Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна

А Наташка ворчливо добавляла:

— Жаль, горна пионерского у тебя нету.

Девушки обедали за одним столом в заводской столовой и дружно возвращались по вечерам к себе в общежитие, где Наташа и Рината старались создать какое-то подобие домашнего уюта, а Лана не проявляла к этому занятию никакого интереса, считая, что долго здесь не задержится. Она и на заводе недолго проходила в ученицах, вскоре перекочевав в столовую — общепит был ей ближе, чем производство.

Вечерами Павел приходил за Ринатой и уводил ее в кино или на дискотеку, а иногда запросто предлагал Лане и Наташе «пойти на пару часиков погулять», чтобы он мог остаться со своей девушкой вдвоем. Невесте становилось неловко, но девчонки, посмеиваясь и отпуская незлые шутки, охотно предоставляли влюбленным возможность уединиться. А иногда молодежь отправлялась на дискотеку большой кампанией: к Павлу и девушкам присоединялся Георгий, кажется, всерьез увлекшийся Наташей. Впрочем, она его ухаживаний не поощряла.

После подачи заявления в ЗАГС начались приготовления к свадьбе. Снежин обещал привести в порядок квартиру, но все, что ему удалось сделать, так это переклеить обои в коридоре и своей комнате. Он смешно рассказывал, как Ба и Ма запрещали ему «хозяйничать», потому как обе не переносят никаких нововведений, а бабушка — еще и шума, суеты и запаха краски. Легче перечислить то, с чем она готова смириться, чем то, что вызывает у нее тихое, но настойчивое недовольство.

Ринате иногда приходила в голову мысль, что трудно ей там придется, в этом маленьком мирке, где жизнь остановилась двенадцать лет назад. Но чаще думалось о свадебном платье, которое Лана вызвалась сшить из кружевной хлопчатобумажной ленты по старинке вручную. Мечталось о пока еще не купленном обручальном кольце и предстоящем торжестве.

Свадьбу сыграли в первых числах ноября, за несколько дней до Ринатиного девятнадцатилетия. В снятом по такому случаю кафе народу собралось человек сто, потому как Павел пригласил и сотрудников своего цеха, и друзей по школе и училищу, и соседей по дому. Сторона невесты была представлена лишь Ланой и Наташей, но невесте и этого было достаточно. Она успокаивала себя тем, что родителей не было и у жениха, но зато теперь они создали свою семью и у них будут дети. Павел часто говорил о том, что хочет сына и дочь, и сделает все для того, чтобы они ни в чем не нуждались. Он купил Ринате обручальное кольцо весом в девять граммов, непривычно оттягивающее тоненький пальчик. Еще непривычней было сознавать, что теперь она — законная жена и носит фамилию Снежина.

К свадьбе Павел купил себе белый костюм, который очень шел ему и выгодно подчеркивал достоинства фигуры. Перед входом в ЗАГС Рината услышала оброненную позади них какой-то женщиной фразу о том, что «жених превзошел по красоте невесту». Но и тут не огорчилась. Она-то знала, что выглядит великолепно. «Это от зависти, — подумалось тогда, — не каждой повезло заполучить в мужья такого симпатичного и положительного парня, как мой Пашка».

Разодетая в кружева, с ярким макияжем, наведенным девчонками, новобрачная была похожа на хорошенькую фарфоровую куклу, хрупкую и изящную, и муж постоянно носил ее на руках. И в зал торжеств внес, и в кафе, и в спальню, где они теперь могли находиться сколько угодно вдвоем уже на законных основаниях.

Словно осознав этот факт, в первую после свадьбы ночь Рината наконец-то почувствовала себя настоящей женщиной, способной испытывать все радости секса наравне с любимым мужчиной. И они снова перешли на «постельный режим» и чуть ли не выставили друзей, заявившихся к ним «на опохмелку» на следующее утро. Молодые своими разморенными счастливыми лицами без лишних слов дали понять, что им не до приемов, и еще три дня практически не вылезали из постели. Ринате стыдно было появиться на кухне и встретиться глазами с Нюсей и бабушкой, которые, по ее мнению, прекрасно знали, чем они сутки напролет занимаются, и Павел приносил еду прямо в постель.

