Путь отмщения - Боумен Эрин

Я не глядя палю в ту сторону, откуда раздался выстрел. В темноте кто-то костерит меня последними словами.

Тем не менее в нас продолжают стрелять.

— Быстрее! — подгоняет меня Джесси, но я не могу быстрее. Вывихнутая и вдобавок обожженная на пожаре лодыжка пронзает тело болью при каждом шаге; раненое плечо ноет, поскольку я постоянно оборачиваюсь, проверяя, не догоняют ли нас, а голова трещит так, будто я только что снова приложилась о камень. Хуже всего, что я почти не вижу, куда бегу. Ночь облачная, и даже луна не освещает нам путь.

Мы на бегу перемахиваем еще через два узких прохода между домами и спрыгиваем на крышу одноэтажного здания. Высота небольшая, но приземление отдается хрустом в коленях. Мы подползаем к краю крыши и повисаем на нем, после чего отпускаем руки и одновременно соскакиваем в переулок за домами.

Внезапно слышится резкий свист рассекаемого воздуха, и Джесси впечатывается головой в стену, а потом сползает вниз и застывает без движения. Я резко разворачиваюсь с револьвером в руке и оказываюсь нос к носу с одним из «Всадников розы».

Глаза у него сверкают бешеным блеском, в руках он сжимает лопату. Понятия не имею, почему он без оружия и почему оглушил Джесси, вместо того чтобы пристрелить на месте.

Я наставляю на него кольт.

— Не суетись, — говорит он, улыбаясь. — Просто отдай дневник.

Палец на спусковом крючке трясется от нервного напряжения. Я пытаюсь разглядеть в темноте, есть ли у противника револьвер на поясе. Наверняка он стреляет быстрее меня. Уверена, любой из парней Роуза стреляет молниеносно. Если, конечно, мерзавец не потерял оружие, пока гнался за нами, или у него не кончились патроны.

— Отдай мне дневник, — снова говорит он.

Я подавляю страх, загнав его глубоко внутрь, откуда он не сможет мной управлять. Потом немного опускаю дуло револьвера, даже не успев задуматься: просто позволяю телу выполнить действие, которые уже мысленно представила, в точности как учил меня Джесси. Прицеливаюсь и стреляю. Головорез шлепается на задницу в уличную пыль, вереща и хватаясь за простреленное колено.

В следующий раз я целюсь ему в грудь, но, когда нажимаю на спусковой крючок, он только щелкает вхолостую. У меня кончились патроны.

Бандит тянется рукой к поясу.

Я не собираюсь дожидаться, пока он достанет револьвер, и даже не пытаюсь перезарядить свой кольт. Просто наклоняюсь, подбираю лопату и, хорошенько размахнувшись, со всей силы бью противника по уху. Он падает на землю и замирает.

— Джесси! — Я бросаюсь к своему спутнику и трясу его за плечо. — Джесси, ты жив? — Господи, надеюсь, он не умер.

Он что-то бормочет.

— Слава богу. Поднимайся. Живо.

Я закидываю его руку себе на шею и тяну вверх. Джесси встает, но с трудом держится на ногах и повисает на мне мертвым грузом — с таким же успехом можно тащить быка. Моя растянутая лодыжка протестует против такого обращения.

Плечом толкаю дверь черного хода чуть дальше вдоль стены дома — к счастью, она не заперта, — и мы вваливаемся в кондитерскую. Помещение лавки крошечное и кажется еще меньше, поскольку полностью заставлено стеклянными банками с конфетами. Тянучки, карамель, леденцы на палочке и прочие сласти поблескивают в темноте, освещенные всполохами пожара, проникающими через витринное стекло.

Я перезаряжаю револьвер и только теперь спохватываюсь, что даже не проверила, мертв ли головорез снаружи, или я его только вырубила. Но там, в переулке за домами, свищут пули, за нами по-прежнему гонятся: бандит был не один. Нужно бежать.

— Сможешь идти сам? — спрашиваю я у Джесси.

Он кивает.

Я смотрю на главную улицу сквозь витрину. В темноте почти ничего не видно, но непрерывные крики и треск горящего дерева позволяют предположить, что всеобщее внимание по-прежнему приковано к «Тигру».

— Отлично, тогда пошевеливайся.

Я распахиваю дверь, и мы выскальзываем наружу. Сердце колотится в горле, на бегу я заглядываю в каждый боковой переулок — нет ли там «Всадников розы»? Джесси не отстает, хотя бежит согнувшись — все еще не может отдышаться после удара лопатой по животу.

