Дерзкая вишня - Эдви Дария

Богатый, самодовольный говнюк итальянского происхождения. От таких, явно, не стоило ждать чего-то хорошего, только лишь проблемы. Собственно, он уже их доставлял своим присутствием здесь вне рабочего времени.

Из его рта вырвался смешок, когда взглядом мазанул по почти пустому залу и вернул ко мне. Вставать брюнет не торопился, лишь сел еще поудобнее, когда я же руки сложила на груди, а моя вскинутая бровь говорила громче сказанных слов.

– Как тебя зовут? – его губы растянулись в ухмылке несмотря на то, что наткнулся на мой презрительный взгляд. – Брось, я же задал простой вопрос.

– Меня зовут – не твое собачье дело.

– Довольно мило, – хмыкнул в ответ. – За что тебя родители наградили таким именем?

– Наверное, предвидели, что могу повстречать идиота, – глаза сами ушли вверх под ресницы, а я решила больше не тратить своего времени на наглеца.

Отойдя к сцене, взяла в руки гитару и устроилась на краю, – ее нужно было настроить. Ликос уже занес синтезатор и тоже занимался его настройкой, пока Финни вышел покурить, оставив телефон и пачку сигарет на высокой колонке. На улице со стороны черного выхода уже курили остальные, пока Эван, Паола и Роби решили сходить в соседний ресторанчик и купить что-нибудь поесть.

Взгляд поднялся вверх, когда зацепился за начищенные дорогие мужские туфли, остановившиеся напротив, – говнюк решил продолжить создавать проблемы, на что получил от меня недовольный вздох.

Ликос напрягся, остановившись и переключив свое внимание на брюнета, но не вмешивался. Ему и не нужно было.

– Вы планируете уходить?

– Ты так умело перепрыгиваешь с «вы» на «ты» и обратно, что я немного в замешательстве, – его кофейные глаза скользнули к гитаре в моих руках, упирающейся в бедра. – Сыграешь что-нибудь?

– Сыграю, – кивнула, вернув внимание к инструменту. – Когда уйдешь, – и продолжила настройку.

Вторая струна, высокая, звонкая, туго натянутая, сопротивлялась и чуть дрожала, когда я регулировала натяжение. Третья же звучала гораздо мягче.

Брюнет взглянул на наручные часы, следом в сторону бара и снова в мое лицо.

– Во сколько выступаете?

– В семь вечера, – рот открылся у меня, а звук пошел изо рта Ликоса, все также слушавшего наш разговор.

Говнюк довольно ухмыльнулся, мне же оставалось только фыркнуть.

– Не думаю, что ты такое слушаешь. Не стоит тратить свое драгоценное время.

– Лисенок, откуда тебе знать, что я слушаю? Да и кто такая, чтобы распоряжаться моим драгоценным временем? – ему было точно весело, а у меня в крови уже вулканическая лава подбиралась к горлу.

– Как… как ты меня назвал? – пальцы сильнее сжали гриф.

– Ты же, вроде, музыкант. Проблемы со слухом? – усмехнулся он, не сводя с меня своих карих глаз.

– Такие же, как у тебя со зрением, – прошипела, напомнив о расписании на двери.

– Мне не сложно повторить, – от него пахло лимонной конфетой, которая перекатывалась в его рту, ударяясь о зубы, и за километр несло самоуверенностью, на пару с чертовой наглостью. – Ли-се…

– Арлин, – три головы мгновенно вправо, к бару и черному выходу.

Рати хмурился, подходя к нам, а за ним не спеша шагал Тэкито. Тот же хмурым был почти всегда, а не по ситуации.

– В чем дело?

– Все в порядке.

Брюнет окинул взглядом нашу компанию, задумчиво ткнув языком в стенку щеки, и улыбнулся:

– Я зашел к Базу, он меня ждет. Увидел, что какая-то группа готовится к выступлению, и решил узнать, во сколько оно будет. Все-таки, здесь уже давно никто не выступал, – кофейные и почему-то, казавшиеся опасными, глаза устремились с парней на меня. – Хочу послушать.

– Чем больше людей, тем лучше, – довольно хмыкнул Ликос.

– Мы начнем в семь, – Рати убрал руки в карманы черных шорт. – Лучше прийти пораньше, чтобы занять место. Столиков, как видишь, не много.

