Мой любимый преступник (СИ) - Савицкая Элла

- Ты вымылся? Я могу выйти? – игнорирую его издевательский вопрос. Все равно он был задан только с целью меня смутить.

- Я тебя не держу, – звучит над самым ухом, и я разворачиваюсь, чтобы выйти, но натыкаюсь на широкую, голую влажную грудь. Поднимаю взгляд и встречаюсь с его. Внимательным и испытывающим. От мокрой кожи исходит пар, и я вдыхаю его, потому что стою слишком близко. – Иди, Аня, я тебя трогать не стану, - произносит тихо, и я скорее читаю по губам, чем слышу.

Вылетаю из удушливой комнаты. Выбегаю на балкон и хватаюсь за поручень. Мне жарко и душно, словно нечем дышать. И это не из-за погоды или того, что находилась в полной пара ванне. Это тепло распространяется изнутри. Оно течет так стремительно, что у меня голова начинает кружиться. И причину я осознаю. Понимаю, что, несмотря на то, что особо рассматривать было некогда, я успела заметить и поджарое стройное тело, и кубики пресса на животе. Пялилась, как дура на тонкую дорожку темных волос, спускающуюся к его паху. Кровь в ушах снова зашумела, стоило только вспомнить это зрелище. Стало стыдно, неловко и как-то еще…

Ведь Дима просто сказал побыть в ванне, потому что не был уверен, что я не начну искать свой мобильный. А я ведомая сама не знаю, чем, следила за каждым его движением. Он выполняет свои слова о том, что не будет ко мне приставать, а я… Господи, и кто из нас маньяк?

Дрожащими ладонями еще раз касаюсь щек. Горячие, будто изнутри кто-то их подпалил.

В зале раздаются шаги босыми ногами по полу. Дима освободил ванну. Теперь туда нужно мне. И как можно скорее, потому что показываться ему на глаза нет никаких сил.

Оборачиваюсь и вижу, как мужчина, обтянутый вокруг талии полотенцем, подходит к тумбочке и берет с нее пачку сигарет. На плече небрежно висят мокрые боксерки.

- Надеюсь, мне сопровождение в ванну не потребуется? – входя внутрь, саркастически вскидываю бровь. Маска уверенности сейчас как раз к месту. Пусть даже она фальшивая.

- Только если ты будешь настаивать, - равнодушно отвечает, окидывая меня беглым взглядом.

- Очень смешно.

- Кто-то смеется?

Нет. Никто не смеется. Не смешно вообще. Наоборот. Мне не нравится то, что этот человек бесцеремонно ворвался в мою жизнь и квартиру. Не нравится, что мне придется готовить ему и убирать, ведь судя по всему, с порядком и чистотой он не знаком вообще. Не прельщает тот факт, что нужно сопровождать его везде, даже в ванну. И самое главное - мне абсолютно не нравится то, что он вызывает во мне смятение. Смятение – это плохо.

Чувство, когда неуверенность начинает пускать корни, проращивая внутри сомнение – первый знак, что почва под ногами пошатнулась. Растерянность и непонимание дали свои первые ростки. Ещё два часа назад я четко знала, что мне нужно. Но сейчас, казалось бы, прошло всего ничего, а я уже потерялась в своих собственных противоречивых ощущениях. Дима должен вызывать у меня отторжение, неприятие, ненависть за то, что отнял мою жизнь пусть и всего на несколько дней. А он своим непонятным поведением…вызывает смятение.

Глава 9

Дима

Аня убегает в ванну и закрывается на шпингалет. Глупая. Если мужик захочет, даже замок его не остановит. Плохо она, видать, знакома еще с противоположным полом, раз думает, что дверь – надежная защита. Помню, как в студенческие годы расхреначил одной из своих девушек дверь в квартиру, когда та стерва, встречаясь со мной, отправилась на свидание с пацаном из другого потока. Как она потом прощения просила, чуть ли в коленях не ползая, но я такого не прощаю. Раз пошла с другим, значит меня ей мало. А я умею отдавать себя по полной. Не ценишь – вали ко всем чертям. Дверь ей потом тот хрен вставлял.

Так что Аню спасает то, что она не вызывает у меня интереса. Девчонка, от которой я свалю через пару дней и забуду. Хотя внутренний голос нашептывает, что черта с два она мне не интересна, но я его упрямо игнорирую. Интерес интересом, а пускать столь наивное создание ближе, чем на расстояние руки, будет полным отсутствием здравомыслия. Скидываю полотенце, найдя в рюкзаке трусы на замену, и надеваю их. Старые вешаю на батарею сохнуть. Я один живу уже год, поэтому стирать умею и делаю это практически каждый день, если не вырубаюсь от усталости. Когда со Светкой жили, стирала она. Ну как стирала? В машинку закинет и готово. А мне какой смысл запускать ее ради носков и нижнего белья?

