Жнец и Воробей - Уивер Бринн

Потом закрывает внутреннюю дверь и исчезает в доме.

Я больше не обращаю внимания на Мэтта – пусть корчится в грязи, где ему самое место. Дойдя до мотоцикла, заношу над сиденьем разбитую ногу, и вдруг что-то цепляет изнутри кожаную штанину. Боль накатывает новой волной, но я терплю. Завожу двигатель, стискиваю пальцы на рычаге сцепления. Переключаю передачу. Жму на газ и выматываюсь с этой чертовой фермы.

Куда?

Не знаю.

Вперед. А дальше чутье подскажет.

Обещание

Я заворачиваю за угол, к дому, перехожу с бега на быстрый шаг. Теперь, после вечерней пробежки, самое время посидеть на пороге со стаканчиком «веллера». Я однозначно заслужил: и побегал как следует, и в клинике денек выдался тот еще – сперва Френ Ричардс с вросшим ногтем, потом Гарольд Макинрой с гигантским фурункулом.

Мой домик уже видно, и тут на смарт-часы приходит оповещение.

Зафиксировано движение у входной двери.

– Да чтоб тебя, Барбара! – выдыхаю я, разворачиваясь на месте: надо двигать назад, в сторону центра. Достаю телефон, открываю приложение дверного звонка. – Это опять ты, чертова бешеная…

И вдруг останавливаюсь как вкопанный. Там, у двери, вовсе не Барбара.

На экране камеры незнакомая женщина. Темноволосая, в кожаной куртке. Лицо рассмотреть не успеваю – она отворачивается в сторону улицы. Заметно пошатывается. Пьяная? Приехала, наверное, на цирковое представление и немножко перебрала в пивной на ярмарке. Может, нажать вызов и окликнуть ее? Я уже готов опустить палец на кнопку, но отчего-то медлю. Наверное, надо включить сигнализацию. Давно не включал – слишком уж часто она срабатывает посреди ночи, спасибо Барбаре. Полицию вызвать, вот что надо, думаю я, не отрывая глаз от экрана. Но и этого почему-то не делаю.

Даже когда незнакомка у меня на глазах вскрывает входную дверь.

– Черт!

Сунув телефон в карман, я бросаюсь бежать.

На ходу делаю нехитрый подсчет: сейчас, после долгой пробежки, я способен максимум на милю за пять с половиной минут. А значит, буду на месте через семь минут девять секунд. Может, и скорее, если поднажму.

А в итоге кажется, что бежал целый час. В легких жжет, сердце буквально выпрыгивает. Я замедляюсь, сворачиваю за угол, к клинике – и к горлу подкатывает тошнота.

Свет в окнах не горит. Смазанный кровавый отпечаток ладони на дверной ручке – единственный признак, что внутри кто-то есть. Рядом, на обочине, валяется мотоцикл со здоровенной вмятиной на топливном баке. Ключ еще торчит в замке зажигания, хромированный двигатель тихо пощелкивает, остывая. На дорожке, ведущей к двери, лежит черный мотоциклетный шлем, разрисованный красно-оранжевыми цветами гибискуса.

Я потираю шею ниже затылка, потная ладонь скользит. Кручу головой туда-сюда, потом еще раз. Никого, я здесь один. Достаю телефон из кармана, крепко сжимаю.

– А, хрен с ним!

Включаю на нем фонарик и иду к двери. Она не заперта. Свечу в коридор, в узком луче влажно поблескивает кровавый след подошвы. Ниточка багровых капель тянется по плитке через приемную, мимо стойки администратора. Уводит дальше, в коридор, как в сценарии какого-нибудь ужастика. Страшная смерть – там.

И, словно канонический дурак в каноническом ужастике, я иду по этому следу. Останавливаюсь только в конце коридора. Дальше начинаются смотровые кабинеты.

Нигде ни звука. Никаких посторонних запахов, только резкие пары антисептика, которые, кажется, оседают в горле при каждом вдохе. И везде темно, только светится значок аварийного выхода.

Снова свечу на пол. Кровавый след уводит за закрытую дверь смотровой номер три.

Глубоко вздохнув, подхожу. Приникаю к двери ухом и, затаив дыхание, слушаю. Тишина. Даже когда я толкаю дверь и она поддается. Но что-то мешает ее открыть… Сапог. Неестественно вывернутая нога. Неподвижное тело женщины.

