Крылья (СИ) - Славина Ирена

— Вылетает куда?

— У тебя есть Шенгенская виза?

Вопросы прозвучали одновременно.

— Есть, — ответила я, мысленно вознося благодарности папе, его профессии и всем этим немцам, которым вздумалось нанять его на работу.

— В Швейцарию, — ответила она и начала торопливо объяснять. — Теоретически можно ждать до утра, чтобы здесь сесть на самолет до Киева, а в Киеве пересесть на другой самолет, но подходящие рейсы вылетают слишком поздно. На машине будет быстрее. Так что едем в Киев, а утром сядем на самолет до Швейцарии. Можешь поспать в машине.

— Спасибо за заботу, но вряд ли я смогу сегодня спать, — сказала я, бегая по комнате и бросая в сумку вещи. — Там на кухне есть кофе, если хочешь... А я пока быстренько соберусь. Кстати... На сколько дней, сколько вещей и денег...

— Возьми самое необходимое. Если чего-то будет не хватать, то мы пройдёмся по магазинам, не проблема. О деньгах не думай. Главное... соберись с силами, — сказала она и направилась на кухню.

Я стянула колготки. О, теперь ясно, какое облегчение испытывает змея, сбрасывая старую кожу. Когда с сумкой было покончено, — она оказалась на удивление лёгкой — я побежала в душ смыть лак с волос. Если бы мне кто-то когда-то сказал, что однажды я отправлюсь за границу с человеком, которого знаю от силы двадцать минут, я бы просто отмахнулась от этого слабоумного болтуна.

Душ взорвался снопом горячих струй. Я стёрла с лица подтёки туши и, дав себе ровно пять минут, села, поджав ноги и уронив в ладони голову. Только сейчас, очнувшись от первого потрясения, я начала понимать истинный смысл всех сказанных слов. Он умирает. Тот, которого я люблю, — умирает. И если это сказал мне самый близкий его человек, то это правда. И если его сестра смирилась с этим, то значит деньги и связи, которыми их семья безусловно располагает, — бессильны. И если он готов умереть, то шансов на выздоровление нет. Можно только отсрочить, оттянуть, выклянчить у судьбы несколько драгоценных лет, Дио сказала, что есть поддерживающие лекарства, но потом...

Я сделала напор сильнее, чтоб за стеной, на кухне, ничего не было слышно, и дала волю слезам. Хотя наверняка она всё поймёт, когда увидит мое распухшее лицо и красные глаза...

Мне нужно, просто необходимо, поскорей увидеть его. Дотянуться до него, дотронуться, прижаться к нему, и тогда я помогу ему найти смысл жить дальше. Может быть, хоть какой-нибудь самый небольшой, незначительный, ничтожный, но смысл... Если только всё, что я ему предложу, будет иметь для него хоть какое-то значение...

***

Машина резво тронулась с места. Я вцепилась в сумочку и зажмурилась, перебирая в памяти все те немногие вещи, которые успела взять с собой. Подумать только, уже завтра днем я увижу его.

— Ты в порядке? — отозвалась Дио. — Еще не поздно отменить своё решение.

Я резко повернулась к ней.

— Почему ты допускаешь мысль, что я могу передумать? Нет и нет!

— Если честно, я до сих пор не могу поверить, что нашла тебя, и девяносто процентов, что мой брат расхочет прыгать с моста, — призналась она.

— Дио, я даже не знаю, что сказать ему, а ты уже даешь девяносто процентов, — пробормотала я. — Что, если у меня не получится?

— Тогда я отвезу тебя домой сразу после похорон. Ну или раньше, если ты не захочешь там присутствовать.

Я онемела на добрых две минуты.

«Она не собирается щадить мою психику», — вдруг совершенно чётко осознала я. Она не будет лелеять мои слабые надежды, если надеяться не на что. Она отмерит ровно столько, сколько есть, и ни граммом больше, ничего не приуменьшая и не приукрашивая.

— Я уже один раз мысленно похоронила его. Так что сделаю всё, чтобы не пришлось делать это снова. По крайней мере, в ближайшие три года, — решительно сказала я, отгоняя рой чёрных-пречёрных мыслей.

Сделаю всё, если только он позволит мне.

