Ангел для кактуса (СИ) - Евсеева Мария

— А мне нет!

— Хорошо, — он спокойно соглашается и предлагает мне сесть в машину, но я не намерена делать это.

— Посмотри вниз!

— Зачем?

— Смотри, говорю!

Он покорно опускает голову.

От нетерпения я начинаю покачиваться.

— Ну? И что ты видишь?

— Твои кеды.

— Ты смотришь на мои кеды?

— Я смотрю на твои кеды.

Я легонько бью его в бок:

— Смотри на свои ноги!

Он снова слушается.

— Что ты видишь?

— Ноги.

Мы оба смеемся.

Я даже готова потрепать его по макушке, как треплют волосы маленьким несмышленышам, сделавшим свое первое открытие, но для этого мне нужно будет взобраться на капот "Рейндж-Ровера".

Нет, я не боюсь поцарапать его поганую тачку, просто… Просто это того не стоит! Поэтому я, оставаясь на месте, продолжаю:

— Что делают ногами?

Он поднимает голову и ловит мой взгляд:

— Ты хочешь, чтобы мы отправились на поиски пешком, а не… — кивает через плечо.

— Именно!

Не знаю, что он пытается прочитать на моем лице, когда так на меня смотрит, но мне становится некомфортно, и я срываюсь с места первая, будто это не он, а я страстно желала упиться кофе. Аллея вдалеке пышет зеленью, и единственное, что мне хочется — убраться поскорее с солнцепека в прохладную тень.

— Так что ты желала у меня узнать? — он нагоняет и пристраивается рядом.

Я прищуриваю один глаз и разглядываю стайку птиц в небе:

— Ты спрашиваешь это так, будто ты справочник Розенталя или Википедия.

— Тогда можно спрошу я?

— Валяй! Но только после того, как ответишь на пять моих вопросов.

Я смотрю строго вперед, но чувствую, как он улыбается.

— Всего пять?

— Это и был твой вопрос?

— Нет.

Теперь он точно улыбается. Знаю это, потому что не удержалась, и взглянула на него. Но из-за того, что приказала себе быть более аккуратной, не успела рассмотреть, какую из своих коронных улыбочек он использовал.

— Отвечай, не раздумывая.

— Я готов.

Его настрой уж слишком серьезен.

Я мысленно хихикаю и обрушиваю на него свою импровизацию из только что пришедшего на ум бессодержательного абсурда.

— Что лучше: бензопила или зубы бобра? Какой по счету круг делает та старушка? Цвет краба-йети? Как называют тебя твои друзья? Кто будет следующим?

— Э-э… что? — он смеется. — Цвет краба-йети?

— Тебя смутил только краб?

— Нет.

— Тогда отвечай!

— Хорошо. Пусть будет так: зубы бобра, сто двадцать третий круг, фиолетовый, по-разному… Следующий… Следующий, в чем?

— Не раздумывай.

— Ладно, — он снова смеется. — Как насчет тебя?

— Ты предлагаешь мне быть следующей?

— Да. Хочу, чтобы ты повторила мой подвиг.

Вдалеке я вижу нечто похожее на летнее кафе, где, возможно, есть то, что мы ищем, но в данный момент кофе волнует меня меньше всего.

— Подвиг? Ты называешь свои заторможенные ответы подвигом?

— По-моему, моя реакция была адекватна задаваемым вопросам.

— Чем тебе не нравятся мои вопросы?

— Твои вопросы, они… — он мягко усмехается, отчего его слова не кажутся мне язвительными, — … слишком неординарные.

— Это плохо?

— Нет.

— Так что тебя смущает?

Он старается заглянуть мне в глаза:

— Ты всех тестируешь подобным образом?

Я смеюсь:

— Нет. Вообще-то меня интересовал только один вопрос, на который ты толком не ответил.

— Про краба-йети?

— Краб-йети меня мало волнует, я знаю про него почти все.

— Звучит, впечатляюще! Надеюсь, я не ошибся с цветом?

— Надеяться бесполезно. Ты ничего не смыслишь в крабах. Впрочем, как и в омарах.

Его локоть случайно касается моего и будто обжигает кожу, отчего я съеживаюсь внутренне. Хорошо, что он не замечает создавшегося напряжения.

— Тогда внеси в этот список еще и женщин.

Смело.

— Они уже там!

— Отлично.

