Развод. Моя новая жизнь (СИ) - Безрукова Елена

Почему так всегда — косячит Степан, а стыдно — мне?

А лгать заставляют — меня.…

Кстати, удивилась желанию поехать и поговорить с семьёй откровенно, не я одна.…

— Как это ты поедешь с ними? — возмутилась девушка Степана. — Мы же собирались с тобой.… Ты не можешь сейчас туда ехать!

19.

— Дина, — повернулся он к своей “девушке”. — Езжай домой, я потом приеду, и мы всё обсудим.

— Но…. Стёпа! У нас же были планы.

— Дина, — в голосе Степана появились стальные нотки. — Езжай домой. Там поговорим.

Дина хотела что-то еще возразить, но Стёпа снова её осадил.

— Я сказал, езжай домой, Дина, и это — моё последнее слово.

Та психанула, развернулась и стремительно понеслась к выходу из парка, примыкающего к набережной.

Ого, какая фурия! Нас с Варькой едва порывом ветра от её разбега не смело!

Степан стоял и зло смотрел вслед девушке.

О да, он не выносил, когда ему перечат. А эта мадам привыкла крутить мужиками и командовать ими. Ума не приложу, как они сошлись. Они же и двух месяцев вместе не выдержат! Я куда более спокойная и гибкая, чем эта Дина. Я часто шла на уступки Степану, по крайней мере, в быту и обычной жизни, а Дина вовсе не такая, она не будет идти ему на уступки. Они станут ругаться еще чаще, чем мы с ним. Но, впрочем, какое мне-то до этого дело? Это его выбор, пусть радуется теперь жизни и назад потом не просится! Это так, просто рассуждения и лирика.… И это проблемы самого Степана, пусть сам их и решает. И не за счёт нашей семьи.

На квартиру варежку пускай тоже не раззевает его молодая дрянь. Наверняка в съёмной топчется какой уж год, пытаясь подцепить себе обеспеченного мужика…. Только вот незадача — Степан не так уж и много получает на своей должности, очень уж честный он депутат администрации нашего района.

Большая часть вложенных денег в ипотеку на нашу четырёхкомнатную квартиру, вложила именно я. А первоначальный взнос вообще был с продажи двушки моих родителей еще лет двадцать назад….

Неужели он полагает, что я ему теперь хоть что-то отдам ему? Ну, ремонт он делал за свой счёт. Хочет, пусть сдирает паркет и уносит. И диван с телеком тоже может забрать. Лишь бы стены нам оставил, эти стены — мои, они миллионы теперь стоят. И я не намерена делить с ним эти квадратные метры. Для своей зазнобы пускай на своё имя ипотеку берёт, раз так любит её орешки, и платит её в одну харю теперь. Любит орешки, пусть любит и ипотеки выплачивать в одного!

Но об этом мы поговорим несколько позже. Пока нам предстоит задача номер один — объяснить детям, почему мы расстались, и что папа уходит от нас жить в другое место, но — я надеюсь! — не бросает своих детей.

Это было бы крайне подло с его стороны. Стёпа разлюбил и бросил меня — это больно, тяжело, но понять я его смогу. Возможно, даже прощу его позже и не буду вспоминать о разрыве с болью в сердце. Но дети.… Если он предаст и бросит их — этого я ему не прощу никогда. Так нельзя делать ни при каком раскладе.

Дети — святое. Нельзя их так обижать и предавать.

Жён может быть много. Любимых может быть много. А дети — одни-единственные.

Кто, как не они, будут тебя беззаветно любить любоого? А кто в старости стакан воды поднесёт? Кому он нужен будет больной, хромой, угрюмый пердун на диване в свои семдесят? Молодухе, что ли, своей? Да сейчас прямо.

Только детям и нужен будет. Надеюсь, он это тоже понимает.…

Иначе будет подыхать один, на своём старом и проперженном диване.

И никто ему в этом будет не виноват.

Сейчас думать надо о детях, сейчас. Чтобы потом не получить от них логичную ответочку.

— Ну что? — спросила я его. — Едем? Холодно стоять на месте. Да и дела у меня вечером есть еще. Быстрее решайся.

— Какие еще дела? — насупил брови Стёпа. — Почему мне ничего не сказала?

— А должна? — подняла я брови вверх. — Ты, вообще-то, меня бросил. Чего ради я тебе отчитываться буду?

— А, ну да.… — тихо ответил Степан, беря за руку Варьку и ведя её к выходу с парка. — Не привык еще.

