Путь отмщения - Боумен Эрин

Я выпрямляюсь и собираюсь выстрелить в ответ, но Роуз стремительно приближается ко мне. Я целюсь и жму на курок. Осечка. Прежде чем я успеваю осыпать проклятиями свой револьвер, Уэйлан бьет меня кулаком в скулу. Взвизгнув, я падаю на четвереньки. Он швыряет мне в лицо пригоршню песка и тут же снова бьет наотмашь. Глаза жжет, я вслепую пытаюсь вскинуть револьвер, но чувствую, как Роуз наступает мне ботинком на кисть руки и вжимает дуло револьвера прямо в лоб.

У меня все болит — плечо, кисть, скула, глаза. Я поднимаю взгляд на Роуза, заливаясь слезами.

— Так и знал, — рявкает Уэйлан, — что нет наверху никаких индейцев с ружьями.

Краем глаза я кошусь на Джесси. На лице у него написано безысходное отчаяние. И хотя вслух он ничего не произносит, я будто слышу каждое слово: «Прости. Я не хотел, чтобы так вышло. Прости. Прости. Билл погиб. Мы обречены. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?»

— Зачем тебе нас убивать? — говорю я Роузу. — Ты получил дневник. Ты получил все, чего хотел.

Он улыбается.

— Кроме тебя.

— Да кому нужна эта девчонка? — бросает Кожаный.

— Не лезь, Хэнк. Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Просто убей ее.

— Хэнк!

— Но ведь дневник уже у нас! — кричит Хэнк. — Она правильно сказала: мы получили все, чего хотели. Черт возьми, нас ждет золото! Надо поскорее убить этих двоих, но первым делом — Томпкинс. Проклятье, надо было избавиться от нее с самого начала!

Я снова замечаю блеск металла на гребне ущелья, и тут же раздается грохот ружейного выстрела. Хэнка подбрасывает в воздухе, и он замертво падает на землю.

Снова сверкает дуло, еще один выстрел, и с головы Роуза слетает шляпа. Он приседает и бросается в укрытие за валун. Я делаю то же самое, поскольку выстрелы следуют один за другим. Я понятия не имею, кто прячется за хребтом, но он дьявольски меткий стрелок. Нечеловечески меткий. Как горный дух. Или призрак.

Я выглядываю из-за камня. Бандиты бросились врассыпную, торопясь укрыться где попало и беспорядочно паля вверх, но Джесси, наоборот, выпрямился в полный рост и метнулся к вьючным ослам бандитов, перерывая седельные сумки.

— Джесси! — кричу я.

Он находит свой ковбойский ремень, застегивает его на поясе. Затем поворачивается к разбежавшимся во все стороны «Всадникам розы» и начинает палить по ним с двух рук, как сам дьявол.

— Джесси! — снова ору я. — Там, на горе, не Лил. Это не она стреляет!

Через секунду до него доходит смысл моих слов. Он вскидывает голову, смотрит на уступ, за которым обосновался стрелок. Сверкает на солнце металл, и Джесси отскакивает в сторону. В ту же секунду пыль на том месте, где он только что стоял, взлетает фонтаном.

И тут же на него падает тень: один из головорезов подкрался сзади. Джесси мгновенно разворачивается, наставляя на него ремингтоны, но тот успевает взмахнуть ножом. Издав жуткий вопль, Джесси падает на землю и застывает.

Я проклинаю свой заклинивший кольт, но не успеваю и глазом моргнуть, как пуля призрачного стрелка вонзается в спину бандита с ножом. Тот шатается и падает. Я пытаюсь подползти к Джесси, но новые выстрелы заставляют меня вернуться и снова спрятаться за камнем.

Прислонившись к камню спиной, я пытаюсь отдышаться, в ушах у меня звенит. Роуз приказывает своим людям отступать. Когда я снова высовываюсь из-за валуна, только сам Уэйлан и еще один бандит удирают по Игольному каньону на юг верхом на ослах. На ходу они стреляют по гребню ущелья. Остальные головорезы мертвы, их безжизненные тела разбросаны по дну каньона. Джесси тоже не шевелится.

Я изо всех сил вытягиваю шею, стараясь высмотреть стрелявшего. Щурясь против солнца, снова нахожу взглядом металлический блеск ружейного дула. Он смещается к югу, преследуя Роуза. Наверное, призрак решил, что в лагере уложил всех.

