Бринн Уивер
Мастер и Жаворонок
Трилогия «Разрушительная любовь #2»
Для тех, кто пришел сюда после Палача и Черной птички, прочитал триггеры на Мастера и Жаворонка и подумал: «Она ведь невсерьез про пиццу… верно?»
Это для вас.
ПРОЛОГ_ЗАЖИГАЙ
ЛАРК
— Это называется последствиями твоих действий, милый, — говорю я, отвинчивая фитиль от фейерверка, закрепленного между бедер Эндрю.
Его крики достигают апогея, но заглушаются скотчем, которым я заклеила ему рот.
Глядя на меня, вы бы так не подумали, но это правда… мне нравится смотреть, как он мучается.
Эндрю рыдает и мечется в кресле. Я широко улыбаюсь, оставляю его одного на поляне и продолжаю пятиться к линии деревьев, останавливаюсь достаточно близко, чтобы видеть страх в его глазах, достаточно далеко, чтобы меня могли защитить толстые стволы. В приглушенных мольбах слышится отчаяние. Его учащенное дыхание вырывается из носа клубами пара, которые тянутся к звездному небу.
— Ты знаешь, почему у тебя петарда привязана к члену, а у меня зажигалка в руках? — кричу я.
Он качает головой, затем кивает, как будто не может решить, какой ответ прекратит эту пытку. Правда в том, что не имеет значения, какой ответ он выдаст.
— Если бы я сорвала скотч с твоего рта, ты бы, наверное, сказал, что тебе очень-очень жаль, что ты трахнул Саванну в нашей постели, пока меня не было, да?
Он быстро кивает, его предсказуемая болтовня заглушается скотчем.
«Прости, мне чертовски жаль, я больше никогда так не поступлю, я люблю тебя, клянусь…» Бла-бла-бла.
— Боюсь, мы здесь не из-за этого.
Эндрю моргает, пытаясь понять, что я имею в виду, моя ухмылка становится дикой, и когда понимает, его охватывает настоящая паника. Может быть, его пугают мои слова, или, возможно, восхищенный блеск в моих глазах. Может быть, дело в том, как я смотрю на него, не моргая. Или, может быть, в том, как я смеюсь, чиркая по колесику зажигалки. Может быть, из-за всего вместе взятого он ссытся от страха.
Моча блестит в лунном свете, стекая ручейками по его обнаженным дрожащим ногам.
— Да, милый. Я знаю твои секреты. Все.
Я не отрываю взгляда от Эндрю, пока медленно подношу огонь поближе к фитилю.
— Ой, блин, чуть не забыла, — гашу пламя. Тело Эндрю обмякает от надежды и облегчения.
Надежда. Как мило, правда.
Не буду судить так строго, ведь у меня тоже когда-то была надежда. Надежда на нас.
Но я была наивна, думая, что Эндрю мне подходит, ведь в нем есть что-то от плохого парня. Эти две татуировки казались привлекательными. Вечно растрепанные волосы выдавали его беспринципный настрой. Даже его неспособность удержаться на одной работе казалась интересной, хотя я не уверена, почему? Каким-то образом я убедила себя, что он настоящий бунтарь.
Затем он трахнул нашу общую подругу Саванну, пока меня не было в городе, и я поняла, что он не бунтарь.
Он неудачник.
И не только. Когда я узнала, что он мне изменил, я украла его телефон и поняла, насколько сильно ошибалась в своем так называемом парне. Я нашла сообщения, адресованные девушкам, некоторые были слишком молоды, и они доверились сексуальному барабанщику, который называл их красивыми и обещал все свое внимание.
Я нашла не просто плохого парня.
Я нашла гребаного хищника.
Того, кто скрывался прямо под моим носом. И много лет назад я пообещала себе одну вещь:
Никогда больше.
Когда поднимаю взгляд к ночному небу, я вспоминаю не тот момент. И даже не думаю о гневе и отвращении, которые испытала, просматривая телефон Эндрю. Я вспоминаю о серых каменных шпилях престижного колледжа Эшборна, наконечники с медными наконечниками всегда были нацелены на звезды. Даже сейчас, спустя годы, я все еще помню чувство ужаса, которое таилось в каждом моем вздохе. Это был дворец из темных комнат и отвратительных тайн. Замок сожалений.
Там хищники, подобные Эндрю, кишат как нашествие чертовой саранчи.
