Взгляды сталкиваются.
Испытывающий против обеспокоенного.
И Уаилд, словно осознав, что смысла тянуть нет, продолжает.
- Прозвучит, словно я ревную. Но сегодня не получилось выкинуть из головы эту мысль, - сканирующе проходится взглядом. – Как часто ты вспоминаешь свое прошлое, глядя на мое лицо?
Наверное, я ждал этого вопроса, оттого ничуть не удивляюсь.
Хочется только одного - быстрее покончить с этим.
- Честно, никогда не задумывался, не подсчитывал, - и понимая, что в этом случае краткостью не отделаюсь, продолжаю. – Иногда мысль о нем проскальзывает едва уловимо, иной раз врезается прямым фактом в лоб, но не считаю, что причина в твоем лице. Почему спросил об этом?
- Сколько бы ни ставил себя на твое место, не могу понять, что бы испытывал я и как поступил бы. Наверное, тяжело изо дня в день видеть в другом человеке напоминание о том, кого давно нет в живых. Вряд ли такое можно игнорировать. Я бы не смог.
Не уверен наверняка, но в голову закрадывается смутное подозрение, что не все так просто, словно Уаилд не договаривает, огибает ненужными вопросами самый важный. И пускать на самотек этот диалог я не собираюсь. Раз уж так получилось, что сегодня мы затронули эту тему, я просто обязан сделать так, чтобы в будущем ее повторное появление было маловероятно. А для этого нужно докопаться до истины и ответить на все вопросы, даже те, что, возможно, останутся не озвученными.
И почему я не экстрасенс?
Все было бы намного проще.
И в то же время намного сложнее…
- Не сравнивай себя с ним. Вы абсолютно непохожи. У вас двоих слишком разные тараканы и заморочки в головах, чтобы невзначай путать одного с другим.
- Хочешь сказать, никогда этого не делал? – недоверчиво смотрит, но головы не опускает, больше не пытается скрыться под тенью волос. Но я все еще чувствую, с какой неловкостью он произносит каждое слово.
Словно боится лезть в мое личное.
Словно не уверен, есть ли у него на это право.
- Лишь первое время, - отвечаю и сам понимаю, что не вру. Я, действительно, ни разу не задумывался об этом раньше.
Стоим какое-то время в абсолютной тишине. Наполняя легкие разряженным воздухом. Каждый в своих мыслях. Не сразу разрываю повисшее молчание. Прищуриваюсь, внимательнее смотрю на его лицо, стараясь не упустить не единого мимического жеста.
- Может, не будешь темнить и ходить вокруг да около, а скажешь, что именно тебя смущает?
Закусывает губу. И какое-то время мнется. В очередной раз заставляет ловить диссонанс его образа: как он умудряется быть таким напористым, прямолинейным и одновременно абсолютно нерешительным, сомневающимся в собственных силах?
- Просто пытаюсь понять, тебе также комфортно со мной, как и мне с тобой.
«Так вот в чем вся соль?» - хочется ответить, но вовремя прикусываю себе язык.
- И при чем здесь Нил? – недоумеваю, слабо понимая чувства другого человека, который смотрит на эту проблему под другим углом. Для него все произошедшее девять лет назад изготовлено из отличных от моих продуктов и подано совершенно под иным соусом - отсюда и разница восприятий.
Соображаю, что уже держусь за нужную нить, и остается только потянуть на себя, чтобы распутать клубок. И делаю следующий шаг.
- Поверь, в памяти все настолько смутно, словно я никогда и не знал его. Слишком мало осталось реальных фактов, характеризующих и описывающих Нила. Сомневаюсь, что тому виной собственное желание подсознания забыть обо всем, скорее – просто хреновая память, - выдыхаю, делая паузу. - Так что можешь не волноваться: ни ты, ни твое лицо не тревожат старые раны.
- Хочешь сказать, что сейчас ты со мной откровенен? И это не трюк, чтобы просто успокоить? – голос Кори сквозит недоверием. Для того, чтобы принять услышанное, необходимо время. И оно у него, безусловно, еще есть впереди.
Однако, видимо, не желая оставлять двусмысленность после себя, слова сами вырываются наружу.
