Порочный контракт (СИ) - Ковалева Анна

Глава 17

Дни моей передышки неумолимо подходили к концу. Впрочем, я старалась не зацикливаться на том, что будет, когда вернется Стас. Что толку себя накручивать?

Поэтому и напросилась в помощницы к Валентине. Чтобы было чем себя занять. Смотреть фильмы не хотелось, на книгах тоже сосредоточиться не могла. Содержание даже самых простых романов ускользало от меня. Я прочитывала пару страниц и через пять минут с трудом смогла вспомнить то, о чем говорилось в книге. Приходилось возвращаться и перечитывать.

Такой пытки я долго не выдержала, предпочтя занять себя физическим трудом. Ну а в перерывах между работой сидела на улице, в тени беседки, либо плавала в бассейне.

Тело восстанавливалось быстро. Синяки начали сходить, оставляя после себя лишь светлые желтоватые пятна. Еще пара дней — и все окончательно заживет.

— Юля, что с тобой сегодня? Ты опять сникла вся.

Вечером в четверг мы, как обычно, устроились на кухне за ужином. Только настроения у меня не было от слова совсем. И дело было даже не в скором возвращении Горецкого. Просто я знала какой завтра день и от этого на душе становилось паршиво.

— Ничего особенного, — откусив маленький кусочек пирога, отодвинула от себя тарелку. Аппетит пропал напрочь. — Просто у меня завтра День Рождения.

— И ты из-за этого расстроилась? — сочувственно покивала женщина. — Что не проведешь его с семьей и друзьями?

— А нет у меня семьи. Да и друзей, как выяснилось, тоже. — понурившись, выдала я. — С тех пор как умер отец, для матери и я умерла. Вернее, превратилась в ненужную обузу. От которой очень хотелось избавиться. После десяти лет я не то что именинного торта не видела, но даже доброго слова не слышала. Одни сплошные крики и упреки.

Незаметно для самой себя рассказала Валентине свою незатейливую историю вплоть до поступления на учебу. Дальше в подробности вдаваться не стала. Просто сказала, что училась и работала в клубе, чтобы заработать на жизнь, поскольку стипендии не хватало. Друзей завести не смогла, разрываясь между учебой и работой. Про Машу вовсе не упоминала. Ни к чему это.

В конце рассказа даже будто бы стало легче. Как будто детские обиды и боль, разъедающие душу кислотой на протяжении долгих лет, наконец выплеснулись, освободив меня от непосильной тяжести.

Валя ахала, охала, но при этом подливала мне чай и подкладывала на тарелку разные вкусности. Которые я съедала чисто механически, пока была поглощена воспоминаниями.

— Да это не мать, а кукушка какая-то бессердечная, — рассерженно изрекла Валя. — И вот вроде и вырастила тебя, а ощущение такое, будто бросила.

— Она и бросила, — вздохнула я. — С таким облегчением отправила меня на вокзал. И даже не поинтересовалась потом, жива я или нет. А ведь три года прошло.

— Ну и плюнь ты на нее. — отрезала Валя. — Не мать она тебе, раз вышвырнула как котенка и забыла. И не дело это, праздник свой ненавидеть из-за чужих подлостей. Зачем жизнь себе портить лишний раз. Тебе ведь и самой родить когда-нибудь придется. Неужто дитю тоже отказывать в празднике будешь?

— Да какие мне дети? — распахнула глаза. — Для меня беременность сейчас сродни полету на Марс.

— Так это сейчас, Юлечка. Потому что загнала себя в такие условия. Но наладится все со временем, утрясется, и захочешь ведь ребеночка. Поэтому завязывай с хандрой. Устроим завтра небольшой праздничный ужин.

— Не стоит, правда.

— Еще как стоит. А если вздумаешь спорить, я обижусь.

После этого в комнате на некоторое время воцарилось молчание. Я пила чай, заботливо подливаемый мне, и в голове начали роиться вопросы. Стало интересно, как такая женщина как Валя оказалась в доме Горецких?

— Валь, а можно вопрос. Ты давно работаешь на Горецких?

— Давно, Юля. Очень давно. Считай, что большую часть жизни здесь проработала. Станислав Николаевич тогда был просто Стасом, хулиганистым мальчишкой семи лет. И Марьяна Романовна как раз девочкой беременная была, когда я работать пришла. Тогда это была счастливая семья. Кто же знал, что будет потом.

— А что случилось потом? — вопрос слетел с губ сам собой.