Впереди серебристо-сизыми, подсвеченными луной клубами поднимается к небу дым от горящего «Тигра»; перед салуном мечутся горожане, заливая огонь. Дело двигается: в основном пламя погашено, и его распространение удалось сдержать. Но вонь пожарища возвращает ненужные воспоминания. Пусть это салун, а не наш дом, однако запах тот же: горелых досок, паленого тряпья и густого удушливого дыма. Перед глазами всплывает образ па. Скрипит ветка дерева, па раскачивается в петле. Глаза его огромны и пусты. Я вспоминаю сожженный дилижанс, обугленные трупы. Розу, вырезанную ножом на лбу. У меня подкашиваются колени, и я падаю. Джесси хватает меня за локоть и рывком поднимает на ноги.

Когда мы добираемся до борделя, Билла нигде не видать, как и наших лошадей.

Сердце у меня проваливается в пятки, но тут раздается свист. Я оглядываюсь и вижу, что Билл ждет нас в переулке через дорогу. Он сидит верхом на Рио и держит в поводу Бунтаря и Сильви, а Дворняга наматывает круги вокруг копыт лошадей.

Мы с Джесси совершаем рывок через улицу, но недостаточно быстро.

— Сюда! Вон они! — выкрикивает кто-то, и Билл стреляет поверх наших голов, а мы бросаемся к лошадям.

Я вставляю ступню в стремя и гоню Сильви вперед, не успев даже перекинуть другую ногу через седло. За спиной я слышу стук копыт и знаю, что Колтоны скачут за мной. Мы вылетаем на главную улицу и проносимся мимо «Тигра». Люди разбегаются перед лошадьми, побросав от неожиданности бочки; вода плещет на улицу. Я не вижу «Всадников розы», но слышу их проклятия и выстрелы, которые летят нам вслед и с улицы, и с крыш домов. Вокруг свищут пули, но мы даже не пытаемся отстреливаться, только сильнее пришпориваем лошадей. Мы щелкаем поводьями, вонзаем пятки в бока своим скакунам и мчимся на восток, в безумной спешке покидая Финикс.

Сразу за городской окраиной наступает полная темнота, хоть глаз выколи. Луна опять скрылась за тучами, и нам не на что ориентироваться. Последние уличные фонари остались позади вместе с Финиксом, да и там уже через квартал не было видно даже пожара в «Тигре», худо-бедно освещавшего дорогу.

Мы поворачиваем к юго-востоку и вроде бы едем через чье-то ранчо. Однако не видно ни построек, ни коров, ни лошадей. Спустя пару миль блужданий вслепую мы выезжаем на берег Солт-Ривер, и это невероятное облегчение. Слабые отблески лунного света мерцают на поверхности воды в тех местах, где река перекатывается через пороги и вьется среди редких пучков травы. По крайней мере, теперь мы видим, куда ехать. Берег здесь бугристый, заросший кустарником; земля под копытами неровная и усеяна камнями. Лошади могут споткнуться в любой момент, и мы повылетаем из седел. Но нельзя ни остановиться, ни даже замедлить шаг: позади по-прежнему раздаются выстрелы. «Всадники розы» у нас на хвосте и скачут изо всех сил. Я оглядываюсь через плечо, но вижу только темное облако пыли, взбитой копытами, примерно в полумиле за нами. Оно похоже на уменьшенную пыльную бурю.

— Что будем делать? — кричит Билл, подстегивая Рио.

Джесси ничего не отвечает, но мы с ним оба понимаем, что нельзя скакать до бесконечности. Ни одна лошадь не выдержит долгой бешеной гонки. Ручаюсь, и Билл это осознает, а болтает просто от тревоги. Как я заметила, за ним такое водится.

Сильви в прыжке перемахивает через куст, и на секунду передо мной открывается вид, от которого становится легче на сердце: на другом берегу Солт-Ривер стоит на пригорке полуразрушенный дом с провалившейся крышей. Наверняка нежилой. Если мы доберемся до него первыми и забаррикадируемся внутри, у нас появится шанс. Шесть бандитов против нашей троицы. Ладно, пусть даже семь, если тот парень, которого я приложила лопатой, очухался и сумел с простреленным коленом забраться в седло. Расклад не самый лучший, но у нас будет укрытие и преимущество в местоположении: мы окажемся выше налетчиков. Внизу, на равнине, они как на ладони. Фигуры всадников станут для меня просто очередными бутылками на заборе.