Но Ба и Ма не замечали Ринату ни в первые дни, ни месяцы спустя, словно она и не жила в их доме. Бабушка иногда скреблась в их дверь тихо и настойчиво, как мышка в подполе. Когда Павел выглядывал в коридор, она скорбным шепотом предлагала ему поесть, не упоминая при этом Ринату. Но муж тащил за собой жену на кухню, где ему был разложен по тарелочкам обед, а она наливала себе из стоящей на плите кастрюли сама. Нюся готовила для них троих, молчаливо не допуская невестку к хозяйству. Ба стряпала свою особую пищу, часами разваривая в кружечке с молоком единственную картофелину или замачивая с вечера на завтрак ложку сырой гречки в стакане с кефиром. Все, что Рината могла беспрепятственно делать, так это убирать в своей комнате, в две другие молодые не заходили вовсе.

Друзья их не навещали. Снежин объяснял, что лучше самим отправиться в гости или на дискотеку, где можно чувствовать себя совершенно свободно, чем слушать старушечьи стенания по поводу того, что гости громко говорят и смеются, а дурацкая музыка не дает покоя. И они не шумели и не включали громкой музыки в доме, который был погружен в вечный траур.

Траурными были и рамки на фотографиях, и постоянная тишина в квартире, и лицо Ба, которое напоминало Ринате треугольный лик постаревшего Христа: огромные выцветшие синие глаза с темными кругами под ними и остренький подбородок — навечно застывшая маска благородной скорби. Нет пола, нет возраста, нет эмоций, одна только вселенская печаль и чуть слышный шепот о земном, лишенный тембра и интонаций.

Нюся вечерами часто уходила куда-то, обмотав голову платочком. Молодые подозревали, что тетка наведывается в «подпольный молельный дом», по не задавали ей вопросов. Она им — тоже. Нюся и на работе проходила мимо невестки, не удостаивая слова или взгляда, словно Рината была ей посторонней, впрочем, и с другими сотрудниками сотрудник отдела кадров общалась лишь в случае производственной необходимости.

Заклеенные от сквозняков бумажными полосками форточки, постоянный полумрак в квартире из-за задернутых штор, тусклый свет лампочек и отсутствие дверного звонка вполне можно было пережить. Сложнее было бегать тайком на местное почтовое отделение, чтобы поддерживать периодическую переписку с бабушкой Марией, которой Рината оставила адрес «до востребования» и выслала свадебные фотографии. Самым же неприятным в новой жизни оказалось то, что ей стали открываться простые истины о некоторых фактах из жизни мужа, которые он в свое время представлял ей в несколько ином свете.

Например, сразу же выяснилось, что работает Павел не мастером, а обычным рабочим в сборочном цеху. Что путевка в санаторий предоставлялась вовсе не ему, а Нюсе, но она уступила ее приемному сыну, потому как «совсем нервный в последнее время ходил». И в очереди на машину стоит она, а не Павел. И денег на «семерку» не «осталось немного добавить», а совсем немного было накоплено, да и те ушли на свадьбу. Всю правду о гибели родителей мужа Рината узнала только на кладбище, куда Нюся повезла молодоженов «прибрать могилки к зиме».

За общей оградкой рядком стояли три мраморных памятника. Под одним из них покоился брат Нюси, погибший в юные годы в автомобильной катастрофе. Два других надгробия принадлежали родителям Павла. Всмотревшись в выцветшие фотографии, Рината нашла, что он похож скорее на мать, чем на отца — те же большие глаза и ямочки на щеках, когда улыбается. По датам рождения и смерти невестка подсчитала, что Снежиным было на момент их гибели по тридцать два года, когда вдруг обратила внимание на показавшийся странным факт: выходило, что мать Павла умерла через три дня после мужа. Рената удивилась и наивно спросила у Нюси, как же так вышло, что после крушения самолета женщина прожила еще три дня?

— Какого самолета? — удивилась в свою очередь Ма. — Они на день рождения к товарищу ходили, и кто-то принес метиловый спирт. Почти все гости и отравились. Сергей еще в «скорой» по пути в больницу скончался, а Вера, видать, выпила меньше, так еще три дня за жизнь боролась. Только Сергея похоронили, а тут — и Верочка следом… В последние минуты Павлика к ней в палату пустили попрощаться. Наверное, не надо было. Ему тогда только-только одиннадцать исполнилось. Думали, с ума сойдет ребенок. Как он кричал тогда, бедный: не умирай, мамочка, не оставляй меня одного!.. Так у него на руках и скончалась. Восемь человек тогда умерли после этого дня рождения, будь он проклят.