Хорошие девочки попадают в Ад (СИ) - Индиви Марина

Они вошли в дом на удивление легко. Ростовский не доверял электронным системам на сто процентов (хотя по большому счету, все равно делал упор на них) и правильно делал. Но все в мире продается и покупается, особенно в той сфере, где на тебя работают из-за денег. Поэтому их впустили внутрь, всех десятерых, и спустя пару минут в доме уже грохотали выстрелы.

Йонас с парнями остались разбираться с охраной, а Лукас поднялся на второй этаж. Мысленно отсчитывая шаги до спальни Ростовского, потому что схему его дома он знал как свои пять пальцев. Она разворачивалась перед его глазами как на мониторе, и, когда он почти дошел, из-за двери громыхнул выстрел.

Он отпрянул назад на инстинктах, легко, потому что высовываться Ростовский побоялся, пальнул наугад.

— Ур-рою, с-сука! — донеслось из комнаты истеричное.

Почему-то когда речь заходит об их жизни, подобные Ростовскому превращаются в истеричку.

— Выходи, так будет проще, — хмыкнул Лукас, рассматривая роскошные стены особняка.

В ответ громыхнул еще один выстрел, и пуля срикошетила от пола, взметнув дорогой материал крошкой.

Через десять-пятнадцать минут эти стены и полы будет облизывать огонь, а в новостных сводках напишут о том, что «в элитном доме произошел пожар из-за неисправности газового оборудования». Здесь все выгорит до основания, не найдут даже гильзы.

Он не испытывал по этому поводу никаких чувств: ни злорадства, ни мстительного удовлетворения. Злорадство по поводу чужой смерти — признак конкретной поломки твоей психики, согласно которому изолировать от общества надо в первую очередь себя самого. Что же касается мести… нет, это была не месть. Это был закономерный итог того, кто осмелился покуситься на тех, кто ему дорог.

Лукас шагнул вперед и больше не останавливался. Он толкнул дверь и, прежде чем Ростовский успел разрядить в него обойму, выстрелил ему в запястье. Тот с воем выпустил пистолет и попятился, и пятился до тех пор, пока не уперся спиной прямо в стену.

— Вайцграф… слушай, мы еще можем договориться… у меня есть деньги…

— Мне не нужны твои деньги. — Лукас врезался в него взглядом. — Я просто хотел посмотреть тебе в глаза.

— Тварь! — взвыл Ростовский, понимая, что это его последние секунды. — Тварь ублюдочная… надеюсь, он пришьет твою шлюху…

— Кто — он? — холодно спросил Лукас.

Хотя впервые за все время он что-то почувствовал.

Страх.

И это было давно забытое чувство, страх — даже не за себя. За нее.

— Ее бывший. Он же на ней помешался. Сталкерит ее с того дня, как узнал, что она вернулась, — безумно выкатив глаза, хохотнул Ростовский. — Что?! Это ты из вида упустил…

Договорить он не успел: Лукас выстрелил ему в голову и, развернувшись, собирался уже уйти, когда услышал жалобный скулеж. Наклонившись, он обнаружил под кроватью чихуахуа, который жался к стене и смотрел на него глазами-бусинами. Лукас одним движением вытащил собачку, превратившуюся у него в руке в изваяние, и зашагал обратно, к лестнице. Характерный запах горючего, уже разлитого его командой по дому, бил по сознанию сигнализируя об опасности. Но не сильнее, чем слова Ростовского: этот ублюдок не врал. А он, сосредоточившись на том, чтобы закрыть его тему, совершенно упустил из вида тот момент, что муж-недоделок Ники решит за ней проследить.

— Собак увозите, — кивнул он на ходу Йонасу, который стоял рядом с храпящими в вольере псинами: им подмешали снотворное в еду. Это тоже был его приказ — не убивать животных.

— Да, заберем, — кивнул тот, принимая из его рук дрожащего зверя. — А вы…

— Мне срочно нужно в Сочи.

Машина сорвалась с места раньше, чем Йонас вытащил больших псов из вольера. Дом за спиной полыхнул как факел, Лукас увидел это в зеркале заднего вида, но не обернулся.

Единственное, что сейчас имело значение, единственная, кто был важен — Ники.

Он должен успеть.