Алексей отвлекается на свой зудящий айфон, и я приказываю себе соблюдать дистанцию, чтобы подобный конфуз впредь не повторился, но ветви кустарника, опасно торчащие из-за забора и норовящие выколоть мне левый глаз, вынуждают вернуться на исходную. Я прокручиваю в голове произошедшее и не могу понять, с чем связана моя реакция на то случайное прикосновение, ведь я сама уже несколько раз безо всяких заморочек прикасалась к нему.

— Прости, на чем мы остановились? — Он вытягивает руку с айфоном вдоль туловища, не собираясь отвечать на телефонный звонок или входящее сообщение, и игриво ведет бровью: — Кажется, ты хотела поговорить со мной обо мне?

Что-о-о?

— Нет!

— Да.

Он снова улыбается заискивающе, и мне это жутко не нравится.

— Нет! — Я не хочу, чтобы он думал, будто я им интересуюсь.

— Но ты спросила…

Я намеренно перебиваю его:

— Я всего лишь спросила, как называют тебя твои друзья?

И это ничего не значит!

Но он шокирует меня своей проницательностью:

— Может, ты все-таки расскажешь, чем тебе не нравится мое имя?

И я готова провалиться сквозь землю.

Зачем затронула эту тему? Сейчас мне придется либо сознаваться в том, что я была к нему слишком придирчива, либо глупо, безнадежно глупо, оправдываться. Но он вдруг делает пару огромных шагов вперед и резко разворачивается, продолжая идти, а точнее — пятиться. С сумасшедшей искоркой в глазах. Как простой, обыкновенный мальчишка из соседнего двора, которому нравится весь этот мир, а не как заносчивый супчик с идеально проработанными планами на жизнь.

Бо-оже, его улыбка просто обворожительна! И я теряюсь.

— Мне… я…

Он срывает с куста маленькую веточку с четырьмя липкими листочками и прячет ее за спиной.

— Или лучше давай наконец-то нормально познакомимся?

Глава 8. Алексей

Шушин звонок врывается в мое сумасбродное утро, и возвращает с небес на землю. Ольга всегда с точностью до секунды знает, когда именно стоит напомнить о себе. Но я в курсе, что ее глупые просьбы и «проблемки» не несут в себе ничего важного и не требуют экстренного вмешательства. Я бросаю взгляд на свою «помощницу», которая по каким-то необъяснимым причинам предпочла пешую прогулку комфортному передвижению на колесах, что так несвойственно всем знакомым мне девушкам, и решаю не выпадать обратно в реальность.

Стебелек чего-то зеленого — сирени? акации? да какая разница! — липнет к ладони, пока я вращаю его между пальцев, спрятав за спиной. Я жду от Лины ответа, но она смотрит на меня так, будто я самый последний придурок на планете.

Не могу реагировать на нее спокойно: покусываю губу, чтобы не рассмеяться, и разжимаю пальцы. Воображаемый букет «из миллиона алых роз» падает на тротуар.

— Вот! — фыркает она. — Ты даже познакомиться нормально не можешь! — Но все-таки улыбается.

Теперь я знаю наверняка, что она одобрила мое предложение. Поэтому останавливаюсь, делаю несколько шагов в обратном направлении, подбираю с асфальта потерю, сдуваю с нее невидимую пыль, возвращаюсь и…

Нет, так я еще никогда не знакомился!

— Алексей, — протягиваю Лине «букет».

Она смеется:

— Алексей? — и ее светлые брови снова становятся домиками. Они как бы спрашивают: «Ну и что изменилось?», но я игнорирую их посыл.

— Да, это я, — не свожу с нее глаз. — А как насчет тебя?

Сейчас Лина такая милая. Ей идет все это: кеды, джинсовый комбинезон с потертостями, футболка оверсайз, красная тесемка на запястье, тихая захолустная улочка, майский ветер, играющий с прядями ее волос, и молодые листики на ножке, которые она прячет в карман.

— Лина.

— Просто Лина?

— Просто Лина.

— Окей. Тогда и ты можешь обращаться ко мне как-нибудь проще, — улыбаюсь в ответ.

— И как, например?

— Например, Алексей Владимирович.

— Алексей Владимирович? — она смеется еще звонче.

Мне нравится, как она это делает: легко и без заминки на какое-либо размышление. Ее смех искрится на солнце и отражается в небе радугой. Так смеются только дети.