Валя так тяжко вздохнула, упомянув мать Стаса, что мне стало не по себе. Зацепился какой-то крючок внутри и все, захотелось узнать подробнее о том, что же могло случиться в этой богатой, защищенной от любых бед семье. Неужели папаша Стаса пошел налево и жена подала на развод? Ушла вместе с дочерью, оставив наследника империи отцу? Поэтому на открытии казино присутствовали только Стас и отец?

Интересно, по доброй воле это было, или муж принудил отказаться от сына? Если второе, то мне безумно жаль бедную женщину. Наверняка ей было знакомо ощущение полной беспомощности против того, у кого в руках власть, деньги и сила. Получается, ублюдок отец лишил ребенка матери и вырастил из него свою копию. Хуже кошмара и не придумать, наверное.

Вздрогнув, порадовалась тому, что Горецкий снабдил меня надежными противозачаточными. Потому что залет обернулся бы полным адом для. Со Стаса сталось бы и на аборт меня отправить. Хотя как по мне, то отбирать живого ребенка у матери гораздо большее зверство.

Только вот Валентине удалось разбить уже сложившиеся в моей голове неприглядные картинки.

— Девочка родилась маленькой, хрупкой. Постоянно плакала, плохо спала, мало кушала. Не прошло и года, как у нее обнаружили онкологию. Диагноз уж и не помню точный, столько лет прошло. Но шансов изначально у ребенка мало было. Три года мучений прошли впустую. Хотя и пересадку стволовых клеток делали, и бог знает, что еще. Стасик донором был. Везде возили малышку — и в Корее были, и в Штатах, и в Израиле. Но не спасли ни лучшие врачи, ни потраченные на лечение миллионы. Ясенька наша не дожила до четырех лет.

— Какой кошмар, — несмотря ни на что, мне было очень жаль малышку. В грехах своей семьи она не была виновата.

— Не то слово, — Валентина утерла слезы и продолжила. — А после смерти дочери и Марьяна стала гаснуть. Словно всю жизнь из нее выкачали. Стасу едва стукнуло одиннадцать, когда ее не стало. Инсульт. После этого парня словно подменили. Замкнутый стал, агрессивность начал проявлять временами. Потом вроде выправилось немного, но прежним он так и не стал. Да и Николай Дмитриевич жестко довольно взялся за сына, пока лепил из него своего преемника. Учил сына быть жестким, холодным и иметь стальную хватку.

— Хорошо выучил, — хмыкнула. — Я оценила.

— Юля, — вновь начала женщина. — Не понимаю я, что между вами происходит и почему ты так обижена на Стаса. Но он вовсе не бездушный человек. Знай это. Глубоко внутри в нем еще жив тот мальчик, которого я знала. И ему вовсе не чуждо сострадание. Он берет меня с собой, когда едет на кладбище к матери и сестре. И я вижу, как он переживает утрату. До сих пор. Между прочим, он создал фонд для деток, страдающих онкологией. И этот фонд спас уже немало жизней.

Я молчу, не зная, что сказать. Фонд — это хорошо, конечно, это правильно. Значит, сострадание Стасу не чуждо. Но это не поменяет мое к нему отношение. Ведь что ему мешало посочувствовать мне? Он мог запереть меня в этом доме, подождать и проверить мои слова. А уже потом угрожать и принуждать к сексу. Пуская мою жизнь под откос.

И детским фондом он себе индульгенцию не выкупит. В моих глазах так точно.

— Знаешь, он и мне ведь очень помог. Когда мой Олег наворотил дел. — продолжила Валя.

— Олег — это ваш сын?

— Да. — вздохнула она. — Я ж его сама растила. Муж бросил нас, когда ему и пяти лет не было. Усвистал с концами, забыв и о ребенке, и об алиментах. После этого я и сумела по знакомству попасть в дом Горецких. Надо же было как-то выживать. Олежик сначала жил у моей матери, пока я работала, а потом Дмитрий Николаевич разрешил ему жить здесь со мной. Стасу была компания, они в детстве много играли. Дмитрий Николаевич по просьбе сына и учебу Олегу оплатил. И на работу помог устроиться. А тот возьми и пойди по кривой дорожке. Связался с какими-то уродами, начал играть по — крупному. Посещал какие-то подпольные казино. Много проигрывал, брал взаймы и проигрывал снова. В итоге так глубоко попал, что если бы Стас не помог расплатиться с долгами, то поминай Олега как звали. Прикопали бы где-нибудь в лесу.