Его чёрное сердце. Искупление (СИ) - Ковалевская Алиса

Присев возле собаки, он погладил её по голове и прицепил подвеску к адреснику. Погладил ещё раз, улыбаясь уголками губ. Я совершенно перестала понимать, что он творит. Амин поднялся.

– Если бы не она, ты бы утонула той ночью, – сказал он, встав. – Она залаяла, Сабина. Когда я приказал Захару найти щенка, думал, что это так… Развлечение для Жасмин. А оказалось…

Я плохо понимала, что к чему. Если бы Тоша не залаяла, я бы утонула? И при чём тут Захар? Что там он приказал?!

И тут всё встало на свои места. Я резко посмотрела на Амина.

– То есть это ты выпустил её на пляже? Там, у домика?!

Амин молчал.

– Амин!

Вместо того, чтобы что-то объяснить, Амин взял меня за руку и подтянул к себе. Вторая ладонь легла мне на ягодицы.

– Так ты подаришь мне тюльпаны?

Амин поглаживал браслет, смотрел мне в лицо, а вторая рука так и лежала у меня на заднице. Я дёрнулась от него, но он не выпустил. Меня охватила злость. Вначале всё это: вышивка, бирюза, соединившиеся замком от браслета воедино прошлое и настоящее, потом Тоша…

Ладонь Амина с ягодиц переместилась на спину, легла между лопаток.

Я так и поперхнулась гневным выдохом. Он нежно погладил меня. Двумя пальцами вдоль позвонков. По телу прошлась лёгкая чувственная дрожь, а злость вдруг испарилась. Амин смотрел мне в глаза.

– Ты отпустил их?

– Да. Самолёт взлетел полчаса назад.

С души как камень свалился. Я выдохнула с тихим стоном, дотронулась до шеи Амина у линии роста волос.

– Значит, на этом с местью покончено?

– Да.

– И с ненавистью?

– И с ненавистью, – подтвердил он.

Я прикрыла глаза. Остатки черноты рассеялись.

– Я так от этого устала, – призналась я. – От мести, о ненависти.

– Я тоже. Так что давай больше не будем об этом. Давай лучше поговорим о любви. Самое время.

Я подняла голову. Только что его взгляд был спокойным, а теперь пронзал насквозь. В чёрных зрачках, как в зеркале, отражалась душа.

– Я люблю тебя, Сабина, – сказал Амин очень сдержанно и серьёзно. Запустил пальцы в волосы и, держа, сказал снова, глядя открытой душой в мою: – Я люблю тебя, Сабина. И сейчас знаю, любил всегда, только чтобы понять это, мне потребовалось много времени и много ненависти. Но хватит о ненависти. Больше её для нас с тобой нет, – сжал волосы чуть крепче и склонился ко мне. Его запах наполнил лёгкие жизнью. – Теперь только любовь.

Прикосновение губ. Нежное, тёплое. Страсть и ласка с обещанием будущего.

Я представила бирюзовый лучик, вслед за ним серебристый и мысленно сплела их с красным. А потом послала от своего сердца к сердцу Амина.

– Только любовь, – отозвалась я эхом и прижалась к нему ещё сильнее.

Да, только любовь.

Эпилог

Амин

Жасмин в этом году был особенно хорош. Не помню, чтобы он когда-нибудь был сплошь покрыт цветами, как сейчас. Запах цветов отчётливо чувствовался даже в кабинете, проникал в него сквозь открытое окно.

– Ещё что-нибудь? – спросила Зарима, поставив на стол поднос со свежезаваренным чаем.

– Нет, – ответил я задумчиво и добавил мягче: – Можешь идти.

Поклонившись, она направилась двери и на пороге едва ли не столкнулась с Захаром. Тот придержал её за плечи. Что это продлилось дольше необходимого, я бы и не заметил, если бы Зарима не подняла голову. В уголках губ Захара появилась улыбка. Руки он убрал, но глаз служанка не опустила. Тоже улыбнулась и только после этого всё-таки убралась.

– У неё трое детей, – напомнил я, как только мы с Захаром остались в кабинете одни.

– Я знаю. – Ответил он с присущим ему спокойствием.

Замолчав, мы посмотрели друг на друга. Знает – хорошо. Дело его. Если так посудить, считать троих сыновей недостатком – глупость. А будь Захар глупцом, возле себя бы я его не держал. Если он решит, что эта женщина ему подходит, на свадебный подарок я не поскуплюсь. Но пока что меня интересовало другое.

