Золотые рельсы - Боумен Эрин

Железнодорожное полотно здесь словно стиральная доска. Меня мотает и подбрасывает, пока я иду по проходу, и боль от ушибов, оставшихся после стычки с Диасом, вспыхивает снова. Пассажирские вагоны в этом поезде совсем не такие шикарные, как те, что мы грабили на Южно-Тихоокеанской, но местный народ вполне доволен. Я высматриваю ребят Роуза, но никого не встречаю до самого вагона-ресторана. Открываю дверь и вижу его — Лютера Роуза собственной персоной, сидящего за маленьким столиком на двоих.

Он поднимает голову и, увидев меня, улыбается самой широкой и радостной улыбкой, которую я у него когда-либо видел. Для этого он даже вынимает изо рта сигару, так что мне видны все его зубы до единого. Он кивает на место напротив. На столе нет еды, но бокалы полны виски до краев, так что немного даже разливается, когда поезд трясет особенно сильно.

— Мерфи, — говорит Роуз, ставя стакан. — Я уже начал сомневаться, что ты появишься.

— Это было не так-то просто, — говорю я, усаживаясь.

Немногочисленные пассажиры рядом заняты своей едой и разговорами, никому нет дела до нас. Единственные двое, которые прислушиваются, склонив голову, сидят прямо за спиной у Босса — Кроуфорд и Баррера.

— А где Диас? — спрашиваю я.

— А где Колтон?

— Я первый спросил.

Это смело, особенно с Роузом, но он знай себе улыбается, лениво приподняв бровь.

— Да какая разница, где он, сынок? Сигару?

Он протягивает ее мне вместе со спичками.

— Я сказал привести всех. Где же он?

Роуз делает большой глоток, ставит стакан и, наконец, нарочито медленно говорит:

— Он с Де Сото.

Я замираю с зажженной спичкой в руке, забыв поднести ее к сигаре. Точно, Де Сото — его не было с остальными, когда мы столкнулись в прерии. По крайней мере, я его не видел. Но он был где-то рядом, должно быть, прятался. А когда я отправился в путь, настолько измотанный, что с трудом поднимал голову, чтобы видеть дорогу перед собой, вот тут-то он и поехал за мной.

Поехал за мной и все увидел — и дорогу к убежищу Колтонов, и то, что тропа не сужается, а вокруг дома нет охраны, — и привез эти сведения банде, Де Сото, который никогда не говорит ни слова, если к нему не обращаются, который всегда сливается с пейзажем, охраняет тыл, рыщет в тени. Тихий и незаметный Де Сото — тот, о ком всегда забывают. И я о нем забыл. Я пожадничал и попытался обмануть дьявола, забыв, что это невозможно. Ведь он всегда играет по своим правилам, и правила эти всегда меняются. Дьявол терпелив и коварен, он ждет своего часа, чтобы приметить наше слабое место.

Роуз мог приказать им атаковать той же ночью, когда я вернулся, залитый кровью. Или в любой день позже. Но он велел им отступить. Он ждал того момента, когда Колтоны будут поодиночке и их легко будет захватить. Лютер Роуз намерен поймать двух зайцев сразу — отомстить и получить золото.

Пламя обжигает мне пальцы, и я выбрасываю спичку.

— Мы неслыханно разбогатеем, когда все это закончится, Мерфи, — Роуз водит пальцем по кромке стакана и улыбается. — Я отберу жизнь у этого ковбоя, а Диас с Де Сото заберут его золото. Все, что Джесси Колтон украл у моего брата, я получу обратно.

Я вспоминаю Шарлотту в дверях и то, как обещал ей вернуться к сумеркам. Я думаю о Кэти и малыше, который мог уже появиться на свет. Я думаю, что им некогда быть начеку, они не увидят нападающих, им не отбиться. Я думаю до тех пор, пока не представляю себе закономерный финал, и мне становится плохо.

— Это стоит отпраздновать, — говорю я без выражения.

— Ты так считаешь? Итак, за дело. Где ковбой?

— Его здесь нет.

— Врешь.

Вагон резко качнуло. Еще немного виски выплеснулось из моего нетронутого стакана.

— Он был слишком напуган, когда я вернулся избитый до полусмерти. Мне не удалось убедить его сесть на поезд. Но он будет в Прескотте. У него там дела, я отведу вас туда, где он намерен быть.

