Плохиш. Ставка на любовь - Градцева Анастасия

– Боишься? – усмехается он.

Карие глаза весело сверкают, уголки губ подрагивают, и вообще выглядит так, что вся эта ситуация очень его развлекает. А мне вот ни капельки не весело!

– Что тебе от меня надо, Бессонов? – устало спрашиваю я. – Тебя там твоя длинная очередь не заждалась?

– Переживаешь за мою личную жизнь? – тянет он губы в ленивой ухмылке. – Спасибо, Блошка, очень мило с твоей стороны.

– Бессонов! – повышаю я голос. – Свали! Я домой хочу!

– Ну так вперед, – усмехается он. – Иди! Я провожу.

– Обойдешься. Я не пойду никуда, пока ты тут стоишь.

– Я тебе, кажется, уже говорил, что никуда не тороплюсь? – зевает Бессонов. – Ну давай постоим тут.

– Да ты… Я…Я сейчас знаешь, что сделаю?!

– Ну? – заинтересованно спрашивает он.

– Позвоню… – я хочу сказать «в полицию», но потом вспоминаю, какие хороводы водили вокруг него полицейские, и мгновенно решаю, что это не лучшая идея.

Я делаю шаг в правую сторону, он тоже делает шаг вправо. Я влево – и он влево.

– Так куда ты позвонишь, Блошка? – насмешливо спрашивает Бессонов.

– Никуда! – я со всей силы толкаю его ладонями в грудь, но это бесполезно. Его мышцы твердые, как камень. И сам он не сдвигается ни на сантиметр. – Уйди!

– Ты меня лапаешь сейчас, если что, – с ухмылкой сообщает Бессонов. – Напрашиваешься, чтобы я тебя снова засосал? Понравилось?

– Ах ты…

– Саша!

Услышав ужасно знакомый голос, я неверяще оборачиваюсь. Но да, в нескольких метрах от меня и правда стоит моя мама. С двумя пакетами в руках. В супермаркет что ли ходила? Черт, когда я решила уйти с уроков, я совсем забыла, что мама сегодня дома. У нее так часто меняют график смен, что я постоянно в них путаюсь.

– Мам?

Она ставит один пакет на пол, машет мне рукой, потом снова берет пакет и… идет в нашу с Бессоновым сторону.

– Отвянь, – сквозь зубы бросаю я ему. – И дай пройти.

Он без слов уступает мне дорогу, я быстро шагаю к маме, но этот придурок идет за мной!

Ну не орать же на него при маме? Вот, блин, не повезло.

– Привет, – озабоченно говорит мама, когда я почти дохожу до нее. – А ты чего не в школе?

– Голова заболела, – неловко вру я.

– Выпила бы таблетку, зачем пропускать занятия из-за этого?

– Здравствуйте, – вмешивается в наш разговор Бессонов и обаятельно улыбается. – Она пила таблетку, но не помогло. Поэтому лучше было уйти с уроков.

– Вдвоем? – с явным скепсисом уточняет она.

– Меня отправили ее до дома проводить, чтобы с ней точно все в порядке было, – легко сочиняет Бессонов. – А то, знаете, головные боли – штука опасная.

– Не менее опасная, чем вранье, – отрезает мама и придирчиво рассматривает Бессонова. – А ты разве из их класса? Вроде я тебя видела где-то, но…

– Я Бессонов, – небрежно поясняет он, и моя мама моментально меняется в лице.

– Сын Татьяны Георгиевны? – медленно говорит она. – Точно, у нее же в кабинете твоя фотография на стене висит. Вот почему лицо такое знакомое! Да, девочки в сестринской говорили, что к ней сын приехал, а ты, значит, в Сашином классе учишься? Она мне не рассказывала.

– Татьяна Георгиевна? – нахмурясь, переспрашиваю я. – А это…

– Саш, ты чего? – одергивает меня мама. – Это же наш главврач.

Я тупо смотрю на Бессонова.

То есть мало того, что он известный футболист, так он еще и сын маминой начальницы?! А Нобелевскую премию он там случайно не успел получить, а?

– У вас сумки тяжелые, – вдруг заявляет Бессонов. – Давайте я помогу.

– Не надо, – возражает мама. – Мы тут недалеко живем. В пятиэтажке за этим углом.

– И все же я помогу, – непреклонно заявляет он и буквально забирает пакеты из маминых рук.

А мне что остается делать? Ничего.

Я плетусь рядом с кислым лицом, пока мама с вежливой улыбкой спрашивает Бессонова о его успехах в спорте. Мы доходим до подъезда, и мама останавливается.

