Извращенное королевство - Кент Рина

– Спасибо, Нокс. – Я борюсь со слезами, когда говорю это.

– Нет, это тебе спасибо. Тед был первой игрушкой, которую получили мы с Тил. Папа говорит, что медведь был твоим любимцем. А дети не отдают любимые игрушки первому встречному. Черт, да я и сейчас неохотно делюсь своими вещами.

Я сглатываю.

– Пустяки.

– Это имело значение для нас обоих. Мы с Ти были детьми, которым была неведома надежда, но ты подарила ее нам в виде Теда. – Он улыбается. – Кстати, мы хорошо о нем заботились.

– Вы с Тил брат и сестра?

Он кивает.

– Близнецы.

– Правда?

– Разнояйцевые. – Он подмигивает. – Я унаследовал все самое лучшее.

Вот здесь я с ним не соглашусь. Хоть Нокс и хорош собой, у Тил уникальная, редкая красота: она одновременно выглядит и невинной, и сильной духом. И милой, и опасной.

– Мы были уличными детьми, – продолжает Нокс. – Сбежали от матери-наркоманки, которая хотела продать нас за деньги и прочие плюшки.

Я задыхаюсь, представив себе их жизнь, и роняю тост. Еда – это последнее, о чем я сейчас думаю.

– А отец?

– Я и не знал его никогда. Папа – единственный отец, который у нас был.

На сердце становится тепло, словно меня вырвали из темной ледяной зимней ночи и перенесли в теплый летний день. Папа забрал двух детей и помог им обрести новый дом.

– Он забрал вас к себе после того случая в подвале?

Нокс кивает.

– Раньше мы жили в отдельном доме с Агнусом, но папа постоянно нас навещал. После пожара мы переехали к нему.

– Но он был в коме.

– Он оставался нашим папой, даже пока спал.

Все, что рассказывал мне Нокс об отце, теперь имеет смысл. Он никогда не переставал считать папу своим отцом даже после того, как тот впал в кому с мизерными шансами когда-либо проснуться.

– Спасибо, что был рядом с ним, когда он в тебе нуждался.

– Ой, вот только не надо этих слезливых фраз. Все-таки он и мой папа тоже. – В его глазах загорается вызывающая искра. – А я его любимчик.

Я улыбаюсь и наконец, первый раз за утро, кусаю свой завтрак. Мы с Ноксом обсуждаем те времена, когда он запрещал себе искать меня. Очевидно, Агнус не хотел, чтобы мы общались без участия папы.

Мы немного болтаем, когда у входной двери раздается шум. Я встаю, и Нокс подходит ко мне. Мы растерянно хмуримся, следуя к источнику звуков.

Дворецкий разговаривает с кем-то у двери. Не успеваю сделать и шага вперед, как меня внезапно обнимают.

Ноздри наполняет аромат «Нины Риччи», когда тонкие руки обнимают меня так крепко, что едва ли не душат.

– Элси, – кричит она мне в шею. – Боже, с тобой все в порядке. Все будет хорошо, милая.

– Тетя?

– Я здесь. Тетя рядом. – Она отстраняется и изучает мое лицо безумными глазами. – С тобой все хорошо? Ничего не болит? Ты кушала?

– Все нормально, тетя.

– Успокойся, Блэр. – Голос дяди такой же умиротворяющий, каким я его помню. Он держит мой рюкзак и с непоколебимым спокойствием стоит на входе.

Я слабо ему улыбаюсь.

Я ужасный человек. Прошло два дня с тех пор, как я сообщила им, что возвращаюсь домой, а потом исчезла, не сказав ни слова.

– Прости, – шепчу ему я.

Хотя я все еще злюсь на них за то, что все эти десять лет они скрывали от меня правду и запрещали искать ее, тетя и дядя по-прежнему мои родители. Так или иначе.

– Идем домой, милая. – Тетя вцепилась ногтями мне в руку. – Оставим это место.

– Категорически нет. – Голос папы эхом раздается у меня за спиной, словно гром: сильный и бескомпромиссный. Он встает рядом со мной и обращается к тете: – Вы все можете остаться здесь сколько хотите, но Эльза никуда не пойдет.

Дядя и тетя замирают, глядя на него, как на призрака, – отчасти он им и является.

Не могу их винить. У меня была такая же реакция, когда я впервые его увидела.

– Ты жив, – шепчет дядя.

