С одной стороны, ничего сверхъестественного не произошло. Он взрослый парень. Встречается с девушками. Регулярно спит с ними. Предохраняется.
Но с другой… ей было очень больно. Внутри что-то протестовало против этого. Металось и рвалось на части. Ей было трудно дышать. И сложно думать. Она сама не знала, что на нее нашло. Почему в горле стоял ком, а на глазах наворачивались слезы. Почему всем его девушкам (а их было много, она не сомневалась) так отчаянно хотелось выцарапать глаза? Или в волосы вцепиться? Или… всем интернатом темную этим гадинам устроить?
«Тише!» — взывала Стася к последним крохам самообладания. — «Спокойно!»
К проклятым конфетам она даже не притронулась. Ощетинившись на Яна, демонстративно запихнула их обратно в карман. Парень внимательно наблюдал за ней, но никак ее действия не прокомментировал. Лишь тяжело вздохнул. К счастью, светофор загорелся зеленым, и они продолжили путь. Пряча эмоции за глупой улыбкой и всеми силами пытаясь не выказать, до какой степени смущена и обескуражена, Стася болтала без умолку. Несла всякую чушь, лишь бы не ехать в тишине. Тишина угнетала и пугала ее сильнее любого крика. Ян сдержанно улыбался, слушая весь этот бред.
Не перебил ни разу. А потом, вдруг, остановил машину, съехав на обочину. Отстегнулся. Склонился над девушкой и пленил ее подбородок, вынуждая смотреть ему прямо в глаза. Порывался что-то сказать, но упрямо поджимал губы, будто не решаясь. Наконец, спустя целую вечность, Стася услышала:
— Судя по реакции, ты… тоже это чувствуешь, да?
— Что именно? — выпалила она на выдохе.
— Ярость, — процедил сквозь зубы Ян, опаляя ее кожу своим горячим дыханием. — Дикую ярость и навязчивое желание с корнем вырвать руки всем тем, кто когда-либо прикасался ко мне. Тем, кого я целовал и…
— Нет! — взволнованно воскликнула Стася. — Ничего подобного!
— Разве? — он придвинулся ближе. — Скажи мне правду, малышка! О чем ты подумала, когда случайно презики нашла? Что почувствовала в тот момент?
«Мне хотелось убивать!» — чуть было не выкрикнула, поддавшись эмоциям. Но сдержалась каким-то чудом и рявкнула вслух:
— Не твое дело!
— Ты до сих пор не поняла? — Костров ласково провел пальцем по ее щеке. Задел уголок рта. — Все, что касается тебя — мое дело!
— Почему? — прошелестела она, задрожав под его посоловевшим взглядом.
Ян не ответил. Замолчал, продолжая удерживать ее в плену своих гипнотических глаз. А потом, вдруг, вкрадчиво поинтересовался:
— Ты веришь в судьбу?
— Нет, — призналась Стася, сражаясь за дыхание.
— А в любовь с первого взгляда?
— Не… нет!
— Вот и я не верю! Но ничего… НИЧЕГО с собой поделать не могу!
Глава 13
Наши дни…
Из плена воспоминаний ее вырвал громкий звук. Вздрогнув, Стася рефлекторно огляделась. И лишь спустя пару ударов своего взбесившегося сердца поняла, откуда этот самый звук исходит — вороны тревожно раскричались. Стася не знала, сколько времени провела у могилы матери. Она будто выпала из реальности. Но каждой клеткой ощущала, как сильно окоченела. Ее уже колотило от холода. Или… быть может… не от холода вовсе? Мыслями и душой она все еще находилась там. В машине Яна.
В его объятиях. Он поцеловал ее тогда. Впервые. Решительно и властно. Отчаянно и дерзко. Набросился на ее губы, будто одержимый. Он рычал ей прямо в рот, требуя беспрекословного подчинения. Шептал нежности, добиваясь ее отклика. И она откликнулась. Разделила с ним его безумие.
Ян целовал ее так, как никто и никогда прежде. Хищно. Страстно. Собственнически. Он словно клеймил ее. Помечал свою территорию.
Пускал корни в ее сердце, в душу. Сквозь поры просачивался под кожу, заражая Стасю… собой. Стискивал в объятиях так сильно, что хрустели кости, и голова кружилась от нехватки кислорода. При этом, в отличие от того же Тюрина, Ян даже не пытался залезть к ней под одежду. И свою сдержанность объяснял тем, что не собирается торопить события.