– Спасибо, дальше мы сами.

– А лестница? Тут же нет лифта.

– Мы на первом живем, – сообщает мама, а я хмурюсь еще больше.

Почему бы ей сразу номер квартиры ему не назвать? Или ключ от двери не выдать?

– Пока, – говорит Бессонов, и на его красивых губах играет сладкая улыбка, от которой у меня мороз по коже. – Увидимся в школе.

– Ага, – буркаю я.

Мы с мамой заходим в подъезд, поднимаемся в привычной темноте по четырем ступенькам, потом я открываю дверь квартиры, а она вносит пакеты в дом.

Ставит их на пол, разворачивается ко мне и совсем другим, жестким голосом говорит:

– И что ты забыла рядом с сынком нашей грымзы? Еще и уроки вздумала прогуливать.

Глава 8. Утро

– Мама… – удивленно начинаю я.

– Восемнадцать лет мама! – резко перебивает меня она. – Саш, ты голову-то включай. Рано тебе с мальчиками гулять, а если уж и гулять, то с хорошими. А не с этим, прости господи. Он же тут так, погостить приехал. Грымза хвасталась, что у ее сыночка ненаглядного контракт уже подписан, так что этот петух тут ненадолго: хвостом повертит, девок попортит, а потом улетит.

– Мам, ты с ума сошла? – искренне возмущаюсь я, когда до меня доходит, что она имела в виду. – Мне этот Бессонов вообще не интересен.

– Я все сказала, – отрезает мама. – Еще раз увижу, как ты с ним шляешься, накажу.

А потом берет пакеты и идет на кухню.

– Что прогуляла? – раздается оттуда ее голос.

– Два урока русского, – тяжело вздохнув, признаюсь я.

– Экзаменационный предмет, значит. Ну молодец, что еще могу сказать? Иди решай варианты. Минимум два, а лучше три.

– А можно сначала пообедать?

– Можно. Но потом сразу за уроки. ЕГЭ на носу, а ты вдруг ерундой начала маяться. По биологии когда у вас пробник?

– Был уже. Но баллы еще не сказали.

– Когда скажут, не забудь подойти к учительнице и попросить ее разобрать с тобой ошибки.

– Хорошо, мам, – тяжело вздыхаю я.

Биологию я сдаю одна из всего класса, так же, как и химию. А все потому, что буду поступать в медицинский институт в соседнем городе. Баллов у меня вряд ли хватит для того, чтобы самой пробиться на бюджет: все же только на основе школьных уроков сложно освоить эти предметы, а на репетиторов у нас нет денег. Зато мама выбила мне целевое направление в своей больнице, а это значит, что у меня будет упрощенное поступление и гарантированное рабочее место сразу после окончания института.

Правда, и отказаться уже нельзя будет.

А я до сих пор не уверена, что хочу быть врачом…

Весь остаток дня уходит у меня на дополнительные занятия русским, а еще на домашние дела и решение задачек по химии, поэтому когда наступает время ложиться спать, я настолько устаю, что просто без сил падаю на кровать. Закрываю глаза, и передо мной возникает лицо Бессонова. Острые скулы, насмешливые карие глаза, темные волосы, падающие на лоб, ямочка на щеке и твердые губы. Губы, которые пахли мятой. Губы, которые меня так грубо целовали.

«Сволочь», – бессильно думаю я. – «Какой же он козел!»

Всю ночь мне снятся какие-то душные неразборчивые сны, и почти в каждом из них появляется чертов Бессонов. Поэтому когда рано утром меня будит резкий громкий звук, я даже с каким-то облегчением выныриваю из сна.

– Что случилось? – хрипло спрашиваю я.

Через некоторое время в коридоре появляется мама с виноватым видом.

– Прости, Саш, я крышку от кастрюли случайно уронила. Рано еще, спи дальше.

На часах половина шестого. Мамина смена с восьми, но она любит приходить пораньше, чтобы спокойно все подготовить, плюс еще время на дорогу нужно.

– Попробую, – вздыхаю я, переворачиваюсь на другой бок, но сон уже не идет. Лежу с закрытыми глазами, дожидаюсь, пока за мамой хлопнет дверь, и встаю с кровати.

На плите меня ждет укрытая полотенцем кастрюля с рисовой кашей, я быстро завтракаю, подхожу к окошку и распахиваю одну створку. Шесть утра, невероятная рань, но как же хорошо на улице: так светло, так свежо, так пусто! Людей нет, зато птицы поют так, что в сердце что-то сжимается.