— Мерфи, — медленно говорит Роуз.

Я нашариваю другую спичку.

— Мерфи! — это звучит предупреждением.

Я чиркаю спичкой.

Роуз потянулся к кобуре.

— Сынок, либо ты говоришь мне правду, либо…

Я бросаю спичку на стол, залитый виски, пока Лютер не успел достать оружие, и мгновенно вспыхивает пламя…

Глава сорок вторая

Шарлотта

К середине утра я чувствую усталость. Я не жалуюсь, ведь Кэти приходится куда тяжелей. Она словно не замечает прошедших часов, а у меня урчит в животе и устали глаза. Я с восхищением думаю о маме, которая, отправившись к роженице, могла отсутствовать по двое суток.

По крайней мере, уже скоро. Я чувствую головку ребенка.

Я говорю Кэти, что все идет хорошо, ребенок все ближе с каждой схваткой, скоро мы увидим его и все мучения будут не напрасны.

Я повторяю то, что говорила в таких случаях мама, и отгоняю мысли об ужасных случаях, таких как рождение мертвого ребенка или кровотечение, приводящее к смерти матери.

Кэти такая сильная, что с ней ничего такого не произойдет.

Но все-таки жизнь редко бывает справедлива.

Прошел еще час потуг, но ребенок все еще не появился на свет. Лоб у Кэти в поту, волосы прилипли к плечам

— Совсем скоро.

— Ты это говоришь уже несколько часов, — кряхтит она.

— Теперь точно. Еще чуть-чуть.

Она дышит, пережидает, а на следующей схватке старательно тужится. Я стою наготове в изножье кровати, протягиваю руки, и все же едва успеваю схватить ребенка — он скользкий от крови. Я переворачиваю его.

— Это мальчик.

Но он не плачет. Его кожа красновато-синюшного цвета.

Наверно, они всегда такого цвета поначалу. Я точно не помню. Прошло много времени с тех пор, как я помогала маме принимать роды.

Я слегка хлопаю младенца по спине, и он кашляет. Слизь из его рта и носа у меня на руках, но я не замечаю этого, потому что он заплакал — громко, пронзительно. Какие прекрасные звуки!

Я бережно отдаю его Кэти, младенец касается ее кожи и замолкает. Теперь плачет Кэти, улыбаясь от счастья, слезы текут по ее щекам.

— О боже! — Она целует младенца в лоб и шепчет: — Привет, Уильям!

— Уильям?

Отличное имя, имя сильного человека.

— В честь брата Джесси. Джесси тоже был уверен, что родится мальчик. Все-то он знает.

Она обводит комнату глазами:

— Где же он? Пусть войдет.

— Его нет, Кэти. Они уехали с Ризом.

— На поезде, — она вспомнила.

— Да, но он вернется. Они вернутся оба.

Я беру чистое полотенце и старательно обтираю ребенка, лежащего у Кэти на груди. Обрезав пуповину, велю Кэти попробовать кормить его. Она кивает, приглаживая клочок темных волос на голове младенца, почти забыв о моем присутствии. Я выхожу за водой. Скоро выйдет послед, потом я помогу Кэти перебраться на другую кровать, чтобы снять и выстирать окровавленные простыни.

— Шарлотта, — говорит Кэти, когда я уже у дверей. — Спасибо, что вернулась.

— Ты бы и сама справилась.

— Не в том дело.

Она выглядит усталой, но светится от радости. Я улыбаюсь в ответ. Теперь я понимаю, почему мама не бросила эту работу. Даже после того, как отец обеспечил нам комфортную жизнь, она не хотела расстаться с этим. Бывали дни, когда она возвращалась убитая горем. Но было очень много светлых дней. Это ведь настоящее чудо, обыкновенное, но каждый раз ослепительное.

Я беру ведро и выхожу.

За мной бежит Матт, игриво покусывая меня за пятки. Мне кажется, он наконец признал меня за свою.

Солнце стоит высоко. Малыш Уильям родился в прекрасный январский день. Я надеюсь, в этот день его родители освободятся наконец от банды Роуза. Сердце мое бьется сильнее, когда я думаю, как там Риз и Джесси, и напрягаю слух, словно отсюда можно услышать гудок паровоза.