Иногда казалось, что в такой-то священной крепости, как Эшборн, не бывает заражения. Ведь там все красиво и величественно. Уединенно. Безопасно. Как и в природе, самые красивые вещи часто оказываются самыми ядовитыми.
А мистер Лоран Верден, художник, директор Эшборна… Что ж, он давал красивые обещания.
Меня переполняет сожаление. Я сожалею о смерти мистера Вердена. Но не так, как вы могли подумать.
Именно я должна была убить его.
И теперь моя лучшая подруга Слоан будет нести это бремя и его последствия на своих плечах всю оставшуюся жизнь.
Я вижу сверкающие точки белого света, когда жмурю глаза все сильнее и сильнее.
Когда открываю их, прошлое надежно прячется. Тогда у меня не было власти. Но сейчас все по-другому.
Хищники могут давать красивые обещания, но мои — просты и непритязательны.
Никогда.
Больше.
Может, это и не самая крутая клятва, но я делаю все возможное, чтобы исполнения моих обещаний были чертовски эффектными.
Глубоко вдыхаю свежий осенний воздух. Затем улыбаюсь Эндрю и роюсь в своей сумке, пока не нахожу портативную колонку и не подключаю к ней телефон.
— Атмосфера важна в такие моменты, не думаешь? — спрашиваю я, включаю песню «Firework» Кэти Перри на полную громкость.
Предсказуемо? Да.
Идеально? Тоже да.
Я подпеваю и не пытаюсь скрыть свою широкую улыбку. Возможно, у нас не будет никакого шанса для Эндрю, как предполагает Кэти, но у него точно будет искра1.
— Что ж, думаю, пришло время начать шоу. И ты знаешь, что сделал. Так что мы оба знаем, я не могу тебя отпустить. Как уже сказала, малыш, — говорю я ему перекрикивая музыку, пожимая плечами. — Последствия.
Я поджигаю фитиль под звуки отчаяния Эндрю.
— Чао, персик. Это было… нечто, — бросаю я через плечо, ныряя в безопасную чащу леса.
Крики Эндрю — восхитительная гармония с крещендо музыки и треском фейерверков, которые взрываются в ночи. Его страдания — это грандиозное шоу разноцветных искр, залп яркого света и оглушительного звука. Честно говоря, он таких фанфар не заслуживает. Но ему повезло.
Это пиздец как великолепно.
Не знаю, когда прекратятся вопли Эндрю, ведь после салюта начнут взрываться бутылки с зажигательной смесью виски «Triple Whistler». Эти штуки очень громкие.
Когда извержение утихает и последние искры превращаются в падающие звезды, я выхожу на поляну. Витает запах селитры, серы и от почерневшего дымящегося тела в центре луга веет паленой плотью.
Осторожными шагами я подхожу к нему. Не понятно, дышит ли он еще, но не собираюсь проверять пульс.
Для него это все равно ничего не изменит. Но я долго наблюдаю за происходящим, музыка все еще звучит позади, оттуда, где я оставила колонку в высокой траве. Возможно, я ищу признаки жизни. Или, может быть, жду признаков жизни в себе.
Нормальный человек почувствовал бы вину или печаль, да? Ну, я любила его два года. Во всяком случае, я так думала. Но сейчас сожалею о том, что раньше не узнала настоящего Эндрю.
Даже этот оттенок раскаяния притупляется чувством выполненного долга. Чувством облегчения. Есть некая сила, когда ты находишь секреты и раскрываешь их в прекрасном, ярком свете.
И я сдержала свое обещание. Никто не будет страдать, кроме тех, кто этого заслуживает. Я сама об этом позабочусь. Если наши души пачкаются за каждую отнятую жизнь, никто, кроме меня, не понесет эту метку.
Никогда больше.
Сквозь музыку прорывается тихий стон.
Сначала я не верю своим ушам, но потом он снова вырывается наружу в виде облачка пара.
— Черт возьми, малыш, — говорю я, сдерживая недоверчивый смешок. Мое сердце поет где-то в глубине души. — Не могу поверить, что ты все еще жив.
Эндрю не отвечает. Не знаю, слышит ли он меня вообще. Его глаза плотно закрыты, кожа обуглена, кровь сочится из искореженных краев обожженной плоти. Я не отрываю глаз от пара, который виднеется с его приоткрытых