– Мне без разницы, жив ты или нет, – огрызается тетя. – Эльза – моя приемная дочь.

– Эти бумаги можно в любой момент аннулировать с учетом того, что ее настоящий отец жив.

Губы тети трясутся, но внешне она держится прямо и спокойно.

– Я не оставлю с тобой Эльзу, чтобы ты не разрушил ее жизнь, как разрушил жизнь Эбигейл.

– Вы как никто другой знаете, что Эбигейл была больна задолго до того, как я женился на ней. – Он угрожающе делает шаг вперед. – Я был рядом с ней до самого конца, а вот где была ты, Блэр?

Тетя вздрагивает, словно он дал ей пощечину.

Эту сторону папы я никогда не видела – безжалостную и беспощадную.

Она потирает шею.

– Эльза, идем домой, детка.

Где-то в глубине души я скучаю по дяде и тете и мне ее жаль – из-за трудного прошлого и деспотичного отца.

Должно быть, ей стоило больших усилий приехать в Бирмингем, когда это место ассоциируется у нее с травмой. Она немного дрожит с той минуты, как обняла меня, и я думаю, что это связано и с местом, и со мной.

Несколько месяцев назад я бы без разговоров взяла ее за руку и последовала за ней.

Однако так поступила бы Эльза из прошлого.

Поэтому я аккуратно высвобождаю руку.

– Я остаюсь.

Дядя прикрывает глаза с болезненным выражением лица.

Рот тети открывается и закрывается, как у рыбы.

– Ч-что?

Я остаюсь с папой. – Я сглатываю. – Буду звонить и приезжать в гости. Обещаю.

– Это окончательное решение, тыковка? – с грустью спрашивает дядя.

Я киваю в ответ.

Он возвращает мне рюкзак.

– Твой телефон и личные вещи тут.

– Спасибо.

– Нет-нет, Элси. Не делай этого! – Тетя хватает меня за руки, как умирающая женщина, хватающаяся за последнюю соломинку. – Ты не можешь нас бросить.

– Так я и не бросаю тебя, тетя. Я буду навещать вас.

Она всхлипывает, когда дядя тянет ее назад.

Я смотрю, как он тащит ошеломленную тетю к машине. Слеза готова вот-вот сорваться, но я сдерживаю ее. Я не заплачу.

Не заплачу.

Папа обнимает меня за плечо, и Нокс, который молча наблюдал за происходящим, улыбается.

Я улыбаюсь в ответ, и мне так спокойно на душе.

Дядя и тетя не единственная моя семья.

Глава восьмая

Эльза

В пятницу вечером папа берет меня на благотворительный ужин, организованный одним из его друзей.

И да, это в Лондоне.

Я не паникую, ничего подобного.

Забудьте – я в полной панике.

Он сказал, что я могу остаться и в Бирмингеме, но его порадует, если я буду рядом с ним во время его первого официального выхода в свет.

Я не смогла ему отказать. И если честно, я хочу появиться на людях рядом с папой. Хочу, чтобы мир знал, что я его дочь.

Мы слишком долго были в разлуке.

Нокс воодушевлен больше всех. Он готов вписаться в любую вечеринку – его слова, не мои. На нем стильный темно-синий костюм с закатанными рукавами и белая футболка с логотипом Metallica.

Когда папа сказал, что в такой футболке ему закрыта дорога на благотворительный вечер в доме герцога, Нокс закатил глаза и застегнул пиджак.

Я рассмеялась, когда он сказал: «Ты оскорбил всех ярых фанатов метала. Доволен, пап?».

Клянусь, у папы с Ноксом самые странные и занимательные отношения. Они такие разные, но при этом отлично ладят. Цель Нокса «быть папиным любимчиком» ужасно забавна, но иногда пугает меня.

Если бы Илай не умер в детстве, не знаю, были бы его с папой отношения такими же, как у отца с Ноксом.

К нам присоединилась и Тил, но с таким скучающим видом, словно это последнее место, где ей хотелось бы находиться.

Когда она спустилась по лестнице в джинсовой юбке и футболке с надписью «Бесит» на груди, папа и Агнус отправили ее обратно наверх и заставили переодеться в платье и стереть готический макияж.

Она надела темно-синее платье с широкой юбкой из тюля длиной чуть выше колен. Ее чернильные волосы сияют на свету и обрамляют лицо. Она оставила темные тени и подводку, но перекрасила губы в бледно-розовый.