Он, в отличие от меня, сразу не стал церемониться, перейдя границы и «тыкнув» брюнету, который, в свою очередь, подарил моему парню согласный кивок. Выглядел он, как наш ровесник, так что, скорее всего, Рати и не посчитал нужным устраивать театр фальшивых вежливостей.

– Я приду. А теперь, прошу меня извинить, – уголок губ был приподнят в дерзкой ухмылке, когда незнакомец удалился за барную стойку, отправляясь, видимо, на поиски владельца заведения.

Финни же почему-то вывернул из-за стойки, проходя мимо того, кто сшибал всех своей наглостью и запахом лимонной конфеты.

– Ты же был на улице, – протянул с сомнением Ликос, и тот пожал плечами, запрыгнув на невысокую сцену.

– А еще я был в туалете. Для посетителей еще не убран, и я решил сходить в тот, что для персонала.

– Не уверен, что так можно.

– Без разницы. Вы уже нашли себе нового друга? – его взгляд метнулся к Тэкито. – Тэ, признайся, что это была твоя инициатива, да?

Убрав волосы от лица, папа-группы слова смешал на выдохе:

– Я в этом участия принимал примерно столько же, сколько в моей жизни это делал отец, – и сел рядом со мной на край сцены.

Он не звучал так, словно, это его как-то задевало. На самом деле, все совсем наоборот. Пускай, Тэкито и был немного угрюмым, но тема отца всегда озвучивалась с шуткой, хотя, каждый из нас знал, что именно из-за него наш папа-группы стал таким молчуном.

Если уж на то пошло, то никто из нас никогда не был в полном порядке. Брошенные дети, и у каждого была своя история до того, как перед ними открылись двери детского дома в небольшом городке Калифорнии, США – Риверсайде.

Когда Тэкито было восемь, он сам лично снимал своего отца с петли на крошечной кухне их дома. В семь родители Роберты погибли в автокатастрофе, а африканские родственники со стороны мамы не собирались связываться с ребенком, в котором текла кровь немца. Эван до сих пор иногда звонит матери-алкоголичке, чтобы узнать, жива ли она еще. Ликос же своей лишился в шесть лет – утонула, а спустя два года увидел, как из окна их квартиры выпрыгнул отец. Паолу до десяти лет воспитывала бабушка, а гиперопекающие родители Финни, не позволяющие ему дышать без их ведома, угорели в пожаре, когда ему стукнуло двенадцать. Рати же в шесть понял, что не нужен ни отцу, которого никогда не видел, ни матери что решила оставить его совсем одного. Он воспитывался дядей до тех пор, пока тот не решил, что не справляется с подростающим племянником. А я даже знать не хотела ничего о судьбе своих, – итак было ясно, что им оставалось не долго с таким образом жизни. И честно говоря, мне совсем не было их жаль, даже больше, я считала, что они заслужили все, что с ними случилось.

– Мы купили китайской еды! – в зал ворвался Эван с двумя пакетами коробочек из ресторана.

– Очень интересно послушать, как вы ее нашли на улице, усеянной итальянской кухней, – смешок соскочил с губ Рати, когда подошел к столу. – И, Паола, закрой дверь, пожалуйста.

Блондинка послушно вернулась и щелкнула замком на входной двери заведения. Остальные подтянулись к столу, куда Эван уже выставлял коробочки с лапшой, которые все моментально разбирали.

– Мы решили всем взять кофе. Ну, – взгляд Роберты нашел Финни, – кроме тебя. Твой зеленый чай, – и протянула стаканчик другу, который воевал с палочками хаси. Коротко «угукнув» с полным ртом лапши, он забрал свой чай.

Еда была острой, но вкусной, и Рати, сидя рядом, точно наслаждался, – ему всегда нравилось все жгучее и огненное, чтобы опаляло язык на пару с горлом. Чего нельзя было сказать о Ликосе, который уже покраснел, как варенный рак, до самых кончиков ушей и закашливался от остроты халапеньо, запивая каждый раз несколькими глотками кофе. Оно его нисколько не спасало.

Тэкито же помыл руки и, забрав свою коробку, вытянул ноги на стуле под соседним столом.

Нам нужно было отрепетировать несколько песен прежде, чем вернуться к трейлерам и переодеться. Но пока что я отставила полупустую коробочку на стол и, подтянув колено к груди, слушала болтовню ни о чем своей семьи.