Не тайная связь - Асхадова Амина

С тяжелым рывком меня вытаскивают на палубу, а еще через секунду меня своенравно берут на руки как будто имеют на это все права. Мой взгляд расплывается, я дрожу так сильно, что челюсти сотрясаются, а дыхание вырывается рваными вздохами.

– Дыши, – приказ звучит грубо, словно я не пытаюсь, черт возьми, делать это. – Иди сюда. Обхвати меня за шею, Ясмин. Вот так.

– Эльман, – всхлипываю, пытаясь дышать и не сойти с ума одновременно.

Я обхватываю шею Эльмана и врезаюсь щекой в его твердую грудь. Он такой же холодный как я, но только чуточку сильнее, поэтому я позволяю увести себя в незапертую каюту.

Внутри каюты очень темно, и я почти не чувствую тепла. Эльман несет меня, плотно прижимая к груди, запирает дверь и, не теряя времени, начинает срывать с меня мокрую одежду. Я дрожу так сильно, что не могу даже возразить. Он сам сбрасывает свою рубашку, оставляя верх обнаженным, и прижимает меня к себе.

Грудная клетка болит, будто сдавлена железными обручами, а горло саднит от спазмов и кашля. Я пытаюсь выплюнуть ледяную воду, которой я сполна наглоталась, но не выходит.

– Сейчас пройдет, – обещает Эльман. – Иди ко мне. Давай. Умница. Дыши глубже.

Я рвано глотаю воздух пока Эльман притягивает меня к себе еще плотнее.

Он тоже холодный. Очень. Еще я чувствую крупную дрожь, но не пойму, кого именно трясет – меня или его. Или нас обоих…

Вжавшись в его обнаженную грудь, прихожу в себя. Интервал между кашлем увеличивается, и он мучает меня все реже, только горло по-прежнему саднит до боли. Мысли постепенно возвращаются, но нервы на теле словно атрофировались, и я не могла пошевелиться. Мною можно было крутить, как угодно, и делать со мной все, что угодно – сопротивления не будет. У меня просто нет сил, а тело кажется таким деревянным и застывшим.

– Как ты?

– Я т-тебя н-ненавижу… – говорю ему между судорожными вдохами.

– Я знаю.

Эльман согревает мои ледяные пальцы, прижав их к своим губам и обдувая горячим дыханием. Это было бы романтично, если бы я не умирала минутами ранее.

– Сними все, иначе ты замерзнешь насмерть, – его голос колючий, но по-настоящему встревоженный.

Я качаю головой и выпаливаю:

– Иди к ч-черту!

– Я предлагал по-хорошему.

Разозлившись, Эльман хватает меня за ворот, расстегивает замок на спине и рывком стягивает мокрое прилипшее платье с моего тела, оставляя меня в одном лишь нижнем белье. Я слабо противлюсь, приговаривая:

– Ненавижу тебя!

– Ненавидь дальше. Сюда только иди.

Я врезаюсь в его тело как в камень, и, только когда я чувствую тепло его кожи, начинаю немного приходить в себя. Эльман обнимает меня, стараясь согреть, и это пугает и обжигает одновременно. Я чувствую, как его дыхание горячим облаком ложится на мои пальцы и лицо. Напряжение между ними ощущается как натянутая струна, но сейчас на него стало так плевать.

– Холодно… Ты т-тоже холодный…

Посадив меня на кровать, Эльман кутает меня в одеяла и начинает искать фен, который точно должен находиться в каюте. Наблюдая за его резкими движениями, я вытаскиваю телефон из кармана плаща – он насквозь промок, но еще работал.

– Кому ты собралась звонить?

– Н-не т-твое д-дело…

Приложив телефон к уху, я слушаю монотонные гудки. Меня все еще пробивает дрожь, а язык заплетается от холода. Я звоню Камалю один раз, второй, но он не отвечает. В руках почти севший телефон – я набирала Камаля порядка десяти раз. Если он себя погубит, это будет не моя вина.

Бросив телефон в стену, стискиваю челюсти.

Я бегала за ним как дура, и вот, во что это вылилось.

Тихая ярость колотится в сердце, разгоняя кровь и согревая тело. Эльман никак не реагирует – кажется, он помнит меня именно такой и поэтому совсем не удивляется моей импульсивности. А еще он занят поиском фена для нас обоих, ведь нам стоило быстрее высушиться и вернуться в зал, чтобы Мурад и остальные ничего не заподозрили.