— Я не трону тебя! — обещал всякий раз. — Раньше времени… не трону!
И слово сдержал. Он терпел. Героически ждал ее совершеннолетия.
Но с каждым разом они увлекались все сильнее. Растворяясь друг в друге без остатка, теряли голову все чаще. Самыми сложными были последние полгода до заветного дня. Сдерживаться им обоим становилось все сложнее. В такие мгновения они позволяли себе чуть больше, чем обычно. Грешили, но совсем чуть-чуть. Первое время свои отношения они скрывали ото всех. После той роковой ночи, когда Ян показал Стасе все прелести взрослой жизни, он подарил ей телефон. С того момента они были на связи круглые сутки. Переписывались. Созванивались. Ко всему прочему, Костров каждый вечер приезжал к ней в интернат. В любое время года. В любую погоду. При любом самочувствии. Не взирая на обстоятельства. В выходные и после работы. Он. Всегда. Был. Рядом. Помогал ей сбежать из интерната на несколько часов и… почти всегда набрасывался на нее, так и не дойдя до машины. Впечатывал в ближайшую стену, забор, дерево и показывал на деле, как сильно соскучился.
Через некоторое время слухи об их романе дошли и до Галины Петровны.
С тех пор, Стася проводила каждые выходные в доме Костровых не таясь.
И принимали ее там, как родную. Сергей Алексеевич учил играть в шахматы, в нарды и даже в карты. Галина Петровна — женским хитростям. А еще, она делилась с ней своими лучшими рецептами. Оглядываясь назад, Стася понимала — директриса и правда относилась к ней, как к собственной дочери. Однажды в ее отсутствие Ян показал Стасе кое-что — старый альбом, в котором его мать хранила… самодельные открытки и рисунки. Приглядевшись к ним, девушка не сдержала слез. Все, до единого, были от нее. Это она, будучи ребенком, таким образом поздравляла Галину Петровну. С днем рождения, с восьмым марта, с новым годом. Рисовала коряво. Страшно и неумело. Но от души. Другой бы, на месте Костровой давно избавился от этих каракулей, как от ненужной макулатуры. Но, нет.
Она сберегла их. Все, до единого. Значит, дорожила. Искренне любила.
И радовалась больше всех, когда Стася официально стала членом их семьи.
Помогала. Наставляла. По-своему заботилась и переживала за них с Яном.
А теперь… сильная бойкая женщина, некогда вселяющая уверенность в сердца своих воспитанников… была беспомощна и прикована к постели.
Балансировала на грани жизни и смерти. Разве это справедливо? Нет. Нет!
«Я не готова попрощаться с тобой! Не готова потерять тебя навсегда!»
Смахнув непрошенные слезы, Стася дрожащей рукой схватилась за телефон и ни капли более не раздумывая, набрала номер Галины Петровны.
На звонок ответили не сразу. Лишь после четвертого-пятого гудка.
— Дочка? — послышался из динамика до боли знакомый мужской голос.
Игнорируя комок в горле, Стася заставила себя улыбнуться и произнести:
— Здравствуйте, Сергей Алексеевич. Я… я вернулась! Я в городе!
Молчание. Удивленный вдох. Судорожный выдох. И наконец, радостное:
— Неужели, все-таки приехала, Стася?
— Да.
— Признаться, я уже и не надеялся! И Галочка… не надеялась!
Стася крепко зажмурилась, мысленно досчитав до десяти.
— Разве могла я поступить иначе? — голос дрогнул. — Она мне заменила мать!
— Ох, милая наша девочка!
— Как она, Сергей Алексеевич?
— Галочке получше. Самую малость. Радоваться и прогнозы строить еще очень рано, но положительная динамика есть. Лечение дает свои плоды.
«Хвала небесам! Спасибо, Господи!»
— Когда я могу ее увидеть? — поинтересовалась, перебарывая страх.
— Как только пожелаешь! Двери нашего дома для тебя всегда открыты!
Стася напряглась, ощущая дичайшее волнение.
Слишком уж много воспоминаний связывало ее с их домом.
— Сергей Алексеевич? — уточнила на всякий случай. — Вы ведь помните о моей просьбе?
