Беспощадный король (ЛП) - Торн Айви

Меня не волновали деньги, которые я оставлял после себя. Меня не волновали красивые вещи, стиль жизни или вечеринки. Меня не волновало шикарное высшее образование, которого у меня никогда не будет. Всё, что мне было нужно, – это Натали и мой мотоцикл, и эти две вещи принадлежали мне безоговорочно.

Пока её не забрали у меня в одно мгновение.

Я увидел её фигуру, идущую ко мне через улицу, её руку, поднятую в знак приветствия. Грохот машины, сбившей её, – звук, который, как я только позже понял, не сопровождался визгом тормозов, который мог бы раздаться, если бы кто-то пытался остановиться, чтобы избежать столкновения с ней.

Крик Натали, звук, который я никогда не забуду.

Машина с визгом унеслась прочь, а её тело осталось лежать посреди дороги.

У неё на губах кровь.

Кровь на асфальте.

Ощущение, что моя грудь разрывается на части, словно я умираю, ничего подобного я раньше не испытывал.

Ночь, которая сделала меня тем, кто я есть сегодня.

***

Мои глаза распахиваются, когда я вырываюсь из кошмара, но я не двигаюсь. Много лет назад я, возможно, сел бы прямо, задыхаясь и обливаясь потом, но не сейчас. Я переживал это слишком часто, до такой степени, что теперь иногда понимаю, что сплю ещё до того, как просыпаюсь. Но это не помогает, потому что всё, что было в кошмаре, происходило на самом деле. Я просто переживаю это снова и снова.

Обычно кошмар заканчивается тем, что я держу Натали на руках посреди улицы, кричу, плачу, умоляю её очнуться, хотя ясно, что она мертва, что у неё проломлен череп, и никто не может потерять столько крови и остаться в живых. Это никогда не включает в себя всё, что было потом: месяцы, когда я не мог ходить в школу, из-за чего меня задержали на год, попытку самоубийства, дни, когда я думал, что не смогу жить дальше. То, как я постепенно замыкался в себе, превращаясь в оболочку самого себя, полный ненависти и злости на всех окружающих. Я винил себя, хотя и не мог до конца сформулировать, почему, и перестал встречаться с «Сынами». Единственное место, где я когда-либо видел кого-либо из них, были бои, но я перестал узнавать их, перестал делать что-либо, кроме как нападать на них всеми возможными способами.

Мне стало всё равно. Я бы не ушёл, но и не стал играть в их игры больше, чем нужно. Когда умерла Натали, я тоже.

Но сегодня ночью кошмар продолжался. Я снова оказался на той улице, пустой и тёмной, если не считать полной луны, висящей над головой, и стоял посреди неё, не имея ни малейшего представления о том, как я здесь оказался и почему.

Пока я не увидел её.

Я знал, что этого не может быть наяву, даже во сне. Я понял это, когда увидел, что волосы у неё на висках слиплись от крови, а не развеваются на ветру вокруг лица, что её челюсть слегка перекошена, а не изящна и совершенна. Я знал, что вижу Натали, но Натали после аварии, а не ту Натали, которую я любил.

Не мою Натали.

Но это не помешало ночному кошмару продолжаться, заставив меня застыть на месте, когда она направилась ко мне по улице, когда она взяла моё лицо в свои ладони, приблизила свои разбитые губы к моим, пока я не почувствовал вкус её крови на своих губах, когда она умоляла меня глухим, отдающимся эхом голосом…

— Спаси меня, Джексон. Спаси меня.

— Забери меня отсюда.

— Спаси меня.

— Не позволяй им больше причинять мне боль.

Где-то на этих словах её голос слился с голосом Афины, а затем Афина оказалась у меня за спиной, её руки легли мне на талию, её изуродованное обнажённое тело прижалось ко мне, и всё, что я мог чувствовать, – это запах и вкус крови, крови женщин, которых я любил, женщин, которых я подвёл.

Пока я не проснулся в своей постели с учащённым пульсом и сухостью в горле.

И сейчас лёжа в темноте, я понимаю, что сегодня ночью мне больше не удастся заснуть. Я также знаю, что Кейд и Дин присматривают за Афиной, и им на самом деле не нужно, чтобы я дежурил по смене, присматривая за ней. На самом деле, наверное, будет лучше, если я этого не сделаю.