И все-таки я выжидаю еще минуту и только потом осторожно встаю. Поскольку свиста пуль не слышно, я бегу к Джесси. Перед его рубашки вспорот ножом, грудь залита кровью. Целыми потоками крови. Он дышит, хотя вдохи больше напоминают всхлипы, а открытые глаза смотрят куда-то сквозь меня.

— Джесси?

Он только стонет в ответ.

— Ты сумеешь встать? Идти можешь?

Ему удается сесть.

— У тебя на щеке кровь, — говорит он.

Я осторожно дотрагиваюсь до скулы, по которой проехался костяшками Роуз, отнимаю пальцы от лица: точно, кровь.

— Неважно. Надо убираться отсюда.

Но Джесси стремительно слабеет, взгляд блуждает, глаза становятся мутными. Идти он явно не способен. Сейчас он вообще ни на что не способен. А у меня нет нитки с иголкой, чтобы зашить рану у него на груди. Скоро он потеряет сознание и истечет кровью.

Я смотрю в ту сторону, куда уехал Роуз. Если я сейчас пушусь за ним в погоню, Джесси не выживет.

Мне нужна помощь. Мне нужна…

«Если я поеду налево, то найду родник, за ним болото и тропу, которая ведет на широкую плоскую вершину месы. Там наше стойбище».

Я раздеваюсь до нижней сорочки и туго стягиваю грудь Джесси своей фланелевой рубахой, чтобы хоть немного приостановить кровотечение. Потом ловлю за поводья одного из брошенных бандой осликов. После немалого количества проклятий, угроз и обзывательств вроде «трус» и «слабак» в адрес Джесси мне кое-как удается поднять его. К тому времени, как я укладываю его на осла, Джесси теряет сознание.

Я бегу к месту своей стоянки и забираю там ослика Вальца. Потом тяну обоих животных за собой — Джесси по-прежнему мертвым грузом лежит на спине осла бандитов, — направляясь в горы, в стойбище апачей.

Шаг рискованный. И полный безрассудного отчаяния. Скорее всего, нас застрелят на месте, как только увидят.

Но, насколько я понимаю, у меня совсем нет выбора.

Глава двадцать третья

Я нахожу ручеек — он течет тонкой струйкой — и болото немного дальше к северу. Тропу я замечаю только потому, что заранее знала о ее существовании.

Мы продвигаемся очень медленно; вдобавок из-за гремучей змеи, греющейся на камнях, приходится сделать большой крюк, чтобы обойти ее стороной. Осликам это не нравится, Джесси уже давно без сознания, а рубашка, которой я его перевязала, насквозь пропиталась кровью, но рисковать нельзя. Если змея укусит кого-то из нас, смерть неминуема.

Когда я снова возвращаюсь на тропу, мы еще около часа упорно поднимаемся в гору. Голые руки болят и горят, я не привыкла так долго находиться под открытым солнцем. Плечи уже все красные. К тому времени, как мы взбираемся на вершину месы, я обливаюсь потом и страшно хочу пить. Нужно было наполнить флягу водой из ручья. А вдруг я вообще перепутала место?

Осматриваюсь кругом. Передо мной простирается плоская вершина столовой горы, голая, если не считать зарослей колючек и ежевики. Но дальше снова виден подъем — возможно, здесь две плоские горы, стоящие одна на другой.

«Тропа ведет на широкую плоскую вершину месы. Там наше стойбище».

Но я не вижу никакого стойбища. Может, когда-то оно здесь и было, но с тех пор индейцы откочевали в другое место. Может, Лил уже побывала здесь и уехала.

— Лил! — зову я. Мой голос отражается эхом от окрестных гор. — Лил, где ты? Ты мне нужна!

Я замечаю какое-то движение на краю вершины. Передо мной бесшумно, точно олени, появляются двое индейцев. У них такие же черные волосы, как у Лил, и суровые лица. Через плечо у обоих перекинуты луки со стрелами. Кожа цвета темного загара.

Один из них вытягивает из колчана стрелу.

Я каменею на месте.

Индеец вкладывает стрелу в лук, натягивает тетиву.

— Пожалуйста, — говорю я, показывая пустые ладони. — Я ищу Лил. Лилуай. — Как я сейчас жалею, что не слушала свою спутницу и не попыталась выучить ее имя. Вряд ли мне удалось правильно его произнести. — Я путешествовала вместе с ней, мне нужна ее помощь. Мой друг… Он ранен.

Апачи замирают. Две пары глаз оглядывают осликов, тело Джесси, мешком лежащее на спине одного из животных. Потом взгляды возвращаются ко мне.