосудистая сетка. – А этот гаденыш ни во что не ставит наши законы! Как обезьяна прыгает по крышам и считает, что ему все сойдет с рук!

– Я съезжу сам, – поспешно заверяю я, видя, что отец на грани.

– Ты никуда не поедешь!

– Отец…

– Я сказал: ты никуда не поедешь! – Тарелки подпрыгивают от приземлившегося рядом с ними кулака. Звон фарфора закладывает уши. – Пусть сидит! Иди к себе и только попробуй покинуть территорию!

– Я поеду в участок! – чеканю я, благоразумно не треща о своем совершеннолетии и прочей взрывоопасной херне.

Отец медленно обходит стол, словно дает себе время остыть. Останавливается рядом со мной и дышит так, словно пробежал весь Коннектикут.

– Вытащишь его, дальше что? Он ничего не поймет. Хватит потакать его капризам!

– Это не капризы! – повышаю голос, злясь, что никто не понимает очевидного. – Это его способ привлечь твое внимание! Он не будет вести себя по-другому, пока ты винишь его во всех грехах!

– Выйдешь из дома, и я больше никогда – я клянусь – никогда не помогу ему! – Отцу плевать. Он видит проблему во всех, только не в себе. – Ты знаешь, мое слово – закон!

– К черту твою помощь! – огрызаюсь в ответ и, развернувшись, беру курс на гараж. В спину летят проклятья отца, смешанные с противным писком Розали.

Ускоряю шаг, дохожу до конца коридора и, открыв крайнюю левую дверь, попадаю в нужное помещение, делая вид, что не слышу догоняющий меня звук каблуков.

– Эван, подожди! – мачеха впивается ногтями в мою кисть. – Чарльз прав. Реймонд творит все, что ему вздумается, ему нужен урок! Иначе…

– Мне насрать, что ты думаешь, – выдергиваю руку и подхожу к тачке.

– Эван… – теплые ладони накрывают мои плечи, горячее дыхание бьет в затылок, и я до хруста пальцев стискиваю ручку водительской двери. – Пожалуйста. Ты же знаешь, что я хочу как лучше.

Меня выбешивает ее последняя фраза.

– Я тебе говорил, но повторю еще раз, – повернув голову вбок, высекаю я. – Ты можешь вертеть отцом сколько угодно, но не смей лезть ко мне и к моему брату! Ты поняла?

– Ты ведь знаешь, что дело совсем не в нем! Мне тоже тяжело…

Не дослушав, падаю на сиденье и закрываю дверь, чуть не прищемив ее длинные тонкие пальцы. Переключаю рычаг и выруливаю на подъездную дорогу, злорадно мечтая, чтобы милая Рози вдохнула как можно глубже взметнувшийся вверх столб дыма.

Над Хартфордом сгущаются тучи, пока я несусь по Траверс, нарушая все скоростные ограничения. Злюсь из-за собственной слабости, и все вокруг будто злиться в ответ. Пейзаж за стеклом сереет, бунтуя где-то вдалеке раскатистым громом, и я сильнее давлю на газ, чтобы закончить с последствиями выкрутасов Реймонда до прихода грозы. Не люблю дождь.

Прибыв в полицейский участок, выясняю, что шерифа сегодня не будет, и, воодушевленный этой новостью, направляюсь в кабинет дежурного. Вежливо стучусь и, дождавшись непонятного звука в ответ, попадаю внутрь.

– Привет, я за Реми.

Томас Дженкинс смотрит на меня своими рыбьими глазами и не торопится отрывать свой внушительный зад от стула. Никогда ему не импонировал, но он падок на деньги, а это именно та валюта, с помощью которой я смогу решить сегодняшнюю проблему.

– Не так быстро, Эван. – Он откладывает бургер в сторону и вытирает салфеткой пальцы, смазанные жиром. – От шерифа не поступало никаких указаний.

И это к лучшему. Тот выполняет только распоряжения губернатора.

– Что он натворил? – засовываю руки в карманы и пристально смотрю в блеклые глаза копа.