Ники

Моя сказка не сбылась. Лукас с Амирой были во Франкфурте, а я — здесь. Даже столик у камина тоже был несбыточной мечтой, потому что в такие места (особенно на вечер) столы нужно бронировать заранее. Поэтому я купила себе горячий чай с ягодами, на вынос и пошла по набережной дальше, завидовать чужому счастью и думать о том, какая же я все-таки дура.

Впервые за всю мою жизнь эта самая жизнь подарила мне что-то стоящее, а я испугалась и сбежала так далеко, как только могла. Вокруг меня, как назло, было бесчисленное множество семей с детьми. Несмотря на время, я отовсюду слышала их смех, я видела, как родители подхватывают их на руки. Может быть, я излишне идеализировала, а может быть, мне попадались чудесные родители. Но никто не орал и не пытался одернуть своего ребенка, даже когда тот или та начинали капризничать или требовать сладости.

Несколько раз я доставала телефон, чтобы написать Лукасу.

«Ты можешь написать или позвонить мне в любой момент».

И столько же раз убирала его в карман дутика, застегивая молнию, как будто это могло помешать мне достать его в следующий раз. В конце концов я настолько достала себя саму, что все-таки прислонилась к ограждению одного из мостов и набрала его. Но мне сообщили, что «абонент недоступен, идите в жопу».

Про жопу, конечно, я сама добавила, ни один оператор еще не додумался до такой искренности, ни здесь, ни в Европе. Но мне предложили оставить голосовое сообщение, а я понятия не имела, что говорить в формате монолога о том, как я скучаю.

Может быть, оно и к лучшему.

Я еще немного побродила по набережной и пошла вызывать такси. По дороге рассматривала ставшие уже привычными пейзажи и думала о том, что ни одно место не подарит тебе настоящего успокоения, если рядом нет тех, кто тебе дорог. Так что моя мама наверняка сполна расплатилась за свое увлечение новым мужчиной — когда вынуждена была оставить меня без возможности видеться. И нет, я не собиралась ее оправдывать, но и винить ее так сильно больше уже не получалось. В частности, за то, что ей было больно со мной общаться. Потому что каждый такой разговор вскрывал старую рану и напоминал ей о том, как это было, когда мы были рядом.

Я даже открыла сайт, чтобы посмотреть билеты до Франкфурта, но тут же его закрыла. Может статься, я уже не нужна ни Лукасу, ни Амире. Как говорится, хороша ложка к обеду.

И в этом я, кажется, теперь тоже понимала маму чуточку больше.

Вернувшись домой, я решила, что сегодня будет вечер соплей и заказала себе столько вредной еды, сколько вообще могла. Потом пошла искать сериал, во время которого можно прорыдаться на двести процентов и не думать больше о том…

В общем, больше не думать. Сама не понимаю, с чего меня именно сегодня так накрыло, мне же было легко и хорошо, я сто раз ходила по этой набережной, а «Панорама» так вообще мое любимое место. Я даже глянула в календарь цикла, чтобы списать все свое настроение на излюбленное женское «у меня скоро месячные», но в этот раз не прокатило. Потому что до «у меня скоро месячные» оставалось еще неприлично много времени.

В домофон позвонил курьер, и я открыла ему дверь, а заодно и входную, и пошла заварить чай, потому что чайник пиликнул о нагреве до нужной температуры.

Скрипнула дверь, и я быстро вернулась в прихожую.

— Спа… — начала было я, собираясь принять доставку, но осеклась, потому что вместо курьера в моей квартире стоял Роб. Доставка, впрочем, тоже стояла, и у меня с губ сорвался рваный выдох.

— Смешно? — процедил бывший.

Точнее, технически все еще настоящий, потому что на мои звонки Роб не отвечал, равно как и на официальное письмо-уведомление о разводе.

— Охренеть как. Не знала, что ты работаешь курьером.

Выражение его лица стало просто зверским.

— Да у меня вся жизнь из-за тебя пошла под откос, сука! Я все потерял! А тебе смешно?!

— Из-за меня ты потерял только свое одиночество, Роб, — я сложила руки на груди. — Я была с тобой все это время, я верила тебе, я готова была на все, чтобы ты был доволен. Так что иди ты в пизду со своей абьюзерской песней о том, что я сломала тебе жизнь. Я даже ногу тебе не ломала, за меня справились твои деловые партнеры.