Айви Торн
Беспощадный король
1
ДЖЕКСОН
Лунные ночи всегда были моими любимыми. Есть что-то особенное в езде на мотоцикле ясной, безоблачной ночью ранней осенью. Что-то есть в резком дуновении воздуха, обдувающем твоё лицо и наполняющем нос, в запахе сосен и опадающих листьев, в боли от осознания того, что очень скоро станет слишком холодно, обледенело, заснежено для езды на мотоцикле, и тебе придётся ждать месяцы, чтобы снова испытать это чувство.
Когда я встретил Натали, она сказала, что ненавидит мотоциклы. Тогда, в свои четырнадцать лет, я думал, что она великолепна, но она никогда не будет той девушкой, которая мне нужна. Как я мог быть с девушкой, которая ненавидела то, что я любил больше всего на свете? В тот момент я был полон решимости забыть о ней, хотя, когда я впервые увидел её, идущую по кампусу подготовительной Академии Блэкмур, с черными волосами, блестящими на солнце, как вороново крыло, я почувствовал мгновенное, отчаянное желание, которое, кажется, свойственно только подросткам, потребность в чем-то, чего я хотел. Я ещё не понимал этого до конца, но знал, что это было бы для меня важнее всего на свете, если бы только я смог заполучить это в свои руки.
Она.
Я не мог забыть о ней, как бы ни старался. Я старался избегать её, но она, казалось, всегда была рядом, сверкала серыми глазами, бросала на меня взгляды, стоя со своими друзьями, и тогда я понял, что она тоже меня заметила.
Наши отношения развивались урывками. Я, как и многие мальчики моего возраста, был склонен приставать к девушкам, которые мне нравились, со временем это не сильно поменялось, но Натали умела отплатить тем же. В ней горел огонь, которого я никогда не видел ни в одной другой девушке. Это заставило меня захотеть её больше всего на свете, может быть, даже больше мотоцикла, на который я копил деньги.
Мой отец был категорически против того, чтобы у меня был такой вид транспорта. Он сказал, что это для людей низшего класса, для байкеров, которые работали на нас, и, конечно, не для меня, сына одной из семей-основателей.
— Остальные и так смотрят на Кингов свысока, как на последнюю из семей, — повторял он мне снова и снова. — Чем больше ты общаешься с теми, кто не принадлежит к нашему классу, тем хуже для тебя.
Тем меньше вероятность, что ты займёшь место наследника, вот что он имел в виду. С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы понимать, что либо я, либо один из двух моих друзей, практически братьев, будут управлять этим городом, в котором я вырос, мне внушали, что я должен быть надеждой семьи Кинг, тем, кто сделает то, что может сделать только один из них. Кинги никогда ничего не делали за всю историю города, не захватывали власть.
Я всю свою жизнь знал, что отсюда никуда не денешься, и меня это глубоко возмущало. Мне казалось, что нет смысла иметь собственные мечты или цели, когда я никогда не смогу выбрать, где мне жить, никогда не выберу свой собственный путь, никогда не буду делать ничего, кроме того, для чего, как мне сказали, я был рождён, нравится мне это или нет.
Это негодование, смешанное с подростковым бунтом, просто подтолкнуло меня проводить больше времени с «Сынами дьявола». Когда мне исполнилось шестнадцать, я твёрдо решил обзавестись собственным мотоциклом. Поскольку мой отец не был склонен покупать мне его, я начал подрабатывать на подпольных боях: драить раздевалки и туалеты и выполнять любую случайную работу, которая требовалась организаторам. Я знал, что как только я стану достаточно взрослым – мне сказали, что в шестнадцать, в этом возрасте я смогу получить права и мотоцикл, я тоже буду драться. Это подтолкнуло меня к тому, чтобы заниматься спортом, тренироваться и делать то, что в конечном итоге сформировало из меня взрослого человека, которым я стал.
И Натали была рядом во время всего этого. К тому времени, когда нам исполнилось пятнадцать, она проводила со мной больше времени, чем со своими друзьями, но мы всё ещё не целовались. Она наполняла каждый мой сон, каждое мучительное мгновение, которое я проводил в постели и в душе, держа руку на своём члене, я думал о ней, но ещё не набрался смелости прижать её к стене спортзала или к шкафчикам в перерывах между занятиями и получить поцелуй, которого я так отчаянно желал.
Но всё изменилось, когда мне исполнилось шестнадцать.