В голове словно переломили неоновую палочку – так резко включился мозг. Я щелкаю выключателем, и на потолке вспыхивают флюоресцентные лампы. Врачебные навыки и критическая ситуация делают свое дело: я врываюсь в смотровую, опускаюсь на колени возле распростертой на полу женщины.

На правом бедре у нее импровизированный жгут – из ее же собственной рубашки. Еще один, уже из моего шкафа, завязан чуть пониже. Но толком не затянут – видимо, не хватило сил. На полу россыпью валяются расходники из того же шкафа: бинты, ватные тампоны, ножницы. Кровь течет по лодыжке, по полу расползается красная лужа. Сладкие запахи банана и ананаса страшно контрастируют с окровавленным обломком кости, торчащим из голени. Кожаная штанина срезана до самой раны. Похоже, единственное, на что ее хватило, – это освободить зону открытого перелома.

– Мисс. Мисс! – негромко окликаю я.

Она лежит спиной ко мне, лицо скрыто за темными волосами. Я касаюсь ладонью прохладной щеки, осторожно поворачиваю голову к себе. Рот приоткрыт, дыхание учащенное, поверхностное. Двумя пальцами проверяю пульс на шее, другой рукой легонько похлопываю по щеке.

– Ну же, мисс, очнитесь!

Незнакомка чуть морщит лоб. Длинные темные ресницы подрагивают. Она стонет. Открывает глаза – темные озера отчаяния и муки. Нужно, чтобы она была в сознании, но видеть ее искаженное болью лицо отчего-то невыносимо. Жалость раскаленной иглой пронзает сердце. Я давно научился отметать ее прочь, иначе не смог бы работать. Но почему-то сейчас, когда наши взгляды встретились, это давно забытое чувство всплывает из глубин подсознания.

Девушка вдруг хватает мою руку, до сих пор лежащую у нее на шее, и сжимает, одним прикосновением превращая миг в вечность.

– Помогите, – шепчет она. Пальцы разжимаются, рука безвольно падает.

Я смотрю ей в лицо еще одно мгновение. Один удар сердца.

А потом встаю и принимаюсь за дело.

Вынув из кармана ее куртки бумажник, спешу к холодильнику за льдом, попутно набирая 911. Читаю диспетчеру данные с водительских прав пострадавшей, описываю физическое состояние. Двадцать шесть лет, найдена без сознания, вероятно, попала в аварию на мотоцикле. Вернувшись в смотровую, вижу, что в себя она так и не пришла. Откладываю телефон и пакеты со льдом, надеваю ей на руку манжету тонометра. Открытый перелом голени. Сильная кровопотеря. Пониженное кровяное давление. Пульс учащается.

Я ввел ей катетер, чтобы можно было сразу поставить капельницу, и наложил на ногу нормальный жгут. Но она по-прежнему без сознания. Приезжает скорая, врачи фиксируют шиной сломанную ногу. Мы укладываем пострадавшую на каталку, загружаем в фургон, он трогается с места. Каталка дергается, но даже тогда девушка не приходит в себя. Я беру ее за руку, мысленно повторяя: это для удобства, чтобы сразу почувствовать, если она очнется.

И наконец это происходит. Ресницы, чуть дрогнув, поднимаются, ее взгляд встречается с моим. И раскаленная игла снова вонзается мне в сердце. Фельдшер надевает девушке кислородную маску, и прозрачный пластик тут же запотевает изнутри. Дыхание учащается – вместе с сознанием вернулась и боль.

– Я доктор Кейн, – тихо говорю я, сжимая ее ладонь, холодную и влажную. – Мы едем в больницу. Вас зовут Роуз?

Она пытается кивнуть, но мешает жесткий шейный фиксатор.

– Постарайтесь не двигаться. Вы помните, что с вами случилось?

Роуз закрывает глаза, однако я успеваю заметить мелькнувшую в них панику.

– Да, – отвечает она. Сирена почти полностью глушит тихий голос.

– Попали в аварию на мотоцикле?

Глаза широко распахиваются, складочка меж бровей становится чуть глубже. Немного помедлив, девушка говорит:

– Да. Я… выехала на скользкую дорогу и упала.

– Болит спина или шея? Что-то, кроме ноги, беспокоит?

– Нет.

Фельдшер срезает самодельный жгут, которым Роуз перетянула ногу, и аромат пина колады усиливается. Наклонившись чуть ниже, я тихонько спрашиваю:

– Алкоголь не употребляли?

– Чего? – Она морщит нос под маской, а потом вообще сдвигает ее, хотя я пытаюсь помешать. – А вы точно доктор?