Натягиваю спортивные штаны, чистую футболку и заваливаюсь на диван. Включаю телевизор и прощелкиваю каналы с выпусками новостей. Может новости обо мне стремительно завоевывают телевиденье, и я уже звезда экранов? Но нет. Ни бегущих строк, ни громких объявлений по центральным каналам. Все как обычно. Политика, загрязнение природы, погода и остальная ерунда, которой я обычно не забиваю себе голову. Нахожу какой-то новый боевик и утыкаюсь в него. Аня выходит спустя минут тридцать. Полностью одетая, с мокрыми волосами. По комнате разносится малиновый аромат ее шампуня, осаживаясь где-то на глубине моих легких, потому что теперь дышать приходится именно им. На меня не смотрит вообще. Берет фен и снова прячется в ванне. Я же продолжаю просмотр фильма, в сути которого не разобрался потому, что начал смотреть с середины. Высушив волосы, Аня возвращается, кладет фен в тумбочку и выходит из зала, но потом вдруг возвращается.

- Ты будешь чай? – удивляет меня внезапным проявлением вежливости. Бросаю на нее быстрый взгляд и отрицательно качаю головой.

- Нет.

Какой чай, если на улице тридцать два градуса жары, и это учитывая, что уже вечереет и солнце давно не в зените?

Так проходит полдня. Аня то заходит в зал, усаживаясь на маленькое кресло в другом конце комнаты, подбирая под себя ноги и пытаясь вникнуть в суть происходящего на экране телевизора, то снова уходит на кухню и копошится там. Убирает, судя по звукам. Когда она в очередной раз возвращается, начинает трезвонить её мобильный из моего рюкзака. Большие глаза мгновенно взметаются, не тая немой просьбы.

- Можно я хотя бы посмотрю кто это? Может родители. Волноваться будут.

Раздумываю несколько секунд, наблюдая за тем, с каким ожиданием заяц переводит взгляд сначала на меня, а потом на мой рюкзак. Мелодия перестает наяривать и я, решив, что оттого, что она узнает кто звонил, хуже не станет, поднимаю с пола серый от пыли рюкзак и достаю оттуда старой модели смартфон. Провожу пальцем по экрану, разблокировав его.

- Юля какая-то. Думаю, это не срочно.

Блокирую и уже собираюсь вернуть смартфон на законное место, как слышу Анин слегка растерянный голос.

- Это с работы. Напарница моя. Может случилось что-то?

- Ты меня спрашиваешь? – усмехаюсь, наблюдая, как морщится её лоб, пока она пытается понять причину звонка этой самой Юли.

- Нет. Я предполагаю. Можно я перезвоню ей?

- Нет.

- Почему?

- Считай, что ты в начале двадцатого века, когда мобильник еще не изобрели. Тогда заложницы не болтали по телефону.

Челюсть на маленьком личике неодобрительно сжимается, и в глазах появляются еле заметные сполохи злости.

- Уважающий себя джентльмен никогда бы не взял заложницу. Даже в двадцатом веке.

- Ты так хорошо разбираешься в джентльменах? – черт, я даже слово это с трудом выговариваю.

- Да уж получше тебя, – осмеливается дерзить заяц, но тут же осекается, наткнувшись на мой предостерегающий прищур. – Пожалуйста, - добавляет без прежнего сарказма в голосе. – Она бы не звонила, если бы это не было срочно.

Кусает губу и нервно перебирает пальцы, в ожидании прожигая меня взглядом. Да черт с ней. Разговаривать – то она при мне будет. Протягиваю мобильный и смотрю, как девчонка встает с кресла и приближается ко мне.

Аня

Беру телефон из руки Димы и собираюсь вернуться на свое кресло, как чувствую его ладонь на своем запястье. Вздрагиваю, когда он сжимает его и кивает на диван.

- Здесь разговаривай.

Каждый раз, когда этот парень находится так близко или прикасается ко мне, мое бедное сердце готово перестать биться. Вот так и сейчас. Пока я опускаюсь рядом на диван, меня начинает мелко колотить. И это не от страха. Точнее, конечно, я все еще боюсь его, но уже нет той паники, которую вызывало его присутствие в первые часы. Сейчас настороженность переросла в хроническую стадию, когда я вроде бы уже поверила, что он не станет причинять мне вред, но ожидание чего-то плохого все еще неприятно подтачивает изнутри.