Поэтому вместо этого я одеваюсь в темноте и выскальзываю в коридор.

Искушение проведать её очень велико. Я знаю, что найду её в постели, она спит, залечивая свои раны, давая своему телу время отдохнуть, залечиться и срастись заново. Мы до сих пор не знаем в полной мере, что эти животные сделали с ней, но, судя по тому, что мы смыли с её кожи, я могу представить, глядя на порезы, синяки и увечья, которые они оставили.

И как только я узнаю, кто они, они все сдохнут.

Однако я не захожу в её комнату. Я борюсь с искушением, потому что знаю, что моё пребывание там с ней, вообще рядом с ней не пойдёт на пользу никому из нас. Всё, что я могу сделать, – это причинить ей боль. И не так, как Дин и Кейд, а в более глубоком и постоянном смысле. Всё, что я могу сделать, это навредить ей, если я каким-то образом не смогу понять, как сделать то, чего я не смог сделать для Натали, а именно вытащить Афину отсюда.

Но я не могу.

И я даже не знаю, хочу ли я этого ещё. Что-то во мне разбилось вдребезги, когда она трахнулась с Кейдом на той вечеринке. И я не знаю, смогу ли я когда-нибудь восстановить это, даже если бы захотел.

Так что да. Для нас обоих будет лучше, если я не пойду туда.

Вместо этого я иду туда, где припаркован мой мотоцикл, включаю передачу, вдыхая холодный осенний аромат, включаю фары и выезжаю из дома Блэкмур. Как всегда, я ограничен пределами города, но я всё равно могу прокатиться.

Я всё ещё могу притвориться на пару часов, что это не так.

Лунные ночи всегда были моими любимыми. Но сегодня я рад, что луна скрылась за облаками. Рад, что темно, так что я могу попытаться забыть тот же лунный свет, падающий на лица двух женщин, которых я любил, и двух женщин, которых я потерял.

Потому что, нравится мне это или нет, Натали ушла навсегда.

А Афина никогда по-настоящему не была моей.

2

АФИНА

Боль, с которой я просыпаюсь на следующее утро после похищения, настолько сильная, что я почти жалею, что вообще открыла глаза. Сложно определить, откуда исходит боль, потому что она охватывает всё моё тело. Это жгучая, ноющая, пульсирующая боль, которая проникает в каждый нерв, и мне хочется снова потерять сознание, чтобы она исчезла. Во рту пересохло, и я чувствую себя так, будто несколько дней не пила воду, кто знает, возможно, так оно и было. Я не представляю, сколько времени проспала.

Меня забавляет, что я рада хотя бы оказаться в этой комнате, которая когда-то была для меня самым страшным местом на свете. Я до сих пор ясно помню, как проснулась здесь в своё первое утро в доме Блэкмур. Мой разум был ещё более затуманен, чем сейчас, а пробелы в памяти больше, и я задаюсь вопросом, что же произошло, что привело меня в эту кровать, в эту комнату, в этот дом.

Всё, что происходило после, казалось мне безумным лихорадочным сном. Однако то, что случилось со мной после того, как меня вытащили из лабиринта, было совершенно ужасающе реальным.

Я хотела бы вспомнить их лица, но не могу. Девушку, которая преследовала меня, я помню хорошо, я видела её лицо слишком много раз, чтобы забыть его. Но лица парней словно растворились в тумане, и всё, что я могу вспомнить, – это лишь ощущения.

Я бы хотела забыть об этом.

Слёзы наворачиваются на глаза, я сжимаю кулаки, вцепляюсь в простыни и крепко зажмуриваю глаза. Я пытаюсь отогнать волну воспоминаний, всё те ужасные вещи, которые они делали со мной в ту ночь, которая, кажется, длилась целую вечность. Но я не могу.

Я не могу забыть.

Всё, что я могу сделать, это закричать.

И я это делаю.

Это необычное чувство – позволять себе кричать там, где обычно нельзя. Я знаю, что не должна делать этого ни здесь, ни где-либо ещё, разве что с приглушённым криком, чтобы никого не разбудить и не напугать. Но я не могу сдержать себя. Я не могу остановить боль в своём теле, не могу ничего поделать с этой ужасной болью, которая заставляет меня желать лишь раствориться здесь и сейчас. Однако я могу облегчить другую боль.