Утром в день своего рождения я прогулял школу. Я пропустил и вкусный завтрак, который приготовил для меня повар, ускользнув от родителей в столовую, чтобы прихватить с кухни маффин и отправиться в ту часть города, где находился клуб «Сынов дьявола» и где я смог бы купить мотоцикл, на который копил. Копил два года.
Сразу после этого я поехал на нём в школу, как раз вовремя, чтобы увидеть Натали в перерыве между уроками. Она бросила один взгляд на меня и мотоцикл, и на её лице появилась ослепительная улыбка, когда она направилась ко мне.
— Прокатишь меня, именинник?
Я никогда не забуду эти слова. Я повёз её в своё любимое место, на маленькую травянистую полянку на скалах на окраине города. Там, под ярким осенним солнцем, я впервые поцеловал Натали Браунинг – мой первый поцелуй и её первый поцелуй. Мы целовались, казалось, целую вечность, медленно и неловко, быстро и неуклюже, повсюду были руки и губы.
— Я думал, ты ненавидишь мотоциклы, — сказал я, когда мы остановились, чтобы подышать свежим воздухом. — Ты сказала мне это при нашей первой встрече, когда я тусовался с детьми байкеров.
— Я уверена, что всё ещё не ненавижу, — сказала она со смехом, отбрасывая свои блестящие волосы за плечо. — Но я люблю тебя, Джексон Кинг.
А потом мы снова целовались, неистово и отчаянно, пока Натали не перевернула меня на спину в траве и не оседлала мои бёдра, смеясь от удовольствия, глядя на моё раскрасневшееся лицо и полные вожделения глаза.
— Прокатишь меня, именинник?
Вот так на свой шестнадцатый день рождения я получил мотоцикл, первый поцелуй, девушку и потерял девственность – всё в один и тот же день.
Но именно такой была Натали. Когда она решала, что чего-то хочет, она добивалась этого. Когда она любила, она любила сильно. И она ничего не боялась.
Даже того, чего вероятно стоило.
До Натали всё моё время было посвящено Кейду и Дину, моим лучшим друзьям, которые оба были на год младше меня. Это не имело значения, мы росли, по сути, как братья, и год ничего не значил, особенно когда ко мне, как к Кингу, всё равно относились как к помощнику. Но с Натали я был на равных. Я был её партнёром, любовником и лучшим другом, и всё исчезало, кроме неё и меня. Наш мир сузился до того клочка травы на утёсе, куда мы ходили после свиданий, чтобы раствориться друг в друге, ночь за ночью. Это было прекрасно. Это было всё, что я хотел – она была всем, чего я хотел.
Пока моя семья не узнала о нас.
Никто не говорил мне, почему она мне не подходит, только то, что мне не разрешалось с ней встречаться, и что она не подходила для сына одной из семей, для наследника, но никто не мог объяснить почему. И, как и следовало ожидать, ни я, ни Натали не понимали почему.
И никто из нас не был готов долго держать наши отношения в секрете.
— Я хочу убраться к чёртовой матери из этого города, — сказала она однажды ночью, когда мы, задыхаясь, лежали на траве, сплетая пальцы глядя на звёзды. — Я знаю, что ты тоже этого хочешь, Джексон.
— Я хочу. Но моя семья никогда не отпустит меня. Они даже не хотят, чтобы мы были вместе.
— Да пошли они к чёрту, — яростно сказала она, поворачиваясь ко мне. — Давай просто сбежим. Они не смогут нас остановить. Они не будут. Мы убежим так далеко, как только сможем.
— Когда нам исполнится восемнадцать? — Я нахмурился, глядя на неё.
— Нет, скоро. Как только сможем. Пока не случилось что-то, что разлучит нас.
Натали не могла знать, что произойдёт. Но у неё словно сработало шестое чувство, какой-то инстинкт, который заставил её с ужасом подумать, что рано или поздно нам придётся расстаться. Мы разработали план, не очень хороший, но план, который должен был осуществиться в течение недели, уехать в штат, где нам разрешат вступать в брак без разрешения родителей, или мы просто будем прятаться, пока нам не исполнится восемнадцать, и сможем жениться, где захотим. Я взял свои сбережения, оставшиеся от заработка, и на небольшую сумму купил ей самое крошечное колечко, которое я когда-либо видел, серебряное обручальное кольцо с таким маленьким бриллиантом, что она едва могла его разглядеть, но она плакала, когда я дарил его ей в ночь перед нашим отъездом.