Бросив взгляд в окно, я вглядываюсь в темнеющую воду и все больше ощущаю, как нервы стягиваются тугим узлом. В каюте щелкает зажигалка, и в отблеске огня я вижу лицо Эльмана. Он нашел фен и закурил, от чего воздух в каюте моментально заполнился запахом никотина.

Телефон издает предсмертный звук на другом конце каюты и, судя по всему, умирает навсегда, оставив нас с Эльманом один на один.

– Ему звонила? Не заебалась бегать за ним?

– А ты за мной?

Обменявшись любезностями, оба напряженно молчим. Эльман никогда не курил. Только однажды попробовал: когда мы занимались с ним сексом, я протянула сигарету к его губам и попросила попробовать. Нам было классно вдвоем. Позже – очень хуево.

– Надо высушить твои волосы. На это уйдет дохуя времени, – предупреждает тихо.

– Я сама…

– Сама руки под одеяло. И не высовывайся, пока не согреешься.

Эльман начинает сушить мои волосы, ведь они превратились в самые настоящие сосульки только безо льда. Вид у меня был просто отвратительный, и я перестаю чувствовать себя привлекательной, но в глазах Эльмана я читаю совсем другое.

– Нравлюсь тебе такой? – спрашиваю чуть громче, чем работает фен.

Эльман не отвечает, перебирая мои волосы с грубой заботой.

Но, судя по тому, как он стискивает зубами сигарету, ответ очевиден. Спрятав улыбку, опускаю лицо.

Спустя время в каюте становится не то, что тепло, а даже очень жарко. Воздух из фена разогревает пространство, высушивая волосы, одежду и тело. От горячего воздуха волосы вновь завиваются в кудри, а тело становится почти сухим.

В каюте остались я, Эльман и запах никотина. Шум фена стих, и зазвенела тишина.

– Хочешь попробовать? – протягивает мне сигарету.

– Напробовалась. Больше не хочу.

Напробовалась…

Когда Эльман подходит ближе, то легкие наполняются едким запахом дыма, а сердце ударяется о ребра. Это запах крови и смерти. Я вспоминаю, как Эльман тушил сигарету об мое лицо, и поэтому дергаюсь от его протянутой ладони как от удара.

– Не бойся. Не трону.

– Меня не интересуют сигареты, я же сказала, – опускаю подбородок, а затем все равно поднимаю, чтобы жадно посмотреть на Эльмана с сигаретой во рту. – Я бросила.

Он сделал затяжку, и я увидела, как полыхнул огонь на кончике сигареты.

– Бросила?

– Да. У меня был хороший учитель.

Прикрываю глаза, вспоминая какой пепел на вкус и запах. Помню, как жгло губы – они были разбиты и обожжены. С тех пор ни одной сигареты в рот я не брала, в доме курил только Камаль.

– Могла выбрать другую мелодию.

– О чем ты вспоминал, когда я играла?

– О том, как трахал тебя.

Потушив сигарету в пепельнице, Эльман затушил последний свет в каюте. Тот маленький огонек изредка, но освещал его дьявольские холодные глаза.

Теперь же нет ничего. Ни огня, ни света, ни тепла.

Когда тяжелая ладонь опускается на шею, я зажмуриваюсь. Горячее дыхание опаляет макушку, затем висок и щеку. Его губы скользят по скуле, а ладонь крепко удерживает подбородок.

От Эльмана, к тому же, пахнет алкоголем. Как и от меня.

– Не трогай… чужое…

– Чужое, блядь, – рокочет мне на ухо. – Да похуй мне, чужое или нет. Ему тоже было похуй, когда трахал тебя.

Взяв несколько толстых прядей, Эльман наматывает их на свой кулак. Пепельница падает на стол, раскидывая пепел по дорогому ковру. Я тихо вскрикиваю. Я любила его до тех пор, пока он не стал монстром. Пока не оставил следы на моем лице. Пока не назвал шлюхой, итальянской подстилкой, пока не стал говорить обо мне как о вещи.

– Твоя жена застрелила лошадь, которую ты подарил мне, – цежу ему в лицо. – Она виновата в моем отчаянии, которое толкнуло меня к Камалю. Поэтому кого ты и должен ненавидеть, так это свою жену!..

Стук в каюту заставляет меня отшатнуться и возвращает к реальности.

– Эльман, я слышу, что ты здесь, – раздается за дверью.

Это была Лиана. Эльман холодно встречает ее, отперев каюту. Пока они говорят на повышенных тонах, я надеваю на обнаженное тело высохшее платье и несколько раз встречаюсь взглядом с Лианой. Встретив изумление в ее глазах, невольно улыбаюсь.