— А ты привыкай, — сказала я ему, догоняя и равняясь с ними. — И отчёт спрашивай со своей этой.… Жули? Или как там её.…

— Дина она.

— Да, точно.… Вот с Динки отчёты и проси теперь. Такое имя дурацкое… Будто собачье. У нас так в деревне у бабки собаку дворовую звали — Динка. Грязная, вонючая псина была… И тупая такая — ужас! Всё время галоши бабкины жрала, прямо в навозе все и съедала… Та покупать устала новые.

— Люб, ну хватит уже.

— Да я-то что? Я — ничего. Просто вспомнилось.

— Ты — тролль. Ты ничего просто так не говоришь…

— Иногда бываю. А такой анекдот слышал? “Жизнь бывает так жестока и обманчива!” — грустно вздохнул ежик, слезая в обувной щётки….

Степан недовольно засопел. А меня всё это веселило.

— Люба. Не до анекдотов твоих мне сейчас!

— Да-да-да, конечно. Мы обсуждаем серьезные вещи. Прости. Но вообще, касаемо темы разговора — может, я на свидание собралась! Только теперь это не твоё дело, понятно?

Стёпа встал как вкопанный и повернулся ко мне:

— Куда ты, мля, собралась?!

20.

— Стёпа, — шикнула я на него. — Не ругайся — тут ребенок! Это во-первых….

— Не ругайся, да? — схватил он меня за локоть так, словно я — его собственность, и вообще — что-то ему должна. — Не ругайся? Пока ты на свидания бегаешь, мне сесть мирно и сидеть? И не ругаться еще да?

— Да! — дёрнула я рукой, совершенно не поддавшись на его провокации и давление. Что он хочет — не понимаю? Он сам меня бросил, теперь пусть за своей избранницей новой и следит, и с неё отчёты требует! Что это такое вообще? — Не ругайся — это во-первых. Отпусти меня, не хватай — это во-вторых. Ну?

Я тянула свою руку, остановившись посреди аллеи, демонстрируя, что дальше, как под конвоем, я путь продолжать не собираюсь.

Стёпа что-то снова сказанул непечатное, но так, что Варя уже не слышала бы, и отпустил меня. Ребенок смотрел на нас во все глаза. Такое поведение при детях мы себе не позволяли, но сейчас эта война друг с другом словно нас обоих свела с ума….

— Не смей меня хватать, — прошипела я ему в лицо. — Тем более, на людях. Ты чего мне скандалы на улице устраиваешь?

— Ладно, — сузил глаза он. — Приедем домой, там поговорим.

— Ко мне домой, — поправила я мужа. Бывшего уже, фактически. Кстати, перед работой зайду-таки в суд — заявление подам на развод.

— Кхм.… Поехали, — хмыкнул Стёпа, и мы втроём снова зашагали к выходу из парка.

Варя взяла меня за руки и опасливо поглядывала на отца. Она понимала, что между нами происходит что-то неладное, нехорошее, что мы ссоримся. В силу своего возраста детали и нюансы она понять, конечно, не была способна, но негатив и ссоры понимала и видела прекрасно, и ребенка это пугало.

Меня снова охватила злость на папашу Варюши — это он делает больно ребенку и заставляет страдать и меня, и детей! Всё из-за него.

Сидел бы дома, ловелас седой, не было бы ни у кого проблем, страхов и боли… Нет, понесла его нелёгкая по кочкам! Гулять ему захотелось, новых ощущений! А нам — страдай!

За свою боль я, может быть, когда-то и прошу его, и смогу не вспоминать о том, как он безжалостно всадил мне нож в спину и своих горьких, одиноких слёз в подушку…. Но боль и слёзы детей — я ему никогда не прощу. Да и они потом тоже всё поймут…

Что же ты, дурак, наделал?

Или…. Все-таки мы?

— Давай сюда свой ранец неподъёмный.… — сказал Степан, забирая у дочери её ношу. — Устала небось тащить.

Она не ответила ему. Слишком в мысли свои погрузилась. Молча отдала вещь и шла, глядя себе под ноги. Расстроился ребенок, чего уж там говорить.… Да и у меня самой на душе была та еще стужа, поистине зимняя.…

Пока мы ехали к нашему дому, метель поднялась нешуточная…

Я грустно улыбнулась, глядя в окно на пролетающие мимо витрины города.

А ведь скоро новый год! Город уже начали украшать новогодней атрибутикой…