– Ты выяснил насчёт перевода?

– Да, перевод сделан из Штатов. Как вы и предполагали, деньги перевёл Марат.

Я кивнул. Поступившая на мой счёт сумма была в точности такой же, какую когда-то я перевёл брату. О возврате речи не шло. Тогда я хотел, чтобы он встал на ноги и надеялся только, что эти деньги помогут ему. Но брат решил по-своему. Я его понимал.

– Есть ещё какие-то поручения на сегодня, Амин?

Я присмотрелся к Захару. Хмыкнул и показал на дверь. То, что было, вполне могло потерпеть до завтра. Мы с Захаром снова пересеклись взглядами. Неожиданно он усмехнулся, провёл по волосам и рубанул ребром ладони воздух.

– Чувствую себя отупевшим дураком. Она столько лет под боком, а тут… – он тряхнул головой. – Как глаза открылись.

– Поверь, я тебя понимаю.

Теперь усмехнулись мы оба.

Захар ушёл, а я повернулся к раскрытому окну. Да, понимал я его, как никто. Сам недалеко ушёл.

На белый куст жасмина опустилась птица. Другая слетела на траву перед ним и сразу же вспорхнула, испуганная выскочившей, как чёрт из табакерки, Тошей. Собака пробежала вперёд и остановилась. Обернулась. Сперва я услышал голоса. Голос дочери – звонкий, как колокольчики, и похожий на журчание реки – голос Сабины. Держась за руки, они показались перед домом и вскоре скрылись из виду.

Взяв со стола папку, я пошёл им навстречу. Давно следовало сделать это, но я всё ждал повода, хотя он был ни к чему. Точно не для этого.

Жена и дочь вошли в дом, и Жасмин, увидев меня, бросилась вперёд.

– Папа, смотри! – подбежала и показала мне несколько цветков. – Смотри!

Я хотел взять измятый «букет», но дочь не отдала. Замотала головой и деловито заявила:

– Это для чая.

– Для чая? – переспросил я, приподняв бровь.

Она серьёзно кивнула. На её лицо упала тёмная волнистая прядь, и это сделало её особенно похожей на мать. Сабина подошла к нам, вместе с ней подбежала и собака.

– Мы собрали немного трав. Вечером заварим вкусный чай, – объяснила она.

На ней было длинное льняное платье с этническим орнаментом по вороту. На Жасмин практически такое же. Они обе заключали в себе непостижимую мудрость веков, поколений, живших на этих землях задолго до нас.

– У меня есть для тебя кое-что.

– И что же?

Сабина посмотрела на папку, но не попыталась взять её. Скользнувшая по её губам улыбка показалась загадочной. Я жестом показал на кухню. Тоша бросилась вперёд, за ней Жасмин. Я улыбнулся, глядя им вслед, и сразу же нахмурился. Только сегодня утром наткнулся на документы этой ушастой заразы.

– Слушай… А ей ведь сегодня год.

– Год? – переспросила Сабина, посмотрев на меня. Её губы дрогнули.

Должно быть, подумали мы об одном и том же. Время пролетело быстро. Но теперь оно хотя бы не ушло в никуда. Глядя на заметно выросшую дочь, я не жалел ни о едином дне. Теперь нет. Потому что ни один из них не был пустым.

– Получается, у нас сегодня есть ещё один повод для вкусного чая, – нарушила тишину Сабина. – Так что там у тебя?

Я раскрыл папку и положил на стол бумаги.

– Давно хотел тебе сказать… – начал было я, но тут покосился на Сабину. – Что значит, ещё один?

Она не ответила. Взяла бумаги и, пробежавшись взглядом по первому листу, посмотрела с вопросом.

– Ты же собирался продать дом отца.

– Собирался. Но не продал. Пусть останется, для Жасмин. Хоть дочери и не полагается жить отдельно, мало ли…

– Дочери не полагается, – Сабина пару секунд наблюдала за Жасмин. Посмотрела на меня. – Зато полагается сыну.

Улыбки не было. Зато карие глаза приобрели особенный оттенок. Сабина смотрела на меня и больше ничего не говорила, а воздух вокруг становился всё гуще, всё явственнее в нём чувствовалась сладость белых с золотой сердцевиной цветов.

Догадка пришла мгновенно. Я стоял в каких-то сантиметрах от жены и не мог заставить себя сдвинуться с места. Тонул в омуте её глаз, пленённый, околдованный, а доносимое ветром птичье пение оттеняло гулкие удары сердца.