- Комфорт между нами зависит только от тебя и только от меня. И ни давно разложившийся парень, ни твои покойные родители, ни любая другая ерунда из прошлого не могут влиять на то, что происходит сейчас. Уяснил? – резко и грубо, присыпано перцем в конце, но иначе никак.
- Уяснил, - коротко кивает, а на лицо, как по щелчку, наползает довольная улыбка.
А меня продолжает нести, не остановиться.
Мысли, не задерживаясь в голове надолго, упорно становятся словами.
- Так что выкинь из головы все свои опасения. Иначе мы еще раз поднимемся на крышу твоего дома, но вместо мантии с нее полетишь ты.
Кори взъерошивает волосы, откидывая на бок, поднимается с машины и подходит ближе, вставая напротив. Глаза искрятся от выпитого алкоголя и отражающегося света уличных фонарей и неоновых подсветок. А выражение лица меняется невообразимо быстро, прощаясь столь легко с напряженностью и задумчивостью, словно и не было этого разговора.
- Ты точно уверен, что журналист – твое призвание? Устроился бы мордоворотом к какой-нибудь влиятельной шишке – не пропал бы зря твой дар убеждения.
- Хочешь к тебе устроюсь?
Пара сантиметров и мы столкнемся носами. Специально не подаюсь ни вперед, ни назад, сохраняя этот, безусловно, дразнящий, вызывающий и провокационный момент.
- А что… Было бы неплохо – виделись бы чаще, - соглашается Кори, улыбаясь так, словно я уже нанялся к нему на пожизненное и от зарплаты отказался. Посему считаю своим долгом присыпать его мечтательную улыбку своими принципами.
- Только при одном условии: я не сплю с начальством. Чту законы профессиональной этики. Субординация… Все дела…
Тут же отшатывается, выставляя ладони перед собой в протестующем жесте, воспринимая сказанное слишком серьезно – чертов актерище.
- Ом… Забудь о моем предложении. Я не переживу.
- И что, так бездушно позволишь пропасть моему дару убеждения?
- В этом мире ради гармонии приходится чем-то жертвовать! – пожимает плечами.
- Под «гармонией» ты подразумеваешь мой член в твоей заднице? – слова завершают жест «рука-лицо», а Кори едва не давится воздухом – «юмористическая пауза» чуть не закончилась вызовом скорой.
***
Когда улицы ночного города напоминают четыре стены твоей собственной квартиры? Наверное, когда стрелка часов едва переваливает за три утра, и вокруг ни души. Разряженный воздух, практически пустые дороги, спящие с погашенным светом в окнах дома, обездвиженные машины, приткнутые к обочине, – все становится безликим. Лишь горящие неоновые вывески и приглушенно доносящаяся из приоткрытых дверей ночных заведений музыка, с редкими скупыми кучками посетителей, толпящихся у выхода во время перекура, напоминают о том, что жизнь на планете окончательно не вымерла. Апокалипсис отменяется.
Собираясь поймать такси по дороге, мы без цели и четко выверенного маршрута плетемся по улицам, потеряв счет времени и совершенно позабыв о первоначальной идее.
Пальцы то и дело переплетаются. Наэлектризованные тела то прижимаются друг другу плотнее, то, как с одинаковыми полюсами на магните, отлетают на пару метров. Скорость шага нередко и вовсе спадает до нуля. Движение тормозят то скользкие, едва ощутимые, то глубокие, высасывающие из легких воздух умопомрачительные поцелуи. Нет нужды прятаться по углам, опасаться быть замеченными или, тем более, бояться поймать на хвост фаната, желающего попытать удачу за счет пары снимков. Можно не переживать, что этой ночью кому-то будет до нас дело. Что кто-то узнает…
Мы можем сцепиться в вызывающем адский вихрь внутренних органов поцелуе, стоя посреди улицы. Лишенные стеснения. Лишенные страха. Просто превращая этот вечер в один из тех, который позже, прокручивая в памяти, обязательно захочется повторить.
Мы почти не разговариваем, большую часть времени погружаясь в молчание. Виски щекочет разум, задраивая все выходы пьяным налетом, лишая кислорода и света. Без возможности освободиться от его омута раньше, чем солнце покажется на горизонте…