– Как обычно. Скачки по крышам, граффити. Этот прыгун когда-нибудь сломают себе шею.

Не хочу думать об одном из моих самых жутких кошмаров.

– Это все?

– Если бы. Драка в общественном месте.

– С кем?

– С каким-то пацаненком. Разнесли клумбы, испортили памятник, посвященный ветеранам войны.

– Мы оплатим реставрацию и штраф за беспорядок.

– Мы? – усмехается Дженкинс, намекая, что со дня своего рождения я не проработал ни дня.

Не спорю. Он прав. У меня не было такой потребности. Но в данной ситуации отец действительно не заплатит, а значит, придется выкручиваться самому.

– Сколько?

– По приблизительной оценке, около десяти тысяч долларов.

Это почти вся моя накопленная сумма!

С грустью вспоминаю, что доступ к трасту, оставленному дедушкой, я получу только через три года, и прихожу к интересному выводу: придушить маленького изверга выйдет дешевле.

– Хорошо, я внесу всю сумму. Теперь я могу забрать брата?

– Видишь ли, в чем дело, Эван. Твой отец…

– У отца сегодня плохое настроение, Томас, – нетерпеливо перебиваю его, понимая, что разговор движется в неверном направлении. – Но это довольно быстро пройдет. А проблема останется. Разве не разумнее будет решить ее прямо сейчас, пока еще ничего не дошло до шерифа? Я уверен, ему не нужны проблемы ни с прессой, ни с губернатором, особенно накануне выборов.

Вижу, что Том колеблется. О скверном характере Чарльза Лейквуда известно всем, и, разумеется, Дженкинс не хочет оказаться в радиусе его поражения. Надо немного дожать, и я весьма кстати вспоминаю об его увлечениях.

– У меня остался лишний билет на игру Янкиз против Ред Сокс. Пройдет на следующей неделе в Нью-Йорке.

Билета нет, и мне придется очень сильно поднапрячь Брейдена, но ход срабатывает, потому что мое предложение встречается блеском счастья. Этим фанатам бейсбола невероятно легко угодить.

Ничего не объяснив, Томас покидает кабинет, а, вернувшись, нервно поправляет значок с эмблемой департамента, криво прилепленный на нагрудный карман рубашки.

– Если у меня будут проблемы, Эван…

– Не будет, – заверяю я. Отец устроит грандиозный скандал, возможно, и впрямь начнет подыскивать интернат, но уж точно не побежит косить должностные шляпы за освобождение своего же сына.

Дженкинс грузно вздыхает и, с некой печалью взглянув на недоеденный бургер, поднимается.

– Ну, пошли проведаем твоего ямакаси.

Иду за Томом, воротя нос от воздуха с налетом плесени, и внимательно смотрю под ноги, чтобы случайно не придавить подошвой животное из семейства мышиных. Представляю внутренности крысы, морщусь, желая скорее покинуть этот лабиринт инфекций, и, мысленно наорав на себя за излишнюю брезгливость, о которой еще три года назад я и не думал вовсе, чуть не влетаю в спину Дженкинса, остановившегося возле одной из камер.

– Подъем, Рем! – командую я, вглядываясь в тело, неподвижно лежащее на кушетке.

Брат некоторое время не шевелится, но после грохота замка, снятого копом, все же принимает сидячее положение и, прикрыв рот ладонью, зевает. Отлично. Я тут, значит, из трусов выпрыгиваю ради его спасения, а он спит, как ни в чем не бывало.

Томас распахивает дверь.

– На выход.

Реми неторопливо поднимается и, лениво подтянув спортивные штаны, вновь зевает. Бесит меня. И не только меня.

– Тебе тут не курорт, Реймонд! – рявкает Дженкинс, а я не пресекаю, потому что сам хочу дать брату пинка под зад.

Падаю взглядом на его футболку, запачканную кровью, и молниеносно сбавляю обороты гнева. Скрываю волнение и, взяв Реми за подбородок, приподнимаю его голову, чтобы в свете лампы рассмотреть три синяка, разбитые губы и заплывший глаз.

Какая прелесть.