18. Обними меня настоящую

Расстояние до Киева Дио пролетела еще быстрее, чем когда-то Феликс. Когда начало светать, мы были уже на подъезде к городу. В её манере вождения было что-то сверхчеловеческое: она так уверенно справлялась с машиной, словно начала брать уроки вождения еще в детстве. Она пренебрегала правилами и скоростными ограничениями. Будущее машины, её тоже, по-видимому, не волновало: когда ту подкидывало на ухабах, Дио даже бровью не вела.

Говорить с ней было легко, как будто мы были знакомы не первый день, а то и год. Она с удовольствием рассказывала о том городе, где они сейчас живут, о странах, в которых побывала, о своём языке, о том, какую музыку она слушает и какие книги читает. Однако, когда речь заходила о её семье, она предпочитала незаметно менять тему. Я поняла, что несмотря на объединявшую нас миссию, её секреты остаются её секретами. На вопрос, чем занимается её семья, она коротко ответила «фармацевтический бизнес» и больше никаких подробностей. Хорошо усвоив урок, преподанный Феликсом, я наступила себе на горло и решила больше ни о чём не спрашивать. Если она не говорит, значит на то есть причины. Я сделаю всё, что в моих силах, и взамен мне ничего не нужно.

Его любовь разве что...

Но о последнем мне не хватало смелости даже думать.

На вопросы о Феликсе она отвечала чуть более охотно, и я не переставала удивляться теплоте, наполнявшей её голос, когда она говорила о нём. Что же такое могло произойти между этими двумя такими разными людьми, сблизившее их до такой степени, что они стали не просто друзьями, приятелями, партнерами, а именно братом и сестрой. Общая религия? Секта? Тайная группировка? Из головы не шёл их странный язык, спокойная роскошь одежды, и какая-то завораживающая сдержанность во всем: в движениях, в жестах, в речи. Как будто они повидали в жизни слишком многое, чтобы чему-нибудь удивляться, пережили слишком многое, чтобы испытывать страх, и знали слишком много, чтобы оказаться в затруднительном положении.

Рядом с Дио я чувствовала себя крохотным пустоголовым буйком, который треплют из стороны в сторону волны обстоятельств, и который слишком лёгок и мал, чтобы иметь своё мнение перед лицом стихии. В то время как она представлялась как минимум субмариной, которая не только сама выбирала свой курс, но и видела всё, что творится в самом сердце пучины.

— Не вижу ни одного самолета в Швейцарию, — сказала я, таращась на табло с расписанием рейсов. — Кстати, куда именно мы летим? Женева? Цюрих?

— Лугано. Мы полетим до Милана, а оттуда на поезде или такси, так будет быстрей всего, — ответила Дио и бодро направилась к стойке регистрации, волоча за собой внушительный чёрный чемодан, который пять минут назад извлекла из багажника.

— Ты приезжала в Украину за мной, на два дня?

— Исключительно за тобой.

— И что же тогда в этом чемодане?

— Первая подсказка: я не знала, будет ли у тебя загранпаспорт и шенгенская виза.

Я ошарашенно захлопала ресницами.

— Догадываюсь, но вслух сказать страшно, — растерялась я.

— Вторая подсказка: если знать, как правильно вклеить твою фотографию в фальшивый паспорт, то любые двери открываются легче, чем киндер-сюрприз.

Я открыла рот от изумления.

— Можно было бы конечно сделать всё заранее, если бы у меня была твоя фотография, но у меня её не было.

— Там оборудование, чтобы сделать мне фальшивые документы, — тихо сказал Буёк, испытывая огромное облегчение оттого, что всё-таки не пришлось делать ничего противозаконного.

— О нет, всего лишь кой-какое барахлишко для фотосъемки, пара печатей и хороший клей, — лукаво улыбнулась Субмарина.

Мы подплыли к стойке.

***

В туалете аэропорта я еще раз наревелась, от радости, что скоро увижу Феликса, и от ощущения вселенской жестокости и несправедливости, которая сначала забрала у меня мать, потом сводного брата, едва не отняла обожаемую мачеху, а теперь готовилась проломить мне в груди новую кровоточащую дыру...

Потом я наглоталась успокоительного, стараясь не думать о том, что сейчас сотне людей предстоит сесть в самолет, за штурвалом которого, вполне вероятно, на высоте десяти тысяч метров вместо пилота окажется перепуганная семнадцатилетняя школьница...